ЗОЛОТАЯ ЧАША

Прямо передо мной внизу, в широкой котловине, открываются пять синих куполов, усеянных золотыми звездочками, пять золотых главок, пять крестов в цепях, и слева возносится, сверкая голубоватой белизной, высокая новгородская звонница, — открываются в такой умилительной чистоте, оптической ясности, целомудренной скромности и сказочной русской красоте, что память отбрасывает меня к временам самых первых сознательных восприятии, к ужасам, гневу, жалости и восторгам тех времен, к рассказам матери о благочестивых князьях и богатырях русских, о мучениках за веру и правду, о храбрых ратях, о лютой злобе пришельцев-гонителей, о граде Китеже, о борьбе кривды с правдой на святорусской великой земле, — самой прекрасной из всех сущих, — о том, что необоримой силой этой земли была, есть и будет вечно — правда.

...На стене монастырского колодца есть особое изображение Богоматери с Младенцем на руках; Она встает над большой золотой чашей, благословляя мир...

История, относящаяся к основанию Псково-Печерского монастыря, скупа и малообразна. Гораздо богаче предание устное. «Печоры» значит — пещеры. Печерский край — земля крутых холмов, воды и пышной растительности. Вода, падая с высот, часто уходит под землю, вымывает пещеры.

В конце четырнадцатого века несколько спасавшихся от мира отшельников поселились в одной из печерских пещер, не вырытой руками человеческими, но «Богом зданной» в диких местах, в густом лесу, на берегу реки Каменец. Кто были эти пустынножители, откуда пришли — неизвестно, и предание сохранило для нас имя лишь одного из них — преподобного Марка, мощи которого, на протяжении веков трижды переложенные из гробницы в гробницу, и сейчас покоятся при входе в пещеры.

Спустя некоторое время, срок которого не установим, в глухие места эти пришли лесорубы из Изборска. Громадная сосна, падая, подрубленная, с крутизны, обрушилась на соседнюю — и та упала, вывернув корни. Под корнями обнаружился провал, и вдруг неискушенные лесные люди услыхали исходившее из-под земли пение, подобное «гласам ангельским». Осторожно спустились они в подземную пустоту и обнаружили, что одну из стен провала составляет отвесная песчаная скала, в которую ведет глубокая пещера. Оттуда и доносилось пение. Лесорубы внутрь пещеры не вошли, а устрашенные и взволнованные, вернулись в Изборск, и вскоре весть о необыкновенном явлении распространилась по краю, а гора, возвышавшаяся над провалом, названа была Святою.

В конце семидесятых годов XV века в эти безлюдные места, привлеченный рассказами о них, пришел из Юрьева некий священник Иоанн. Пустынножителей он уже не нашел, лишь в пещере обнаружил гроб старца Марка, имя которого он и записал в синодик. Иоанн остался на берегу Каменца, принял постриг под именен Ионы и рядом с входом в пещеры начал рьть в скале церковь во имя Успения Божией Матери. Об Ионе уже упоминает первоначальная монастырская летопись, говорит, что он «две келейцы, малы суще, на столбцы, прямо церкви пещерныя» поставил. Согласно летописи, церковь, выбитая в скале, с благословения Новгородского архиепископа Феофила, была освящена в 1473 году. С этого срока и исчисляется исторически основание Псково-Печерского монастыря.

В отличие от Киево-Печерского, которому он во многом подобен, Псково-Печерский монастырь развивался медленно, в условиях скудости и малолюдства. Скудость же доходила до того, что насельникам монастыря нечего было есть и в монастырской церкви службы совершались не ежедневно, а «по возможности». Порубежное положение малой обители, многие опасности, с этим положением связанные, непрестанные угрозы со стороны сооедей-латинян не могли привлекать в эти места искателей молитвенного уединения. При преемнике Ионы, священноиноке Мисаиле, который «монастырь ветхий состави, иже бысть на горе, и храм преподобных отец Антония и Феодосия печерьских», число иноков не превышало трех — четырех, и даже спустя полстолетия по основании монастыря, в начальный период его прочного укрепления, как повествует летописец, «братиям же тогда шестим сущим». Но именно с этого времени, когда обитель привлекла внимание боголюбивого и предприимчивого государева дьяка во Пскове Михаила Григорьевича Мунехина, начинается первый расцвет западной святыни. В Псковской летописи под 1519 годом читаем: «Начаша Мисюрь Мунехин дьяк, да его подъячий Артюша Псковитин назирати убогое место, незнаемо никимже под немецким рубежей, 40 верст от Пскова в Стайлове погосте 7 верст от Новагородка немецкого Печерской монастырь, Вифляндскую пещеру, и начаша на праздники Пречистыя Богородицы ездити со многими людьми в монастырь кормити, а монастырец был на верее горы, и нача Пречистая недужныя изцеляти, и слыша вся земля Русская, яко нетокмо крестьяне, но и латыни исцеляет, и нача Мисюрь волостьми, своею казною, по обе стороны ручья горы копати, и церковь большую созидати и в гору копаться дале и глыбже, и начаша монастырь строити в подоле меж гор... и начаша с проскурою и со святою водою к государю ездити, нача бывши славен монастырь до моря Варяжского».

Всенародной известности, а потом и славы печерская святыня достигла при преподобном Корнилии, постриженнике монастыря, к двадцати восьми годам поставленном в его игумены и пробывшем на этом посту сорок один год, до самой смерти. Это был не только подвижник, жизнью своей — по слову летописца — являвший «образ ко спасению», не только пламенный пастырь — руководитель и деятель неусыпной и необъятной энергии, но и просвещеннейший человек своего времени. Им составлен превосходный труд по истории Псково-Печерского монастыря. По заметкам летописца тех времен, преподобный Корнилий трудился и над работами светского характера, — в частности написал он историю второй половины царствования Иоанна Грозного. Сам он, как свидетельствует князь Андрей Курбский, с которым пребывал он в долгой дружбе, представлялся современникам как «муж святый и во преподобии мног и славен; бо от младости своей во мнишеских трудех провоссиял». Новгородский архиепископ Феодосий в послании к нему пишет: «занеже, сыну, сам божественное писание в конец веси».

Первой заботой преподобного было введение единого, постоянного и строгого порядка в ежедневный быт монастыря, протекавший дотоле без определенного устава. Он ввел твердые начала церковной и келейной молитвы, монастырский синодик и кормовую книгу, распорядок трудового дня, отдыха, питания. Монахи сеяли и жали хлеб, косили сено, занимались огородным и садовым хозяйством и в работах этих должны были участвовать все, вплоть до самых старых — посильно. Преподобный Корнилий расширил и украсил основной храм Успения Божией Матери, построил церкви во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, в память Севастийских мучеников и великолепный, в полной сохранности дошедший до наших дней, храм Николая Чудотворца на горе.

Но наиболее яркий след, оставленный в отечественной истории преподобным Корнилием, след отчетливо протягивающийся и к нашему времени, — это его широчайшая миссионерско-просветитёльная деятельность. Обширный край, известный нам под именем Латвии, Эстонии и Литвы, в те отдаленные суровые времена подвергавшийся беспрерывным опустошительным и кровопролитным набегам шведов, немцев, датчан, поляков, которые уничтожали и угоняли в плен и рабство целые роды, сжигали мирные селения, убивали Детей и женщин, наводили трепет и ужас и заставляли миролюбивых пахарей бросать дома, землю, хозяйство и уходить в глухие леса, — край этот, теснимый жестоким католичеством и воинствующим лютеранством, неизменно тяготел к России, с которой некогда сожительствовал в совершеннейшем мире. Уже в IX веке все племена латышские: корсь, земгола, летгола и ливь были в подданстве русском. Отец русской истории, летописец Нестор, прямо свидетельствует: «А се суть инии языцы, иже дань дают Руси: чудь и литва, зимигола, коре, либь». Древняя Ливонская летопись упоминает о данничестве латышей двум удельным русским княжествам, находившимся в подчинении князя Полоцкого. Она же говорит, что первый католический епископ Ливоний Мейнгардт обосновался в Икесколе (Икскюль) с разрешения русского князя. Упоминая об икскюльском епископстве, папа Климент III в своей булле к бременскому архиепископу замечает, что епископство это ос новано в России (in Ruthenia). Знаменитый третий епископ Ливонии Альберт Буксгевден, основавший рыцарский орден меченосцев и заложивший Ригу, платил дань русским князьям Полоцким. Племена же эстов, которых было тогда семь и которые назывались общим именем «чудь», были даже и не данниками Руси, а просто входили одной из основных частей в состав ее населения. Нестор, описывая призвание варягов, говорит, что в этом событии участвовали в качестве представителей главных составных частей государства — «словени» (новгородские), «кривичи» и «чудь». В 882 году чудь в составе русских ратей принимает участие в боевой экспедиции Олега по Днепру и в утверждении столицы государства в Киеве. В 907 году она же участвует в знаменитом походе Олега на Царьград. И только с XI века, со смертью Владимира святого, эсты, а с XIII века и латыши, подвергаются систематическому и жестокому давлению со стороны шведов и особенно немцев, и забрезжившее было в издревле языческом крае Православие угашается католичеством и. лютеранством. Генрих латыш в своей хронике так и пишет, что «только усиленными войнами латинство восторжествовало в Ливонии и Эстонии». Особенно свирепствовал в крае упомянутый выше Альберт Буксгевден, в продолжение тридцати лет с помощью своего духовно-воинского, янычарского ордена насаждавший католичество подлинно «огнем и мечом».

Широка, разностороння, многообразна была деятельность преподобного Корнилия-миссионера. Надо думать, что умел он находить такие человечные простые и убедительные слова, которые в бесхитростных сердцах пахарей и звероловов пробуждали далекие воспоминания о вере отцов их, когда-то утраченной. Несомненно, что и сам благородный облик преподобного, излучавший тепло и свет, благолепие монастырских служб и пример порядка, спокойствия и душевного лада в иноческом

быту действовали на чувства новообращавшихся. По словам летописца, игумен Корнилий «люди... чудь зовомая, научи и просвети их святым крещением; церкви постави... и пресвитеры и клирики устрой...» Основывал он новые приходы в крае, ездил и ходил по глухим местам, проповедывал, устраивал торжественные крестные ходы. Людям, изгонявшимся со своих пепелищ, давал приют и работу, поселял бесприютных на принадлежавших монастырю и пустопорожних землях, испрашивал для них всяческие льготы, уменьшал с новых крестьян монастырские повинности и гражданские подати, являл собой великий пример доброты, бескорыстия и истинно христианской любви. И нет сомнения также и в том, что те десятки тысяч эстонцев и латышей, которые и до сих пор не только хранят в чистоте Православие, но и оказывали на протяжении последних десятилетий упорное сопротивление всяческим попыткам увести их от него — нет сомнения в том, что все это потомки тех тысяч «туземцев», которых обратил в Православие преподобный Корнилий. Недаром среди православных эстонцев он один из самых чтимых святых, недаром так распространено в их быту его имя, недаром никогда не прекращается очередь иноязычных паломников к его раке, покоящейся в Успенском соборе обители.

Трагична кончина 69-летнего игумена, имя которого прославлено было уже по всей Руси. Человек государственного разума, он хорошо понимал, какое большое значение для отечества имеет порубежный Псков и дорога на Запад. С 1565 года он начинает строить вокруг обители массивную каменную стену с семью башнями-бойницами. Стена доходит высотою до пяти сажен и толщиною достигает почти сажени. По тогдашним временам это была уже солидная, рассчитанная на долговременное сопротивление, крепость. Но вот это-то «самовольство», так же как и дружба с Курбским, дает повод к клевете на игумена перед Иваном Грозным, которого уверяют, что Корнилий «передается изменникам». Дело совпадает с тем периодом в жизни Грозного, когда несчастный одинокий царь, истерзанный муками совести, истомленный внутренними нестроениями и внешними неудачами, все чаще впадает в состояние гнева и страхов, доходит до явной мании преследования. Царь решает «опустошить» Новгород, Псков, Нарву и другие города, на верность которых он не надеется. Клевета на печерского игумена приходит во-время для клевещущих. Наказав Новгород и Псков, Грозный движется к монастырю. 20 февраля 1570 года игумен Корнилий с сонмом иноков, с иконами и хоругвями выходит навстречу царю. Ни летопись, ни предание не сохранили для нас подробностей этой встречи и разговора, ей сопутствовавшего. Монастырский летописец скудно повествует о смерти преподобного: «летом сый яко 69, от тленного сего жития земным царем препослан к Небесному Царю в вечное жилище». Предание говорит, что царь, ужаснувшись своего поступка, бережно поднял обезглавленное тело игумена и отнес его в монастырь и потом уже до конца дней был щедрейшим вкладчиком в монастырскую казну. В крепость же был введен военный гарнизон.

В августе 1581 года Стефан Баторий осадил Псков. В этой борьбе за славный русский город, за веру православную против свирепого латинства принял участие и Псково-Печерский монастырь. Богатые обозы польского короля с награбленным русским добром двинулись на запад. Монахи монастыря вместе с ратниками и укрывшимися за монастырской стеной посадскими людьми перехватывали обозы, отбивали добро, среди которого не мало было икон, церковной утвари, облачений, колоколов; шедших за обозами, связанных общей веревкой пленников освобождали, а стражу и обозных людей уводили в монастырь, в плен. Узнав об этом, рассвирепевший король послал большой воинский отряд, чтобы наказать «бездушных схизматиков». 5 ноября отряд, где вместе с поляками были немцы и венгры, осадил монастырь с восточной и южной стороны. С утра до поздней ночи кипел бой, враг валами шел на приступ, солнце померкло от дыма. Но мужество невиданное показали русские люди. Женщины заряжали пищали воинов и вместе с монахами брались за холодное оружие. Дети варили воду и смолу, и потоки огненной лавы низвергались на туры и лестничные сооружения, и обожженные, побиваемые камнями, срывались и находили на земле смерть осаждавшие. В ярости устремлялись они к верхним Никольским воротам, но вместо монастырского двора встречали новую, грозную вооруженную стену и в страхе отступали. В этом бою, увековечившем имя молодого головы Юрия Нечаева, тяжело был ранен начальник отряда. Кронсбек, а помощники его, Кетлер и Тизенгаузены, попали в плен. Узнав о поражении, Баторий послал новый отряд из отборных войск на осаду обители с наказом или стереть ее с лица земли, или не возвращаться живыми. Два дня длился новый бой, — и все с тем же результатом для нападавших. Наконец, 24 ноября большие силы поляков, немцев и венгров осадили монастырь, полагая взять храбрых защитников его измором. Два месяца и пять дней, до самого мира, который вынужден был заключить Баторий с русским царем, длилась эта осада и осталась бесплодной для католиков.

Но и после этого испытания не обрела мира Псково-Печерская обитель. С 1611 года непрерывно тревожили ее шведы, немцы, поляки, литовцы. В том году отбил монастырь нашествие шведов. После них явился литовский воевода Лисовский, разгромил и разграбил посад, но монастыря взять не мог. После Лисовского пять недель и два дня стоял под стенами монастыря пан Ходкевич с отрядом, вооруженным сильной артиллерией, и остались безрезультатными семь его приступов на монастырские крепкие стены. В 1612 году наступали на монастырь немцы, в 1615 году — шведы. Лисовский восемь лет подряд держал обитель в постоянной боевой готовности неожиданными и частыми набегами. Так об этих временах повествует Псковская летопись: «а еже рещи многое разбойническое нападение восемь лет пана Лисовского, и частое его нахождение на Ее честную обитель, днем и нощию, несть мощно изрещи; но от всех его нахождений сохрани дом Свой, токмо пакости учини многи, посад и дворец сожже, и людей поби...» В 1630 году приключился в крае жестокий мор и почти опустела обитель. И едва поднялась к жизни, как новая беда обрушилась на стены ее — нашествие литовцев. В 1655 году вновь пытались овладеть монастырем шведы. В 1688 году сильный пожар уничтожил все хозяйственные постройки, и повредил основные здания монастыря. В 1701 году Петр Великий окружил стены монастырские глубоким рвом с водою и насыпал валы. Через два года в последний раз напали на монастырь шведы и только в 1721 году с заключением Ништадтского мира обитель оказалась вдали от границы и боевых тревог.

Росла, укреплялась, богатела обитель, обзаводилась землями, угодьями, поместьями, подворьями, отовсюду из самых далеких краев боголюбивой земли русской стягивались к ней паломники, чтобы приложиться к святыням ее, посетить пещеры, послушать монастырское уставное пение, подышать росным запахом вековых елей печорских. Широким потоком текли пожертвования и вклады, богатые подарки слали ей цари, бесценные сокровища хранила ее ризница. Выходили из стен обители, из питомцев-постриженников ее епископы и митрополиты, и еще в трудные боевые годы один из архимандритов ее, Иоасаф, удостоился возведения в сан Патриарха всея Руси.

В первую Отечественную войну, с нашествием завоевателя Европы опасность грозила прежде всего западным областям России. Уже был взят Полоцк, гроза нависла над Псковом. 6 октября 1812 года в Псково-Печерской обители подняли основную святыню, образ Успения Божией Матери, тот самый, который впервые принесен был во Псков во время осады порода Баторием и который 231 год потом недвижно оставался в монастыре. 7 октября крестный ход с прославленной иконой обошел псковские стены, и в тот же день войска русские под командованием героя войны генерал-фельдмаршала Витгенштейна освободили плененный Полоцк. В память этого события Витгенштейн внес в монастырь большой денежный вклад. Так возник последний по времени храм монастыря — величественный Михайловский собор.

Процветала, украшалась, славилась одна из великих святынь Русского Православия до конца первой мировой войны. По неправедному Версальскому договору отошла она в пределы буржуазной Эстонии и целых двадцать лет была в отрыве от народа, ее создавшего и возвеличившего. Только в 1940 году возвращена она была Родине, но увы — через год вновь загремели над нею тяжкие военные громы. В жестокие годы немецкой оккупации замерла жизнь в тихой обители, давно утратившей свою внешнюю пышность, свои богатства, свое прежнее влияние. Поредели ряды иноков, прекратились торжественные крестные ходы, печаль легла на храмы, кельи, сады монастырские, и подобно «гласам ангельским» печерской древности доносилось тихое молитвенное пение из глубин пещерной церкви. Шумел край партизанскими восстаниями; русские, латыши, эстонцы, литовцы согласно поднимались против извечного врага-поработителя, и тайно связана была обитель с освободительными силами. Через суровые испытания прошла она, и были бы, наверное, порушены ее камни, если бы стремительное продвижение Советской Армии не остановило разрушительной злодейской руки и не вернуло русскую святыню к новому процветанию, к новой славе...

Немцы, шведы, поляки, литовцы, словаки, турки, угры (венгры), волохи (румыны) и уже совершенно неведомые агаряне и мултяне разоряли, грабили, жгли малую окраинную пустынь.

На недолгих жизненных путях задел и меня последний шквал, пронесшийся над многострадальной пустынью, протянул незримые нити от сердца моего, русского, к святым ее стенам, сделал меня сострадателем ее. Опустошительный и страшный ход зверя видел на стогнах Европы Западной, кровавый след его, смертельно-раненого и оттого еще более разъяренного, обезумевшего, шел перед глазами моими на полях великой моей Родины... На коленях моих лежит альбом, тщательно собранный здешним игуменом Сергием. Вот разбитый, еще в пятнах маскировки, величественный Михайловский собор. Вот обугленные стены трапезной. Вот зияющие черной пустотой окна и взлохмаченная крыша братского корпуса. Вот схиепископ Макарий, убитый вражеской бомбой в то время, когда он стоял на молитве.

Жарок и тих августовский день. Вновь светятся белилами и киноварью возродившиеся монастырские стены, возносятся лазурные, в звездах, купола, сияют в густой зелени золотые кресты. Скрипят по дорогам возы, тянутся к монастырю, дозревает монастырская рожь, пчелы гудят над ульями, под тяжестью плодов гнутся деревья в садах, белые и красные розы цветут по склонам зеленой котловины. Дивная чаша, драгоценный потир, до краев наполнена золотым солнечным светом,-неистребимым, доколе стоит на земле жизнь.

Р. Днепров