ИСТОРИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Все великое в земной жизни начинается незаметно. Подчас событие, которому суждено повернуть весь ход мировой истории, получает свое начало при самых скромных обстоятельствах. От самых проницательных людей ускользает его историческое значение.

Эта ночь — ночь с 27 на 28 мая 1945 г. — ничем ни отличалась от других весенних ночей. Так же было свежо, так же вздыхала ночными шумами уснувшая Москва, так же спешили на покой запоздавшие прохожие.

В жизни же Русской Православной Церкви по воле Господней совершалось в эту ночь величайшее в ее истории событие: первый из Русских Патриархов Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий отъезжал в страны Ближнего Востока, начиная путь с паломничества во Святую Землю. Святейшего сопровождали: Митрополит Крутицкий Николай, Архиепископ Тульский Виталий, протопресвитер Н. Ф. Колчицкий, иеромонах Ювеналий, священник Михаил Зернов, протодиакон С. Туриков и др. На аэродроме Святейшего провожал Г. Г. Карпов, его заместитель С. М. Белышев, митрополит Киевский Иоанн, и несколько близких людей. Посидели по старому русскому обычаю, поцеловались, расселись в роскошном «Дугласе», предоставленном правительством Патриарху, истово перекрестились, и паломничество началось. Наш самолет, управляемый Героем Советского Союза Новиковым, парил высоко в небе, внизу бежали города, поселки, реки, леса. Точно гигантский план нашей Родины развертывался постепенно перед глазами. Был четвертый час утра. Скоро все задремали в мягких креслах. Дремал Святейший, его лицо стало строже, чем обычно, потому что глаза были закрыты. Дремали и ближайшие сотрудники Патриарха—митрополит Крутицкий Николай и протопресвитер Н. Ф. Колчицкий. Невозмутим был иконописный лик мирно спавшего архиепископа Виталия, в 75 лет предпринявшего такой далекий путь без колебания и боязни. Гудел мотор однообразным неумолкаемым шумом; километры бежали с головокружительной быстротой, а казалось, что стоим на месте. Вот показалась Волга, вот остался позади город-герой Сталинград, возникающий в новой красоте из величественных развалин. Все проснулись, завязались разговоры.

Вот наконец и Баку, первая и последняя остановка на родной земле. Настоятель местного храма вышел навстречу.

Совершены необходимые формальности, и самолет уже в небе на высоте пяти километров. Мы над Ираном. Становится жарко. Самолет спускается в Тегеране. Здесь первая более длительная остановка.

Встреча на аэродроме сразу подтягивает всех спутников Святейшего. Огромное значение поездки Патриарха становится очевидным. Встречают Патриарха и представители местных православных, и члены и служители Армянской Церкви, и представители иранских властей и члены нашего советского посольства. Обмен речами. На автомобилях через весь Тегеран Святейший и его спутники приезжают в гостиницу «Дербент». Здесь и проводит свою первую ночь на чужой земле Первостоятель Русской Православной Церкви, предварительно сделав визит советскому послу Максимову.

Рано утром двигаемся дальше. Туда, к святым местам, неудержимо рвется душа и как бы ни интересно было кругом, ничто не может задержать паломников. Вот уже снова мы в воздухе, на этот раз на английском самолете. Со Святейшим лишь часть его спутников, остальные должны выехать через день. Остановка в Багдаде. Жарко. Так жарко, что начавшаяся еще в Баку и усиливающаяся в Тегеране жара вспоминается здесь как весенняя прохлада. Как и в Тегеране, в Багдаде нас встречает множество различных значительных лиц или их представителей. Недолгая остановка, и мы снова летим. На этот раз это последний взлет: опять с самолетом мы встретимся уже на обратном пути. Тигр и Евфрат далеко внизу. Вот они места счастливой юности человечества, и как затвердела и иссохла человеческая некогда чистая и безгрешная душа под влиянием греховных страстей, так затвердела и плодороднейшая земля, так иссохла и роскошная зелень некогда земного рая. Все желто кругом и лишь изредка чахлая зелень у берегов. Скорее от этих мест туда, где пробился источник живой воды, освеживший затвердевшую душу человечества божественным учением, в места рождения, жизни, смерти и воскресения Господа нашего Иисуса Христа!

Самолет спустился в Дамаске. Многое в истории человечества связано с этим городом, но христианин прежде всего вспоминает, что это тот город, куда стремился убежденнейший противник Христа, пылающий гневом против христиан, чтобы противоборствовать начинающей торжествовать истине. Христианин вспоминает, что здесь, у стен этого города, произошло чудесное возрождение погибающей души, которую Сам Господь избрал для великого подвига, что здесь в этом городе принял святое крещение великий учитель первоверховный апостол Павел, которому так многим обязана Святая Христианская Церковь.

В Дамаске была вторая остановка, неспокойная, так как в городе было волнение, и рано утром 30 мая Святейший покинул его. К вечеру мы были уже в столице Ливана — Бейруте. «Праведник яко феникс процветет и яко кедр иже в Ливане умножится» невольно повторял каждый из нас, когда мы пересекали границу Сирии и Ливана. Машины бежали в гору все выше и выше и, наконец, перед нашим взором открылось великое Средиземное море, море, берега которого были свидетелями зарождения культуры, волны которого бороздили первые суда человечества. Здесь же у этих берегов строил Ной свой благословенный ковчег.

Был уже вечер, облака клубились в горах и часто закрывали от глаз безграничные просторы моря. Всю его красоту мы поняли и оценили на другой день утром, но и теперь мы не могли оторвать от него глаз.

Третью ночь мы спали в Бейруте, в гостинице «Нормандия», убаюкиваемые шумом морских волн... Здесь же в этой гостинице состоялась встреча Святейшего Патриарха Алексия с Патриархом Антиохийским Александрам. Последний обещал Святейшему приехать в Иерусалим и сопровождать его в дальнейшем.

Патриарх Александр, воспитанник Киевской духовной академии» знает русский язык, любит Россию и Русскую Церковь горячей любовью и его обещание сопровождать Святейшего было очень приятно всем нам. Но вот наступило историческое утро. В шесть часов двадцать минут утра Святейший и его спутники выехали из Бейрута в Иерусалим.

Иерусалим!... Чье христианское сердце не замирает сладко при этом священном слове?! Кто из христиан не мечтал в долгие бессонные ночи побывать хоть раз за его святыми стенами?! Иерусалим, падавший и возвышавшийся, Иерусалим древний и вечно новый, разрушенный и снова воскресавший во всей своей красоте, — скоро, скоро мы увидим тебя и поклонимся твоим великим святыням, равных которым не было, нет и не будет святынь на земле.

Машины бегут по берегу моря. Вот сейчас оно предстало во всей своей ослепительной красоте. Яркоголубое, оно отливает бесчисленным количеством оттенков, от бирюзы до изумруда. Вдыхая морской воздух, откидываемся на спинки сидений и взоры невольно обращаются к небу. Оно тоже голубое, тоже яркоголубое, но какое спокойное, ласковое, простое и в то же время величавое! Какая разница с морем, вечно движущимся, волнующимся, пенящимся... Не олицетворение ли это нашей земной, беспокойной, стремящейся вперед жизни и вечного бытия? Господи! Сама собой выливается из сердца импровизированная молитва, как прекрасно и мудро все то, что создано Тобою, сделай же нас достойными вступить в пределы избранной Тобою земли, Святой Земли!

Машины остановились. Таможня. Все формальности закончены довольно быстро. Машины вновь рванулись вперед. В девять часов тридцать минут утра 31 мая 1945 г. Русский Патриарх Его Святейшество, Святейший Алексий, Московский и всея Руси Патриарх — въехал в пределы Палестины. Историческое мгновение наступило. Первый из Русских Патриархов, Глава самой обширной из Православных Церквей вступил на Святую Землю. Все вперед и вперед бесшумно бегут машины. Остановка в Хайфе. Средиземное море уходит вдаль... Все ближе и ближе Иерусалим — центр Святой Земли, символический центр мира; все дальше и дальше врезаются наши машины в Палестинскую землю. И она, Палестина, охватывает нас своею библейскою красотою. Вот они женщины с сосудами на головах, вот они колодцы, у которых так много свершилось библейских событий, и вот они, наконец, стада — библейские стада с пастухом во главе стада. Во главе, а не сзади. Не подгоняет он бичом непослушное стадо, а спокойно идет впереди, уверенный в том, что овцы идут за ним, идут одна за другой бесконечной вереницей. Овцы знают голос своего пастуха и слушают его, потому что ведет он их к пастбищу или к дому, потому что охранит их от волков и воров и пропастей земных. Не так ли ведет нас и тот, кто едет сейчас перед нами в головной машине, первый пастырь Русской Православной Церкви? Не знаем ли и мы его голоса, не слушаемся ли и мы каждого его слова? Не уверены ли в том, что он охранит нас и от волков, и от воров и удержит у края пропасти?

А машины все бегут и бегут... Машины! Они встречаются ежеминутно, в небе летают самолеты. Сколько их встречается по дороге этих машин, а сколько самолетов в небе! XX век виден всюду: и в бензиновых колонках, и в английских войсках, и в радио, и в одежде, наконец, но кажется... кажется, что XX век—это картина, нарисованная на другой, очень древней картине, написанной две тысячи лет тому назад, и эта картина властно просвечивает из-под новых красок, охватывая собой мысли и чувства и воображение паломников. Виднеется вдали древняя Лидда... Много камней, много песка; попадаются смоковницы. Так и кажется, что около них стоят апостолы, стоит Тот, чье Божественное имя неустанно звучит в ушах с первого же шага по Святой Земле. Кажется, что во-вот протянется рука, тонкая рука неземной красоты и укажет на смоковницу, не принесшую вожделенного плода. Так ярко рисуется эта картина, что стремительно нагибаешься вперед, чтобы не упустить мгновения, когда осыпятся листья с осужденного дерева, чтобы взглянуть на мгновение на Божественный Лик... но смоковница далеко. И тогда вперяется взор в камни, эти безмолвные свидетели величайших событий, современники земной жизни Господа нашего Иисуса Христа. Хочется крикнуть им: «Расскажите, что вы видели! Поделитесь тем, что слышали!..». Но они молчат... до поры, до времени. И истомленная от нахлынувших впечатлений изнемогает плоть. Тихо струятся по лицу слезы, и уста шепчут молитву... Его молитву: «да святится имя Твое!»

Вдали показались черные фигуры — это приехали встречать Патриарха Алексия наместник Иерусалимского Патриарха, архиепископ Севастийский Афинагор, московский гость в дни Поместного Собора, и архимандрит Феодорит. Машины останавливаются... Братские лобзания. Святейший надевает белый куколь, остальные — клобуки и камилавки. Это последняя остановка: через пятнадцать километров — Иерусалим!.. В три часа тридцать минут мы въехали в него. Улицы полны народа. Приветственные крики. Аплодисменты. Кого-кого тут нет: и евреи, и арабы, и англичане, и армяне, и копты, и турки и наши соотечественники, застигнутые здесь войной 1914 г. Все ликуют! Все понимают, что они сегодня участники исторического события. Эта шумная встреча трогает нас. Их будет еще очень, очень много таких встреч впереди, и они захватят нас своей искренностью и своей экспансивностью, но сейчас сыны XX века должны простить нас. Как ни ярки и ни разнообразны их костюмы, как ни громки их крики, как ни искренна их радость, — мы жадно ищем за ними те толпы, которые кричали «Осанна», те улицы, по которым ступали божественные стопы Спасителя. И кажется нам, что вот, вот выбегут дети и мы услышим «Осанна», увидим отроков с пальмовыми листьями, будем свидетелями торжественного входа Господа во Иерусалим.

Давидовы ворота... Здесь все выходят из машины. Проехать к храму Воскресения нельзя — можно лишь пройти. Узкие улички не позволяют развернуться движению, и в этом есть какое-то глубокое священное значение. Никто гордо не подъедет к величайшим святыням, но всякий будет пешим паломником, каких бы почестей ни достиг он на земле. Все равны перед Голгофой и Гробом Господним, источником нашего спасения. Мы двинулись, окруженные епископами и архимандритами, вышедшими встречать нас у Давидовых ворот (среди них в парах с нами шли армянские архимандриты и священники). Наш слух поражает какой-то равномерный стук. Это кавасы — восточные телохранители, которые будут с нами неразлучны во все время нашего пребывания в Палестине. Это они ритмично стучат своими жезлами о камни мостовой. Так же застучат даже тогда, когда во время торжественной ночной службы у Гроба Господня пойдем мы с великим входом вокруг Святой Кувуклии. Опять крики восторга, опять аплодисменты. У дверей Патриархии происходит встреча двух святителей, ангелов Иерусалимской и Русской Церквей. Облобызавшись, они идут рядом впереди всех нас. Мы идем ко Гробу Господню. Волнение достигает высшего предела. Уже не видишь никого, никакие конкретные воспоминания, никакие ассоциации не возникают в мозгу. Да мозга как бы и нет! Ум молчит. Зато полным голосом говорит сердце. Оно царствует в это мгновение безгранично и бесконтрольно, токи неземного блаженства изливаются из него, охватывают душу и заставляют ее трепетать, заставляют плакать и ликовать, ликовать и рыдать счастливыми слезами.

Еще шаг — и храм Воскресения перед нами.

У входа в храм духовенство в светлых ризах торжественно встречает Святейшего. Иерусалимский Патриарх Тимофей проходит внутрь храма, а Патриарх Алексий возлагает на себя мантию, вступает в храм и кадит Камню помазания, первой святыне храма. Здесь на этом месте, обливаясь слезами, Иосиф, Никодим и жены мироносицы помазывали благоуханными маслами Тело Спасителя, самое совершенное из совершеннейших человеческих тел, красота которого была неописуема, потому что это было Тело Богочеловека. И когда вслед за Патриархом мы преклонили колени перед Святым Камнем и облобызали его, мраморная плита, лежащая на нем, чем-то неуловимым напомнила нам Божественное Тело, и дрожь святого восторга пронизала нашу грешную плоть. Мы пошли влево от камня и вошли под своды величественного храма, в центре которого стояла Святая Кувуклия (мраморная часовня), хранящая внутри себя самую великую святыню, бесценное сокровище человечества — Гроб Господень. Перед входом пылают величественные подсвечники. Везде народ—он стоит, висит на стенах, лежит на полу. «Христос Воскресе» победным гимном звучит под сводами храма по-гречески, по-русски. Но вот Святейшему подают Евангелие; все смолкают, умолкают и колокола, все время победно звонившие во славу исторического дня. Полнейшая тишина. Слышен только голос Патриарха, читающего воскресное евангелие. Впервые благая весть оглашается у Гроба Господня на славянском языке из уст Русского Патриарха. Кто не знает воскресных евангелий? Кто с волнением ни внимал этим радостным словам во время трогательно прекрасных русских всенощных (неизвестных, кстати сказать, на Востоке)? Мы, русское духовенство, знаем их наизусть. Но сегодня они нам кажутся совершенно новыми, невыразимо прекрасными, словно впервые слышим мы радостную потрясающую весть о том, что Христос воскрес, и, истово крестясь, не отрываем мы глаз от лица Святейшего, который благовествует нам. Нервы не выдерживают, голос Святейшего дрогнул, показались слезы, и, вторя ему, зарыдал храм плачем радости и восторга. Если возможно на земле райское счастье, то мы испытали его в это навеки незабываемое мгновение.

Святейший и митрополит Николай входят в Кувуклию, в придел Ангела. Это первая, большая часть часовни. В центре ее — большой обломок камня, которым завален был вход в гробницу и который, как повествует евангелие, был отвален от Гроба Ангелом. На нем ставится престол, когда у Гроба совершают литургию православные. Патриарх и митрополит, преклонив колени, приложились к нему и направились во вторую, меньшую по размеру, но большую по значению часть часовни, — ту часть, которой является Святой Гроб. Проход, отделяющий обе части друг от друга, очень низенький. Благоговейно склонившись, святители вошли во Святая Святых христианского человечества и преклонили колени перед естественным гробом, выдолбленным в скале и ныне обложенным мрамором, на каменных плитах которого покоилось Божественное Тело в часы, когда совершилось спасение мира. Победа над смертию одержана здесь. О, с каким ужасом взирает падший Денница на это святое место, какою ненавистью пылает его черное сердце! Но он бессилен перед Ним, перед Святым Гробом Спасителе мира... Это бессилие ощущаем мы всем своим существом, потому что тот божественный восторг, который светлым огнем неугасимо горит в сердце в эти минуты, невозможен был бы в присутствии черных сил ада. Господи! Продли это счастье, запрети и впредь входить в сердца наши демонам зла. Как ощутимо понятным становится теперь состояние апостолов в светлый час Преображения Господа!

Между тем мы все вошли в придел Ангела и, когда склонялись к камню, лобызая его, нашим глазам представилась умилительная картина. Его Святейшество и митрополит преклонили колени перед Гробом и приникли к Нему с радостными слезами. Не Петр ли это, вошедший первый, и не Иоанн ли, последовавший за ним, уверившиеся собственными глазами в исполнении заветных чаяний человечества, радостно рыдают у Гроба своего Учителя и Господа?!.. Не выйдут ли они сейчас к нам, не воскликнут ли победное «Христос Воскресе»? И словно улавливая наше настроение — а не уловить его невозможно: ведь все мы сейчас живем одним, наши души победили преграды наших тел, мы все едины в Воскресшем Христе, — улавливая это настроение, Святители громко и уверенно запели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». «И сушим во гробех живот даровав», — воскликнули мы и с нами весь народ, переполнявший собор. «Христос воскресе» гремит под сводами храма. «Христос воскресе» стучат наши сердца, «Христос воскресе» поет душа и уста, неделимые в своем восторге. О, если бы всегда душа и уста были неделимы! О, если бы всегда душа была так восприимчива к духовному счастию! О, если бы всегда уста были так правдивы, как в этот счастливейший день нашей жизни, единственный день, неповторимый день!

Так наступила долгожданная историческая минута, вспыхнула ослепительным огнем невыразимого счастья и прошла: «Остановись, солнце», хотелось крикнуть нам, и мы могли бы крикнуть, ибо вере все возможно, а в этот миг вера была несокрушима, но мы были счастливы этой минутой и не искушали Господа своего.

Святители, не оборачиваясь спиной ко Гробу Господню, вновь вошли в придел Ангела. Мы заняли их место и долго лобызали Священное Ложе. Затем все пошли торжественной процессией в Храм Воскресения, находящийся под одной крышей с тем храмом, где находится Кувуклия. Этот храм также переполнен народом. Святейший восходит на возвышенное место, устроенное посреди храма, как это делается у нас при архиерейских служениях. На Востоке так не делается, и епископы стоят сбоку на своих стасидиях, а если выходят на середину, то стоят на обычном полу. Видимо, эта кафедра—дань уважения русским обычаям. Мы как-то по-новому смотрим на Патриарха, новыми глазами: ведь это первый Патриарх Русской земли, удостоившийся поклониться Гробу Господню. Недаром его восшествие на древний патриарший престол было ознаменовано таким выдающимся событием, как съезд в Москву представителей всех Православных Церквей. Прекрасно началось высокое служение! И все мы невольно прониклись убеждением, что еще много и много важного совершит этот Первосвятитель Русской Православной Церкви.

Из алтаря раздается негромкий голос блаженнейшего Тимофей. Патриарх нездоров, но ради высокого гостя он пришел в храм и приветствует его, говоря, что Мать всех Церквей искренно радуется приезду в Иерусалим первого из русских Патриархов. Со своего места Святейший патриарх Алексий произносит ответное слово [1], по окончании которого возлагает на себя епитрахиль и малый омофор и совершается краткий молебен на славянском языке. Архидиакон Гроба Господня— русский (Вениамин Петухов). Он служит по-славянски, но есть что-то чуждое нашему уху в его выговоре. Оторванный от матери-Родины, он, видимо, начинает понемногу забывать ее язык. И невольно мы, русские, вознесли в этом священнейшем для нас месте горячие молитвы о родной земле. Как остро почувствовалась любовь к Родине! Как искренна и глубока была молчаливая молитва о ней! Молебен окончен. Все вошли в алтарь. Святейший приложился к престолу, и затем началось восхождение на Голгофу. На нее можно подняться прямо из алтаря, а также и от Камня помазания, если итти направо, а не налево. В скобках сказать, никогда ни один епископ не восходит на нее в митре в знак величайшего смирения перед величием страданий Спасителя. Вновь затрепетала душа, и именно затрепетала. Не восторг, а иное чувство — чувство тихой грусти охватило душу и опять подступили к горлу слезы: отрадные, но не радостные, горькие, но в то же время благодатные.

Голгофа — каменная гора. Но чтобы увидеть камни горы, надо посмотреть в специальное окно внизу у входа на Голгофу (вправо от Камня помазания), потому что гора вся обстроена стенами храма.

Вот мы на Голгофе. Перед нами отверстие, оставшееся в скале от креста. Над ним престол. Все благоговейно преклоняют колени перед местом величайших страданий и лобызают края отверстия. Рядом расщелина—та расщелина, которая образовалась в тот момент, когда померкло солнце и земля потрясеся. Мы приложились и к ней. И вдруг с чрезвычайной ясностью, почти физически ощутимой, предстала перед глазами картина смерти Спасителя. Черные тучи, внезапно налетевший вихрь, зигзаги молнии, сухой треск раздираемой завесы, лица, искаженные злобой, застывшие в немом ужасе, — и над всем этим бледное лицо неземной красоты, прекрасное и в спокойствии смерти. Спокойствие вдруг овладевает нами. Волнения дня оставляют нас. Впервые каждый отдает себе отчет в том, что он достиг величайшего счастья сегодня: был у Гроба Господня, был у Голгофы. Что-то переломилось в душе: уже нельзя жить так, как жилось раньше, уже нельзя так думать, как думалось раньше. Жизнь до этого дня — одно, жизнь после него — другое. Сосредоточенное, как бы строгое выражение лиц почти у всех. Мы поклоняемся месту, где прибивали Господа ко кресту, и спускаемся вниз, в алтарь. Здесь вновь приветствия святогробского духовенства, этих стражей Святых мест, и затем, в том же порядке, торжественная процессия возвращается в Патриархию. На улице приветствия не умолкают. Крики и аплодисменты оглушают и кажутся странными после только что пережитого. Но искренность их подкупает. Ведь любовь искренняя и нелицеприятная, как бы она ни выражалась, никогда не может не тронуть сердца истинных служителей Православной Церкви Христовой.

В Патриархия, в тронном зале, все расселись, и мы впервые почувствовали усталость. В это время присоединилась к нам остававшаяся в Тегеране группа во главе с архиепископом Виталием. Патриархи вновь обменялись приветствиями, и затем все были отведены по приготовленным для них покоям. Но Святейшему не удалось отдохнуть. Начались визиты. Представитель верховного комиссара, иерусалимский губернатор, греческий принц Петр и принцесса греческая Ирина, консулы Югославии и Чехословакии, представители русских общин — визиты бы продолжались до ночи, но остальных визитеров попросили приехать после, так как Святейший чрезвычайно утомился. После братской трапезы все разошлись на покой. Так окончился этот день, исторический для Русской Православной Церкви, знаменательный для каждого из нас. Горяча была в этот вечер обычная келейная молитва каждого из нас. Эта молитва была сегодня благодарственной молитвой.

На другой день, 1 июля, Его Святейшество со всеми своими спутниками в сопровождении архиепископа Афиногора и других лиц посетил Вифлеем. Быстро бегут машины, и каждую минуту архимандрит Наркис, сопровождающий нас, указывает места, полные священного значения для нас, христиан. Вот Долина гигантов, где, по преданиям, Давид победил Голиафа, вот гроб Рахили, любимой жены патриарха Иакова, к которому и теперь стекаются на поклонение еврейки, молясь о разрешении неплодства. Вот монастырь во имя пророка Ильи, построенный на месте, где не раз пребывал великий пророк. И опять, как вчера, все современное кажется миражем, который вот-вот исчезнет и раздастся обличающий голос пророка Ильи, свист пращи Давида, рыдания неутешного Иакова. Пусть прошли века, но земля та же, солнце то же, растительность такая же.

За поворотом дороги неожиданно перед глазами предстает Вифлеем: «И ты, Вифлееме, земле Иудова, ничем же меньши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет Вождь иже упасет люди Моя Израиля». Он очень красив, этот город, искренно любимый нами с раннего детства. Ослепительные лучи солнца делают его лучезарным. Как и в Иерусалиме, на улицах города теснится народ, приветствуя с восторгом Московского Патриарха. Но кажется здесь этот восторг почему-то наивнее, что-то подкупающе-детское есть в этих ослепительных улыбках, открывающих белоснежные зубы, в этих бурных аплодисментах, в свисте — знаке наивысшего восторга на Востоке. Очень много детей — они повсюду. Но это не удивляет нас. В каком же городе на земле и быть детям, как не в Вифлееме! Конечно, это фантазия — детей, наверно, здесь столько же, как и в других городах, но таково наше настроение. Ведь с утра воспоминания евангельских повествований о Рождестве Божественного Дитяти не оставляли нас.

Опять торжественная встреча. Двумя длинными рядами выстроилось на улице греческое духовенство в светлых ризах. Двое священников поднесли Святейшему крест и евангелие. Он облачился в красную патриаршую мантию и через низенькую дверь (таков главный вход) вошел в храм. Храм очень красив. В два ряда тянутся от входа до алтаря колонны. Прекрасна недавно открытая старинная мозаика пола. Поражает старинная живопись. Но все это осозналось после, а сейчас все мысли устремлены к Божественной пещере. В наше время она уже не на поверхности земли, а под землей, под алтарем храма. Мы спускаемся в нее по лестнице. Вот она! Над местом, где родился Господь, воздвигнут престол. Само место покрыто серебряной звездой. Справа место, где стояли ясли, увезенные теперь почему-то в Рим. И опять, как вчера, душу охватывает чувство неземного восторга. Он также сладостен, этот восторг, но его оттенок иной, чем у Святого Гроба. Тот восторг можно сравнить с ослепительной красотой полуденного солнца, этот — с пленительной красой утренней зари.

Святейший возлагает на себя епитрахиль и малый омофор. Начинается молебен. Греки по-гречески поют тропарь и кондак Рождества, а затем запевы девятой песни, последние поются очень красивым напевом. После них мы поем тропарь и кондак по-славянски. С детства знакомые слова приобретают, как и вчера, новый смысл, новое звучание. Святейший читает евангелие, читаемое в храмах на Рождестве. Слушая его, нам кажется, что наш Патриарх—сам один из тех пастырей, которые первые поклонились Божественному Младенцу. Кажется он нам и волхвом, принесшим в дар Спасителю свою любовь и любовь его бесчисленной далекой паствы. Молебен окончен. Мы лобызаем священные места и поднимаемся наверх, в храм. Патриарх восходит на патриаршее место и начинает благословлять народ. Происходит что-то неописуемое. Английская полиция, начальство монастыря и наши иподиаконы ничего не могут поделать с народом. Все спешат получить благословение Святейшего и восторженно шумят, шумят, шумят... Непривычно это нашему уху, этот шум в храме, но он происходит не от отсутствия благоговения, а от особенностей восточного темперамента: даже молитвенный восторг выражается на всем Востоке чрезвычайно бурно, в любом, в самом святом месте. Благословение окончено. Побывав у настоятеля, мы снова садимся в машину и, как всегда сопровождаемые криками восторга, отъезжаем от места, где впервые человечество услышало младенческий голос Богочеловека, в место, где Он произнес Свои последние слова. Мы едем на Елеон. По дороге обращает на себя внимание гора, похожая на потухший вулкан. На ней развалины дворца, детоубийцы Ирода. Там сидел он, пылая бессильной злобой и слушая волхвов. Там изрек он свой беспощадный приказ, сделавший имя его нарицательным на вечные времена. Как часто упоминалось его имя на нашей родине в страшные дни немецкого нашествия! Быстро проехав через Иерусалим, мы миновали Долину плача, где, по верованию евреев, должен произойти Страшный суд и где каждый верующий еврей желал бы быть погребенным (все эти подробности сообщает нам архимандрит Наркис). И вот перед нами Елеонская гора. Машины привозят нас на вершину. Мы входим в маленькую часовню, посредине которой стоит камень с отпечатком стопы Спасителя. Это тот камень, который русские паломники называли ласково «стопочкой». Приложившись к камню и спев тропарь Вознесению, мы выходим из часовни и осматриваем каменные престолы, окружающие часовню. На них в день Вознесения прямо под открытым небом совершаются литургий. Все мы смотрим на небо голубое, глубокое. Вспоминаются наши полеты. На пять с лишним километров поднимались мы и оттуда смотрели на небо. Оно такое же глубокое, такое же голубое, и ничтожной кажется нам высота наших полетов. Величие небесной тверди охватывает нас, и мы несколько мгновений молчим, потрясенные святостью и величием места, и кажется, что мы воочию видим в небесной глубине удаляющуюся фигуру Спасителя мира.

Посетив Русский Елеонский монастырь, мы направились в Малую Галилею, в летнюю резиденцию Патриарха Тимофея. Войдя за ограду, спешим к месту, где явился Господь Своим ученикам по Своем воскресении. Здесь же место, где вкусил Он рыбы и хлеба, утверждая тем Свое телесное Воскресение. Недалеко еще часовня, воздвигнутая на месте, где Ангел явился Божией Матери, принеся Ей весть о близком Ее успении. Помолясь во всех этих священных местах и немного отдохнув, поехали обратно в Иерусалим готовиться к службе у Гроба Господня, которую нам предстояло служить ночью. В Иерусалиме нас встретил Антиохийский Патриарх Александр, с этой минуты не оставлявший нас до самого отъезда нашего из Дамаска.

С особенным чувством читали все мы вечерние правила, готовясь к литургии, единственной в жизни: литургии у Гроба Господня. В час ночи собрались мы все в вестибюле Патриархии. Настроение у всех приподнятое. Оно живо напоминает нам настроение Светлой ночи, лучшей ночи в году. И как счастливы мы все, что в этом году Господь сподобил нас прожить две таких ночи. В час двадцать минут вышел Святейший, и мы все двинулись за ним. Звонко стучали в ночной тиши булавы кавасов, гулко раздавались наши шаги. Что-то незнакомое и в то же время близкое в этих кривых уличках, озаренных лунным светом, по которым идем мы служить у Гроба Господня. Как же не быть близкими нам этим незнакомым улицам: ведь так же, должно быть, светила луна в ту ночь, когда в отчаянии бродили по этим уличкам апостолы, стадо, лишенное пастыря, не зная, что уже свершилась радость, так же было тихо, так же пели петухи, растравляя наболевшее сердце апостола Петра. За нами идет маленькая кучка народа, — это русские, пришедшие помолиться с нами и ожидавшие нас у дверей Патриархии. Как напоминает эта кучка жен мироносиц!

Но вот и храм. Яркий свет, врывающийся из открытых дверей храма в сумрак ночи, кажется тем неземным светом, который исходил из гроба в момент Воскресения! Фигуры вышедших навстречу священнослужителей — не фигуры ли ангелов? Встреча такая же, как и в первый раз. Приложившись ко Гробу, на котором уже греческий иеромонах совершил проскомидию, мы прошли в алтарь храма Воскресения и там облачились. Затем торжественной процессией вернулись к Кувуклии и начали литургию. Вряд ли надо говорить о том, с каким благоговением служили мы... Если в обычном храме, в обычное время трепещет душа священнослужителя, совершающего величайшее таинство — евхаристию, то трепет души в эту ночь каждого из нас перешел за рамки естественного чувства, описать его нельзя: есть переживания, не передаваемые словами. Но память об этом небесном трепете останется в сердце каждого из нас навсегда. Ее унесем мы в могилу, с нею предстанем пред Великим Судией в день Страшного Суда. Служили по-гречески и по-славянски. Народу в храме было очень много, несмотря на то, что была глубокая ночь. Наш трепет передался молящимся. Многие плакали, а после конца литургии восклицали: «Мы пережили вторую Светлую ночь». Какое это счастье для священнослужителя, когда чувство, переполняющее его душу во время служения, становится понятным молящимся. Воистину едиными усты и единым сердцем молились мы!

Утренняя заря улыбалась нам, когда, умиленные и размягченные сердцем, возвращались мы в Патриархию. Смотря на лучи восходящего солнца, вспоминалось нам русское старинное поверие, что в пасхальную ночь «играет» солнце, и мы невольно ждали, что и сегодня оно будет «играть», то есть переливаться всеми лучами радуги, в унисон нашим душам и нашим сердцам.

Выпив традиционное кофе, мы легли спать, а в десять часов утра уже были на ногах и ехали осматривать Святая Святых древнего храма Соломона, того храма, где так часто учил Господь наш Иисус Христос. Теперь на его развалинах построена мечеть Омара, но древний жертвенный камень, на котором когда-то и Божия Матерь принесла в жертву голубей, сохранен и обнесен оградой. Мы осмотрели и эту мечеть и другую, построенную на месте древнего христианского храма во имя Введения Божией Матери, а также музей. Затем посетили Стену плача, сохранившуюся от древнего иерусалимского храма: плакало несколько десятков евреев, ударяясь о нее головой. После этого мы двинулись по Крестному пути. Начали шествие от претория, в котором совершался неправедный суд над Спасителем. Здание, конечно, новое, но под ним ведутся учеными раскопки. Особенно сильное впечатление оставляет каменная скамья, на которой сидели преступники, ожидая решения своей участи. В ней отверстие для ног, а в каменной стене, к которой она приделана, отверстие для рук. Так в буквальном смысле человек облекался в камень. И Господь Иисус Христос несомненно также сидел на этой скамье. О, с каким благоговением мы приложились к этому историческому седалищу! Конечно, точно пройти скорбным путем невозможно. Улицы с тех пор изменили свое направление, и бесчисленные лавчонки стоят на тех местах, по которым проходило печальное шествие. Не такими же лавчонками загораживаем и мы свой собственный крестный путь, пытаясь изменить собственными слабыми силами его направление? Не размениваем ли мы свою христианскую совесть на пиастры и сребренники, которые меняются в этих лавчонках? Сознание своей греховности остро почувствовалось многими из нас, когда мы припадали к святыням, сохранившимся в часовнях, построенных на месте остановок Господа. Вот остановка, где Симон Кириней понес крест, вот остановка, где Божия Матерь, прорвавшись сквозь стражу, обняла в последний раз Своего Божественного Сына. Вот остановка, где Вероника дала плат Господу утереть кровавый пот, на котором, как говорит одно из преданий, запечатлелся лик Господа. Наконец вот ворота, также раскопанные учеными под одним из зданий, перед которыми последний раз прочли Спасителю приговор и через которые провели Его на Голгофу. У Храма Воскресения, — у Голгофы скорбный путь окончен. Грустные и сосредоточенные, возвратились мы домой. Думалось, донесет ли каждый из нас крест свой до могилы, не упадет ли...

В четыре часа на машинах поехали в Гефсиманию, предварительно отстояв вечерню в Патриаршем храме Константина и Елены, так как на завтра был день их памяти. Гефсимания! Две картины возникают всегда в душе, когда слышит христианин это слово. Первое из них — эта картина великой ночи моления о чаше. Вот он камень, на котором молился Спаситель. Вот маслины Гефсиманского сада, вековые маслины, и кто знает, нет ли среди них тех, которые шелестели своими ветвями в те великие часы. Мы молча смотрим на камень и маслины. Сколько раз. молились и мы о том, чтобы миновала нас чаша страданий, и сколько раз Сам испивший ее до дна Господь щадил нас. Мы двигаемся дальше и, проходя мимо маслин, невольно заглядываем за их стволы, словно ждем, что увидим там Иуду-предателя, готовящегося облобызать коварным лобзанием своего Учителя и Господа. Дрожь ужаса перед человеческой низостью охватывает нас. Нам стыдно, что человек, творение Божие, может дойти до такого падения. И так бы с чувством стыда и покинули бы мы Гефсиманию, если бы другие святыни не породили в душе вторую картину, примиряющую совесть с сознанием, что и ты человек. Эти святыни напоминают о той, Кто была олицетворением человеческой чистоты. Пречистая Дева и Иуда Искариотский... Здесь Гефсиманский гроб, из которого в день всеобщего суда никто не воскреснет, ибо Пречистая плоть Божией Матери, погребенная в нем, взята на небо. Нет над этой великой святыней наземного храма. Храм внизу, под землей, сверху виден лишь фронтон над дверями. Но под землей обширный храм. Здесь вокруг гроба Пречистой Девы погребены все те, кто хранил ее детство и юность. Здесь погребены Иосиф Обручник и родители Ее, Иоаким и Анна. Каменное ложе гроба, так же как и Гроб Спасителя, покрыто мраморной плитой. С горячей молитвой припали мы к ней, пропев тропарь Успению Божией Матери. Благоговейная нежность переполнила душу, и какой-то радостный покой овладел ею. «Заступница усердная, Мати Господа Вышнего», чем ответим за Твое святое заступничество за нас пред престолом Твоего Всевышнего Сына! Прими же хотя бы слезы наши, текущие из глубины наших сердец!

Посетив Гефсиманский русский храм, мы поехали в обратный путь, мимо потока Кедрска, о котором так часто повествует евангелие. В это время года он сух. По дороге нам показали гроб Авессалома, проходя мимо которого, верующий еврей обязательно плюнет. Въехав в Иерусалим, мы остановились у дома свв. Иоакима и Анны и осмотрели его. Затем посетили Овчую купель со всеми ее пятью притворами. Она глубоко внизу, и к ней надо спускаться по лестнице. После ее посещения, служа водосвятные молебны, каждый из нас, читая евангелие, будет живо представлять себе исцеляющую купель, некогда возмущаемую Ангелом.

В воскресенье 3 июня мы начали молитвой в храме Воскресения. В семь часов утра Святейший Алексий в сослужении бесчисленного духовенства совершил в нем Божественную литургию. Она была очень длинна и торжественна, но особенно сильное впечатление оставляли процессии, в которых мы и греческое духовенство шли в храм и обратно. Мы шли парами, в строгом порядке, и пар этих было множество. Народ, переполнявший улицы, как всегда, ликовал. После литургии в Патриархии был прием. Кто только ни пришел приветствовать Его Святейшество! Представители почти всех религий живут в Иерусалиме, и все они посетили его в это воскресенье. Но, кроме них, и представители Всеславянского комитета и русские семейства и еще многие и многие гражданские лица заполняли собою скромное помещение Иерусалимской Патриархии. Вечером были на Сионе. На месте горницы, где положено было начало величайшему таинству, к сожалению, построена мечеть. Так что пришлось лишь вообразить себе эту священную Сионскую горницу, где некогда преломил Господь хлеб и благословил чашу, где несколько времени спустя Святой Дух сошел на Апостолов, положив начало их апостольскому подвигу. На обратном пути из Сиона мы посетили катакомбы, в которых первые христиане совершали свое богослужение, и монастырь Катамон, где покоится прах Симеона Богоприимца.

В понедельник, 4 июня Его Святейшество со всеми своими спутниками совершил путешествие на Иордан. Мы его совершили с удобствами, в покойных машинах, но Святейший с сожалением заметил, что это путешествие надо бы совершить пешком, как его совершали паломники. «Вообще, — сказал он, — по Святой Земле надо ходить, а не ездить, как ходил Господь наш Иисус Христос, не боясь жара, пыли и усталости». Мы сочувственно слушали слова Первосвятителя, но, конечно, высказанное им не могло осуществиться, так как время у нас было очень ограниченное. Ведь в далекой Москве ждали Святейшего неотложные дела, а впереди предстояло еще посетить Египет, Ливан, Сирию. Та дорога, по которой мчались наши машины, была дорогой, по которой не раз ходил Господь наш Иисус Христос, направляясь в Иерусалим. По ней же шел Он в последний раз, чтобы принять в Иерусалиме святые страдания. Вот Вифания. Здесь совершилось воскрешение Лазаря. Здесь жили его сестры, увековеченные в евангелии. К сожалению, нам так и не удалось посетить ее, и мы поклонились ей издали, сотворив в душе горячую молитву. Вот источник святых апостолов. Несомненно, не раз припадали к нему томимые жаждой апостолы; вероятно, не один раз отдыхал около него и Господь. Дорога идет на Иерихон, и о ней говорит Господь в Своей притче о милосердном самарянине. Благочестивое воображение точно указывает место, где должны были совершить свое злое дело разбойники, потому что здесь действительно пустынное, отдаленное от всякого жилья место. Дорога, тяжелая для путника: раскаленные камни, лишенные растительности, спуски, подъемы. Она идет пустыней, той пустыней, в которой жил и проповедывал Иоанн Креститель. Его суровая святость становится как-то ближе и понятней за эти полтора часа путешествия. Проповедь покаяния не могла нигде звучать более громко, чем в этом месте. Тщета земного благополучия становилась очевидной в этой выжженной солнцем местности. Но вот кругом зазеленело: это Иерихон (теперь он называется Эйха). Правда, во времена Спасителя он был расположен несколько дальше, около источника пророка Елисея, сотворившего чудо превращения его горькой воды в хорошую. Около источника монастырь пророка Елисея, на дворе которого растет очень старая смоковница, одна из потомков той, на которой Закхей ожидал Господа. Отсюда прекрасно видна Сорокодневная гора и монастырь на ее склоне. Все это мы осмотрели на обратном пути, сейчас же, миновав Иерихон, наши машины направились по проселочной дороге, прямо к Иордану. Его берега обросли кустарником, он не широк, воды его мутны. Мы увидели его издалека, но, не доезжая, заехали в монастырь Иоанна Предтечи. Здесь, как обычно, Святейший приложился к престолу, и мы пропели тропарь и кондак Богоявлению. Затем, взяв епитрахиль и крест, направились на берег Иордана. Да, он не широк, да, воды его мутны. Больше того, если не будешь оглядываться назад, на пустыню и на мгновение забудешь, где ты, святая река может показаться небольшой подмосковной рекой, но отчего же так бьется сердце? Почему трепет опять охватывает души? Потому что это Иордан! Иордан! Много рек течет на земле, и широких и светлых, красотой берегов которых вдохновлялись великие художники, но нет ни одной, чье имя так свято сохранялось бы в верующей христианской душе. Много есть рек, в которых так удобно и приятно выкупаться, чьи берега и чье дно покрыто мягким песком, но не в одни воды истинный христианин не окунется с большим наслаждением, чем в иорданские, хотя берега его глинисты, дно илисто и спускаться в него очень трудно. Почему же это так? Ответ один: это Иордан! Это река, избранная среди всех рек мира Господом нашим Иисусом Христом, избранная свидетельницей Святого Богоявления. Здесь Бог-Троица явил Себя во всей Своей триипостасной полноте людям Своим. Здесь положено начало спасительному таинству крещения. Отсюда начал Свое служение людям Сын Человеческий. Эти струи омывали Божественную плоть. Какая же река в мире может сравниться с Иорданом! Не все ли они в почтительном восторге сами отдадут ему пальму первенства? И Волга, и Нил, и Дунай, и Нева, блистающие внешней красотой, склонятся перед ним, Иорданом, красавцем духовным.

Святейший возложил на себя епитрахиль и начал служить водосвятие. Мы пели. Затем епитрахиль надел протопресвитер Колчицкий. Он сошел в лодку и с нее погрузил крест в иорданские воды. Затем Святейший и наши святители окропили их священною водою, а те кто помоложе, скользя по глинистым берегам, цепляясь за ветки кустарника, спустились в воду и троекратно погрузились в нее. Затем мы все набрали святой воды в сосуды, чтобы отвезти ее на Родину своим духовным детям. И где бы ни пришлось нам ездить потом, мы свято берегли эту воду и, не пролив ни одной драгоценной капли, благополучно довезли до родной Москвы.

Зайдя обратно в монастырь и напившись кофе, мы расселись по машинам и поехали в обратный путь. Долго мы оборачивались, стараясь как можно лучше запечатлеть в своей памяти священную реку. Все мы видели ее в первый раз, и кто знает, думал каждый из нас, не в последний ли? Затем мы посетили Мертвое море, в котором не может жить ни одно живое существо, и возвратились в Иерусалим.

Вечером Святейший делал визиты, которые он, впрочем, делал неоднократно и раньше, но сейчас это были прощальные визиты, так как назавтра мы уезжали. Народ, который все время теснился в вестибюле Патриархии, сегодня был особенно возбужден и его было особенно много, — всем хотелось еще раз повидать Святейшего.

Наконец наступило утро 5 июня — последний день пребывания Его Святейшества в Святой Земле. В девять часов утра Святейший со всеми спутниками пошел проститься со Святым Гробом. Святейшему хотелось на этот раз обставить свой приход в храм как можно скромнее, чтобы помолиться без помехи и подробно осмотреть святыни. Поэтому не было встреч, речей и т. д., но народ все равно толпился вокруг него, как всегда, не спуская с него глаз и приветствуя его. Святейший облобызал Камень помазания, помолился в Кувуклии, припав ко Гробу Господню, и обошел весь храм. Мы осмотрели место, где впервые явился после воскресения Господь, произнеся знаменитое: «Мария!» Колонна бичевания, привезенная сюда из претория, к которой можно приложиться лишь через палочку. Помолились у темницы, где находился Господь последние секунды перед распятием. Поклонились престолам Лонгина сотника и Разделения риз, воздвигнутым на тех местах, где стоял уверовавший сотник и где воины метали жребий. Поднялись на Голгофу, спустились на место обретения Креста Господня. Все время нас сопровождали русские монахини, которые пели приличествующие месту песнопения. Затем Святейший, осмотрев место, где воскрес мертвый от прикосновения обретенного Креста Господня, зашел к настоятелю храма Воскресения архимандриту Кириаку. Здесь он поклонился мощам, которые хранятся в храме в большом количестве. Наконец, помолившись еще раз у Гроба Господня, — это была последняя молитва Святейшего и спутников у Святого Гроба, — мы покинули храм. На этом паломничество Святейшего паломника и его спутников окончилось. Мы еще были в Святой Земле, но уже поклонение Святым местам было завершено. В оставшиеся часы мы осмотрели библиотеку Иерусалимского Патриарха и посетили дом «христианского союза молодых людей». Устройством этого дома очень гордятся в Палестине, но, говоря по правде, любой наш дворец культуры величественнее и удобнее его.

Потрапезовав в последний раз с гостеприимными хозяевами, Святейший Алексий со всеми спутниками в три часа тридцать минут отбыл из Патриархии на вокзал. Весь путь был запружен народом, и если шесть дней тому назад народ ликовал по случаю приезда первого Русского Патриарха и приветствовал главу Русской Православной Церкви безотносительно к личности Святейшего, то теперь он провожал именно Патриарха Алексия, которого видел народ в течение шести дней. Поэтому крики, столь же громкие и столь же восторженные, как при встрече, приобрели еще большую теплоту и сердечность. На вокзале от роскошного вагона, предоставленного Патриарху, тянулась красная бархатная дорожка, к тамбуру была приставлена особая лесенка. Высшие духовные и светские чины провожали Святейшего. Вся платформа была до отказа набита народом. Кричали «ура», пели умилительные стихи «Прощание с Иерусалимом». Наперебой старались получить из окна благословение Святейшего. Без конца просили его еще раз навестить Святую Землю и плакали, плакали, плакали. Как и всегда к приветственным кликам, относящимся к Святейшему, примешивались крики в честь русского народа, в честь Сталина, в честь Красной Армии.

В четыре часа поезд отбыл. В шесть часов тридцать минут остановка в Лидде, где нас ожидала восторженная встреча. И так до самого Каира. Стоило остановиться поезду хотя бы на минуту, как уже у окон вагона вырастала ликующая толпа. Опять «ура» Патриарху, Сталину, России. Воистину этот путь из Иерусалима в Каир был триумфальным шествием.

А когда спустилась ночь — восточная, темная и теплая ночь, лежа на мягких диванах в купе, под чистыми простынями, в роскошном вагоне железной дороги, вспомнилось, что когда-то, почти две тысячи лет тому назад по этому же пути из. Палестины в Египет путешествовало Святое Семейство. Седовласый старец вел ослика, а на нем сидела молодая женщина неземной красоты, прижимая к своей груди Предвечного Младенца. Жар томил путников днем, ночью за каждым поворотом пути грозила смертельная опасность. Но старец Иосиф и Пречистая Дева, верные своему священному долгу, полные любви к Божественному Младенцу, смело смотрели опасностям в лицо и исполняли возложенную на них великую миссию. Еще раз затрепетало сердце священным восторгом и горячо возблагодарили мы Господа за то, что удостоил Он нас поклониться Святым местам. Засыпая в эту ночь, светло было у каждого на душе. Радостным казалось будущее Святой Православной Русской Церкви, русского советского народа и любимой бескрайно Родины нашей!

Ночью пересекли мы границу Палестины, и Святая Земля стала для нас священным воспоминанием, которое всегда до самой могилы будет гореть в сердце ярким неугасимым огнем!

СВЯЩ. М. ЗЕРНОВ

(Окончание следует)

Приложения

РЕЧЬ ПАТРИАРХА ИЕРУСАЛИМСКОГО ТИМОФЕЯ

в храме Воскресения в Иерусалиме при встрече Патриарха Московского и всея Руси Алексия 31 мая 1945 г.

Святейшая Матерь Церквей с распростертыми объятиями принимает Великую и верную свою Дщерь, Святейшую Церковь России.

Святейший Град Иерусалим с его священными местами поклонения приветствует Православную Москву с ее Кремлем и с историческими ее храмами.

Иерусалимский Патриарх с своими монахами и с паствою братски лобызает возлюбленного во Христе брата, Блаженнейшаго Патриарха Московского и всея России Кир Алексия.

Эту счастливую встречу двух Патриархов во всечестном Храме Воскресения Христова принимаем как дар Божий. Это первый раз, когда Российский Патриарх приезжает, как поклонник Живоносного Гроба Господня. За это от всего сердца мы благодарим Бога.

И по случаю этого исторического дня да ниспошлем мы Наше Апостольское благословение всему Русскому благочестивому народу и великим его начальникам.

Да пошлем Наше братское лобзание из этого Священного средоточия святыни и прочим Православным Церквам.

Да пошлем Христианское приветствие в духе общения и доброжелательства, которое вытекает из учения Господа нашего и другим Христианским Церквам, чтобы в одном духе и в одном сердце славословилось Всечестное имя Господа нашего.

ОТВЕТНАЯ РЕЧЬ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ ПАТРИАРХУ ИЕРУСАЛИМСКОМУ ТИМОФЕЮ при встрече Патриарха в храме Воскресения 31 мая 1945 г.

Я не нахожу достаточных слов, чтобы выразить, с каким душевным: трепетом и благоговением мы вступаем на эту Священную Землю, освященную святейшими стопами нашего Спасителя и Господа, место, бесконечно дорогое сердцу каждого христианина.

В лице моего недостоинства вся Православная Русская Церковь склоняется к подножию Гроба Господня и молится о благословении Божием Русской Церкви и Русскому народу.

Мы молимся и о том, чтобы Господь продолжил и умножил Свои благословения над тем духовным единением, которое с древнейших лет существовало и существует между Русскою Церковью и великою Материю Церквей — Церковью Иерусалимской.

Я благодарю Ваше возлюбленное Блаженство за ту любовь, с которою Вы встретили нас, московских паломников, и я прославляю Господа за наши совместные молитвы у Его Святейшего Гроба.

РЕЧЬ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ в храме Воскресения в Иерусалиме после служения в воскресенье 3 июня 1945 г.

Мы во второй раз совершили Божественную службу в этом святейшем для всякого христианина месте. Мы навсегда сохраним в своем сердце это благословение Матери всех Церквей. Это благословение мы понесем с собою на нашу родину, как благословение Церкви Иерусалимской нашей родной Русской Церкви и русскому народу. Мы веруем, что это единение в молитве между нашими Церквами будет служить источником благодатного утешения для вас и для нас. Оно послужит к еще большему укреплению связей между нашими Православными Церквами. Мы просим и ваших святых молитв и теперь, и на будущее время. Я верую, что по обетованию Своему Господь всегда будет посреди нас Своею небесною помощию. Своим благословением, Своей Божественной благодатию. — Христос Воскресе!

ОТВЕТНАЯ РЕЧЬ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ ПАТРИАРХУ ИЕРУСАЛИМСКОМУ ТИМОФЕЮ в тронном зале Иерусалимской Патриархии 3 июня 1945 г.

Мы веруем, что сильны молитвы Иерусалимской Церкви и Ее Предстоятеля. И мы видим, что, как сказал Его Блаженство Патриарх, — Господь благословил исполнением ту молитву, которую возносили здесь в начале войны о России и о Российской Церкви предстоятели Церквей Иерусалимской и Антиохийской. Я думаю, что та полная победа, которая дарована Богом нашим народам, есть также плод этой молитвы. Сегодня в этом святейшем месте молились мы, смиренные предстоятели Церквей Антиохийской, Иерусалимской и Российской. И я верю, что эта молитва принесет новое благословение и много счастья нашим Церквам и нашим народам.

РЕЧЬ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ при прощании с Патриархом Иерусалимским Тимофеем в среду 6 июня 1945 г.

Я считаю для себя великим счастьем, что удостоился быть в св. граде Иерусалиме и под гостеприимным кровом Его Блаженства, Блаженнейшего Патриарха Тимофея.

Молю Бога и от всей души желаю еще раз прикоснуться к святыне этого священнейшего для христиан места. Мою благодарность и мою любовь к Его Блаженству я понесу с собою к алтарям Церкви Российской, и, где бы я ни был, я всю свою жизнь буду вспоминать эти счастливые для меня дни пребывания в Святой Земле.

[1] См. текст патриарших речей в приложении после статьи об историческом путешествии.