ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТРУДЫ ПАТРИАРХА СЕРГИЯ

Продолжение

III

Почти через двадцать лет Патриарх Сергий вернулся к вопросу об отколовшихся от Церкви обществах, написав статью «Отношение Церкви Христовой к отделившимся от нее обществам» («Журнал Московской Патриархии» № 2, 3 и 4, 1931).

Автор ставит вопрос, кто находится в истинной Церкви Христовой. Если мы обратимся за ответом к самосознанию Церкви эпохи семи вселенских соборов, то окажется, что «всегда, всюду и всеми веровалось», что «Святая, Соборная и Апостольская Церковь Христова существует на земле в виде видимой, внешне определенной организации, имеющей свою иерархию, свое управление и проч. Всякий, кто состоит в евхаристическом общении с этой организацией, может сказать о себе, что он находится в Церкви Христовой, а не состоящий — не может. Едва ли есть другой догмат, который бы принимался так единогласно всеми: и православными, и неправославными. Спор между ними шел только о том, где эта Церковь Христова, какое из существующих обществ ее представляет (каждый считал таким обществом свое); но что достоинство истинной Церкви Христовой принадлежит кому-нибудь одному из существующих обществ, в этом все были согласны... Таково же самосознание и нашей Православной Церкви».

Какой же из этого должен следовать вывод у православных в вопросе отношения Церкви ко всем отколовшимся от нее обществам? Казалось бы, «все они для нее должны бы сливаться в одну безразличную массу под признаком безблагодатности, и, следовательно, приходящих от этих обществ... Святая Церковь должна бы принимать, как она принимает всякого благодатно еще не возрожденного человека, т. е. чрез таинство святого крещения. На деле же, рядом с вселенским догматом о себе самой, как единственной на земле сокровищнице благодати и спасения, Православная Церковь предлагает нам столь же вселенский догмат о «едином крещении во оставление грехов», по которому таинство крещения, хотя бы оно совершено было и вне Церкви, но совершено правильно во имя лиц Святой Троицы, признается действительным и, при присоединении крещеного к Церкви, повторению не подлежит. Не повторяется в известных случаях и хиротония, и миропомазание. Одним словом, вместо единого, для всех одинакового чиноприема (как этого требовал бы догмат о Церкви), Православная Церковь имеет три чиноприема: одних принимает через крещение, других через миропомазание, третьих через покаяние. И, что особенно важно, подводя то или другое отпадшее общество под тот или другой чиноприем, Церковь всегда имеет в виду природу или свойства самого данного общества: через миропомазание принимает членов того общества, где она находит правильное крещение; через покаяние тех, где признает правильное священство и т. д.».

«Как же понять и примирить это, конечно, кажущееся противоречие двух догматов, это столь коренное расхождение принципа и практики, одинаково вселенских?»

Те, кто совершенно отрицает действительность таинств вне Церкви, считают, что в инославных обществах имеются только «формы таинств, быть может, правильные, но пустые. При приеме обратившегося Церковь в эти пустые формы влагает свое благодатное содержание» От Церкви всецело зависит признать инославные таинства, или отвергнуть, а потому «и классификация инославных исповеданий по трем чиноприемам не имеет под собой никаких объективных оснований, которые Церковь могла бы считать догматическими или обязательными для себя. Церковь исходит из церковной икономии, т. е. из «желания Церкви облегчить доступ ко спасению возможно большему числу людей, из усмотрения церковной пользы для данного времени и для данного места». В зависимости от этого при чиноприеме или делается послабление, или, наоборот, допускается строгость. Доказательством может служить неоспоримый «исторический факт большой неустойчивости церковной практики касательно приема тех или других инославных. Одно и то же исповедание трактуется Церковью различно не только в различные периоды времени, но и одновременно различными церквами различно и, что особенно требует внимания, это различие не ведет к разрыву общения».

На естественное недоумение, каким образом человек инославных обществ, «в сущности некрещенный, может быть сочтен членом Церкви и допущен к ее таинствам, до святого причащения включительно», сторонники изложенного взгляда говорят, что «Церковь, как носительница всей полноты Божественных полномочий по управлению и раздаянию благодати, сама не связывается теми формами таинств, под которыми она учит преподавать ту или иную благодать в обычном порядке. Поэтому в случаях экстраординарных Церковь может преподать человеку благодать и помимо обычных форм, или же под формой одного таинства преподать благодать и другого. Это и делается во втором и третьем чиноприеме». Например, при приеме латинского или армянского священника третьим чином, чрез покаяние, в сущем сане, ему «под формой покаяния преподаются сразу все нужные таинства: и крещение, и миропомазание, и хиротония».

Патриарх Сергий указывает, что такое объяснение совершенно несостоятельно. «Каким образом Церковь, — спрашивает он, — при каких бы то ни было обстоятельствах и во имя каких угодно наивысших побуждений, может признать излишним крещение в установленной форме, когда есть совершенно ясное повеление Господа «вся языки крестить во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» (Мф. 28, 19), или «иже веру имет и крестится, спасен будет» (Мрк. 16, 16). Правда, в исключительных случаях, — как крещение кровию и крещение при отсутствии воды, — Церковь разрешает делать изъятие из закона о крещении водою, но эти случаи чрезвычайно редки и о них имеются определенные оговорки в церковном учении и правилах. В общем же порядке фактическое совершение таинства крещения признается для всех обязательным, так что «по первому правилу святого Тимофея Александрийского, даже оглашенный, если, случайно присутствуя при литургии, причастится, должен быть просвещен крещением», т. е. для него «даже святое причастие не может заменить крещения. Очевидно, Церковь видит некоторую объективную границу, чрез которую никогда не может переступить никакая икономия».

Эта объективная граница видна и в церковной практике по приему инославных, причем «граница эта более непроходима для икономии, в смысле снисхождения, чем для строгости. Отнять у известной группы инославных то, что она как будто имеет по формальным основаниям или что ей доселе представлялось практикой церковной, считается возможным». Так, «латиняне и формально имеют основание быть принятыми по третьему чину и в сущем сане, и на деле так принимались, однако Греческая Церковь нашла нужным перевести их в первый чиноприем... Но, например, лютеранского пастора или беспоповского наставника... Церковь не разрешит принять в клир без православного рукоположения. Это потому, что у них нет хиротонии правильной или никакой». «Таким образом инославные общества относятся к тому или другому из трех чиноприемов соответственно своей природе или своим существенным признакам. Усмотрение или икономия Церкви, несомненно, может внести в это распределение по чиноприемам изменения, однако в известной лишь мере, в известных строго очерченных и жестких рамках: инославное общество, по своим объективным признакам принадлежащее к одному из высших разрядов, может быть, ввиду особой своей опасности в данное время отнесено к низшему, а потом возвращено опять к прежнему; но общество, по своей природе принадлежащее к низшему разряду (например, первому чиноприему), никогда, ни при каких обстоятельствах, не переводится в высший».

Митрополит Сергий дает подробный анализ первого правила святого Василия Великого, на которое ссылаются сторонники взгляда об одинаковой безблагодатности всех инославных обществ. Этот анализ показывает, «что в основе распределения инославных обществ по трем чинам лежит степень отчужденности их от Церкви, зависящая, в свою очередь, от степени искажения ими церковного учения и порядка. Совершенно отчуждившихся Церковь считает нехристианами и при приеме перекрещивает». Два остальных разряда «нельзя назвать в строгом смысле ни совершенно чуждыми Церкви, ни окончательно отторгшимися от нее». С ними «Церковь сохраняет какую-то связь, имеет «как бы некоторое правило общения», признавая действительными некоторые из их таинств».

Может вызвать сомнение мысль о неполной отторженности раскольников от Церкви, противоречащая всей церковной практике по отношению к ним. Ведь «по церковным правилам запрещается иметь молитвенное общение не только с еретиками в собственном смысле, но и с отщепенцами вообще». Однако «внешняя строгость или суровость отношений в церковной практике отнюдь не непременно означает окончательный разрыв с грешником, скорее наоборот... Если к раскольникам применяются известные нарочитые меры отчуждения, то это скорее говорит за то, что Церковь велит считать их все-таки еще братьями, церковниками, только согрешившими и потому нуждающимися в мерах исправления».

Однако, «хотя и действительны некоторые таинства у инославных; хотя они и имеют право на имя христиан, с вытекающими отсюда последствиями; хотя они и остаются в ограде церковной и даже на паперти; все же в церковной Евхаристии они не участвуют». Если же мы с ними в Евхаристии разделяемся, то это значит, что их Евхаристия не истинная. «Двух, не сообщающихся между собою Евхаристий, одинаково Христовых и одинаково истинных, быть не может, как не может быть двух Христов и двух Церквей».

IV

Завершением работ Патриарха Сергия по вопросу об отношении Православной Церкви к инославным обществам была его статья «Значение апостольского преемства в инославии» («Журнал Московской Патриархии» № 23—24, 19341.

В начале этой статьи Патриарх Сергий говорит, что по учению Православной Церкви как в древности, так и в настоящее время, «авторитет церковной иерархии, ее права и полномочия, именно как иерархии Богоучрежденной, покоятся на историческом факте ее преемства от апостолов». И потому «вопрос об апостольском преемстве неизбежно возникает при всяких попытках воссоединения инославных обществ с Православной Церковью». Как же «смотрит Православная Церковь на сохранившееся у некоторых инославных апостольское преемство иерархии?»

Согласно взгляду, который полностью отрицает наличие какой бы то ни было благодати в обществах, отделившихся от Православной Церкви, у инославных не может быть и истинного священства, вне зависимости от того, сохранили они апостольское преемство или не сохранили, признают они его или отрицают. И разница в чинах приема приходящих из инославия, причем некоторые принимаются даже в «сущем сане», зависит не от признания инославного рукоположения действительным, а исключительно из соображений «церковной икономии», из желания и обязанности Церкви способствовать спасению наибольшего числа людей (подробнее об этом см. выше). Патриарх Сергий убедительно показывает, что такой взгляд находится в решительном противоречии с практикой Церкви. Так, если священнослужителей тех обществ, которые сохранили правильное и непрерывное рукоположение (например, в Римско-Католической или в Армянской церквах), Церковь может принять (но может и не принять) в сущем сане, то священнослужителей других обществ (в частности протестантских), где такого рукоположения нет, она принять как священнослужителей не может, хотя бы имела самые убедительные соображения практической целесообразности этого. Совершенно очевидно, что указанное различие делается Церковью на объективных основаниях и что для нее инославие вовсе не является однородной массой лишенных благодати квази-христиан. Особенно ясно неправильность взгляда на то, что правильное инославное рукоположение является простой формой без реального содержания, Патриарх Сергий усматривает в факте, когда римско-католический священник, переходящий в Православие, но не пожелавший быть принятым в сущем сане из намерения жениться, в дальнейшем уже не может быть рукоположен во священника, так как рассматривается как снявший сан. Повторяя свою мысль, выраженную в предыдущей статье, Патриарх Сергий говорит, что «многое в отношениях Церкви к инославию станет для нас понятнее, если мы не будем упускать из виду, что инославие не мыслится Церковью, как нечто самостоятельное и совершенно чужое для него, вроде иноверия; инославные в сущности суть разряд падших или кающихся. Падшие отлучены от общения в таинствах, а некоторые — и в молитвах; однако они еще находятся в Церкви и под ее воздействием. Инославные отчуждены от Церкви, конечно, более, чем падшие: они не только согрешают, но и не признают Церкви и воюют против нее. Однако отношение к ним Церкви остается тем же, что и вообще к падшим: оно безусловно осуждающее, но не враждебное».

Отношение Церкви к инославию Патриарх Сергий считает поэтому «одною из сторон деятельности церковного суда, понимаемого в широком смысле исправительного воздействия на падших». «Нельзя забывать, что и к своим, совершенным в ее недрах хиротониям, Церковь относится не без рассуждения», объявляя недействительными те из них, которые совершены с существенным отступлением от правил. Сюда относятся, например, хиротонии, совершенные без воли митрополита области (6-е правило Первого Вселенского Собора) епископом в чужой епархии (14-е апостольское правило) или над чужим клириком (16-е правило Первого Вселенского Собора, 15-е правило Сардикийского Собора, 91-е правило Карфагенского Собора).

«Как единственная на земле носительница власти вязать и решить и единственная сокровищница спасающей благодати, Церковь Христова имеет возможность и право объявить недействительными все рукоположения церковные». Но руководствуясь доводами церковной икономии, она не всегда и не везде осуществляет это право, а также применяет его по-разному: то снисходит, то опять связывает разрешенное». Это потому, что «правила Церкви — не догматические определения о предметах веры, раз навсегда решившие вопрос, и не действуют автоматически». «В частности, говоря о недействительности рукоположения при тех или иных условиях, правила говорят лишь о праве церковного суда признать эти рукоположения недействительными». Но «в случае нужды, во внимание к обстоятельствам данного дела или просто из соображений церковной икономии, суд может остановить свой карающий меч и оставить данное рукоположение в силе». «Этим и объясняется кажущаяся бессистемность и изменчивость отношения Церкви к инославным обществам».

Патриарх Сергий, как на пример, указывает на отношение Церкви к иерархиям Белокриницкой и обновленческой, с одной стороны, и старокатолической и англиканской с другой, хотя в происхождении их между Белокриницкой и старокатолической, и обновленческой и англиканской можно находить много общего. Но Белокриницкая и обновленческая иерархии, возглавившие раскольнические общества, стремились «укрепить раскол в его непримиримости к Церкви», их целью было «не созидание, а расстройство церковного тела», а потому они осуждаются Церковью со всей строгостью и признаются недействительными. Напротив, старокатоличество и англиканство «отделились от Рима, когда он сам представлял раскол. Отсюда их отложение в сущности было выходом из раскола». Поэтому к ним можно проявить снисходительность, которая послужит «ко спасению наибольшего числа людей».

В противоположность тем, кто отрицает всякое значение за апостольским преемством в инославии, другие, преимущественно сами инославные, вслед за римо-католиками, преувеличивают до крайности это значение.

Согласно православному взгляду, священнослужитель не является самовластным подателем благодати, но совершаемые им таинства действительны лишь пока он сам находится «в союзе с Церковью и священнодействует по ее поручению». Те же, кто преувеличивает значение апостольского преемства, считают, что апостольская преемственная хиротония есть вещь, которая «может существовать вне и помимо Церкви, даже вопреки ее желанию». С этой точки зрения, епископ, получивший законную благодатную хиротонию, становится как бы самостоятельным источником благодати, хотя и по преемству от других, «преподает, грубо выражаясь, свою, а не церковную благодать, и потому не так важно, в согласии ли он со своею церковью или уже ушел из нее. А раз благодать священства получается не от Церкви, а от рукоположителей... то не все ли равно, православные ли они, принадлежат ли ко вселенской Церкви или к какому-нибудь инославному обществу. Было бы только несомненно апостольское преемство в данном обществе, хиротония будет действительна. Посвященный же будет, в свою очередь, самостоятельным носителем благодати, которой и может воспользоваться по своему усмотрению, совсем не считаясь ни с учением, ни с желаниями тех, кто ему дал хиротонию».

Патриарх Сергий приводит несколько примеров тех уродливых явлений, к которым ведет подобное искажение понятий о благодати, о священстве и вообще о духовной жизни. Например, на Западе известны случаи получения епископской хиротонии у монофизитов, или в других еретических обществах, с последующей раздачей ее всем желающим, или с претензией на возглавление православных общин. Почвой таких явлений часто является вполне искреннее стремление ко вселенскому единству, когда «преувеличивая значение апостольского преемства, эти искатели единства полагают, что инославное общество, хотя и отколовшееся от Церкви, раз оно сохранило у себя апостольское преемственное священство, продолжает оставаться поместной церковью в составе Вселенской Церкви, как ее часть». Однако при подобном образе мыслей стремление инославных обществ к единению с Православной Церковью перестает быть жизненно необходимым. «Отсюда, — заключает Патриарх Сергий, — в переговорах много сладких слов, много учености, как много и пререканий из-за второстепенного, много и упорства в отстаивании своего, но нет той жажды, которая заставляет «идти на источники спасительные» (Ис. 55, 1; 12, 3), того духовного подвига, которым можно «великая совершити» (Великий канон святого Андрея Критского).

Архиепископ Гурий.