МЫСЛИ ОБ ИСКУПЛЕНИИ В ПРОПОВЕДЯХ МИТРОПОЛИТА ФИЛАРЕТА
«По опыту убежден, что слова Владыки весьма благотворны. Надобно дорожить ими. Таких слов, какие он говорит, от другого нельзя услышать» (из письма архиепископа Филарета (Гумилевского) к а. В. Горскому).
Вторая половина XIX века замечательна в истории русской богословской мысли созданием трех догматических систем, сохраняющих свое значение до настоящего времени. Но этими системами не исчерпывается содержание русского богословия прошлого века, и не они составляют его высшее достижение. Такое значение бесспорно принадлежит богословствованию приснопамятного Московского Митрополита Филарета (Дроздова).
При упоминании его имени, невольно возникает представление о целой эпохе в истории Русской Православной Церкви и русского богословия. Впрочем, несмотря на то благоговение, которым были окружены последние годы покойного святителя, можно с уверенностью сказать, что значение его личности едва ли было правильно понято и оценено его современниками.
То же следует заметить и о его богословии. Митрополит Филарет не создал цельной богословской системы: его отдельные мысли рассеяны в «Словах и речах», отзывах, мнениях и других разрозненных высказываниях. Повидимому, это обстоятельство и было причиной недостаточной оценки, недостаточного усвоения его мысли и после его кончины.
Для многих, если не для большинства, исследователей богословие Митрополита Филарета заключается в составленном им «Пространном катихизисе», хотя такое мнение далеко не соответствует истине. Действительно, несмотря на все достоинства этой книги, она, по мысли автора, является только учебным пособием. Эта книга, как-будто, заслонила от большинства исследователей другие творения Митрополита Филарета, где богословская мысль великого святителя не подверглась таким изменениям, и потому они заслуживают самого внимательного изучения. В особенности это относится к изложению православного учения об искуплении.
Остерегаясь что-либо прибавить к словам великого богослова, мы ограничимся приведением ряда мыслей из его проповедей [1], где, по выражению Киреевского, рассыпано «много бриллиантовых камушков, которые должны лежать в основании Сионской крепости» православного богословия.
Наилучшим богословским (в буквальном смысле учения о Боге) введением в понимание Митрополита Филарета сущности искупления следует признать его Слово в Великий Пяток (1816 год) — «Тако возлюби Бог мир». Здесь глубочайшие богословские постижения выражены с большой силой, художественностью и филаретовской точностью.
«Христианин! Пусть тьма покрывает землю! Пусть мрак на языки! Восстань от страха и недоумений! Светися верою и надеждою! Сквозь тьму приходит свет твой (Исаии 60, 1 — 2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств; вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставя за собою внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там? Ничего, кроме святыя и блаженные любви Отца и Сына и Святаго Духа к грешному и окаянному роду человеческому:
Любовь Отца — распинающая. Любовь Сына — распинаемая. Любовь Духа — торжествующая силою Крестною. Тако возлюби Бог мир».
«Не человеки здесь ругаются Божию величеству: Божий Промысл посмевается буйству человеческому, без нарушения свободы, заставляя его служить высочайшей Своей Премудрости. Не лукавые рабы прехитряют Господа: Всеблагий Отец не щадит Сына, дабы не погубить рабов лукавых».
«Кажется мы, и проникая в тайну распятия, и усматривая в страданиях Сына Божия волю Отца Его, более ощущаем ужас Его правосудия, нежели сладость любви. Но сие должно уверить нас, не в отсутствии самыя любви, а токмо в недостатке нашея готовности к принятию ее внушений. «Бояйся не совершен в любви» (1 Иоан. 4,18), — говорит ученик любви. Очистим и расширим око наше любовию, и там, где оно смежалось страхом Божия суда, насладимся зрением любви Божией. «Бог любы есть», — говорит тот же созерцатель любви. Бог есть любовь по существу и самое существо любви. Все Его свойства суть облачения любви; все действия — выражения любви [2]. В ней обитает Его всемогущество всею полнотою своею; ...она есть Его правосудие, когда степени и роды ниспосылаемых или удерживаемых даров своих измеряет премудростию и благостию, ради высочайшего блага всех своих созданий [3]. Приближьтесь и рассмотрите грозное лицо Правосудия Божия, и вы точно узнаете в нем кроткий взор любви Божией».
«Вот, христиане, и начало, и середина, и конец креста Христова — все одна любовь Божия! Как в чувственном сем мире, куда не прострем взор к востоку или западу, к югу или северу, всюду зрение упадает в неизмеримость неба: так в духовной области тайн, по всем измерениям Креста Христова созерцание теряется в беспредельности любви Божией» (т. I, стр. 90, 92, 97).
Сравнивать это вдохновенное прославление любви Божией возможно только с гимнами св. Симеона Нового Богослова, отдельными местами из слов св. Исаака Сирианина и Григория Богослова — глубочайшими созерцателями и богословами Православной Церкви.
Раскрытием «святыя и блаженныя любви Отца и Сына и Святаго Духа к грешному и окаянному роду человеческому» не ограничиваются высказывания Митрополита Филарета о догмате Искупления. Не менее глубоко раскрывается им и состояние гибели, из которого спасает падшего человека любовь Божия, и значение каждого из домостроительных действий Божества, посредством которых «погибший, требующий милосердия Божия, был взыскан и спасен» (т. V, стр. 537).
«Зло произошло первоначально от злоупотребления свободой существами сотворенными» (т. III, стр. 238).
Воля первого человека «отпала от воли Божией и впала в чувственные пожелания. Преслушание, грех, смерть: — это звенья одной цепи, взявшийся за первое звено влечет сам к себе последнее» (т. IV, стр. 239).
«Уклонение от закона есть падение в низший круг действования, расстройство, разрушение, смерть. Вот путь, по которому «единем человеком грех в мир вниде и грехом смерть» (т. I, стр. 10) [4].
«Древо жизни не может быть полезно тому, кто быв отчужден от жизни Божией, носит в себе внутреннее начало смерти» («Записки на книгу Бытия», 1867, т. I, стр. 74).
«Все человеки согрешили еще в Адаме, который начал рождать детей уже после греха, не мог без чуда передать им того, чего уже не имел — безгрешности и нетления, и естественно передал то, что имел — грех и тление» (т. III, стр. 261).
«Если бы род Адамов мог ощутить себя единым общим ощущением, оно было бы ощущением беспомощного Иерусалимского расслабленного» (т. I, стр. 234), так как «грех есть болезнь, внедрившаяся в существо человека» (т. IV, стр. 540). «Сила греха, собственно, есть немощь» (т. II, стр. 18).
Здесь Творец Сам приходит на помощь твари, служит ей, предает ей Самого Себя» (т. IV, стр. 232), «в Самом Себе приготовляет врачество для больного рода человеческого» (т. IV, стр. 239).
«Бог не хощет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему» (Иез. 32,11) — для сего Бог Отец благоволил послать на землю Сына Своего Единородного и Духа Своего Святого, — Сын Божий, воплотившийся от Пречистыя Девы Марии, в лице Своем соединил Божество с человечеством, дабы все прочее человечество примирить и соединить с Божеством; сый Богочеловек, Господь наш Иисус Христос, пострадал и умер, дабы умертвить нашего ветхого человека, то есть греховную в нас силу, от Адама в нас рожденную и собственными грехами нашими питаемую; воскрес, дабы воскресить в нас нового человека, то есть возбудить в нас благодатную духовную силу, жившую в нас прежде греха Адамова; вознесся на небо, дабы всеобъемлющею властию Своего Божества все соестественное Себе человечество привлечь от земли на небо; по ходатайству Иисуса Христа пришедший на землю Дух Святый, дышущий идеже хощет, наипаче действенно и ощутительно дышет в слове Евангельском и таинствах церковных. Вот в немногих словах многознаменательное свидетельство христианской веры о Боге и спасительных делах Его» (т. II, стр. 313) [5].
Часто богословская мысль святителя останавливалась на тайне воплощения и вочеловечения Сына Божия.
Бог «вводит Свою ипостасную жизнь, Своего Единородного Сына в малую, избранную долю человеческого естества, долгим сокровенным действием Его приготовленную, от заразительной примеси греха предохраненную» (т. III, стр. 342 — 343). «Слово плоть бысть (Иоан. 1,14), теперь все падшее и отчужденное от жизни Божией получает новый возвратный ход. Источник Божественный вновь открывается во глубине человеческой природы и внутреннно изливает в нее благодатный свет и силу» (т. II, стр. 17 — 18) [6].
«Его (Христово) Богочеловечество исполнено и орошено Божественною силою по ипостасному или единоличному в Нем соединению естеств Божеского и человеческого; а поелику воспринятое и обоженное человечество, яко человечество, есть единоестественное со всем родом человеческим [7], то оно есть открытый для всех человеков и неистощимый источник Божественной, благодатной, животворящей, всеисцеляющей спасительной силы» (т. V, стр. 202).
Еще больше говорит Митрополит Филарет о спасительном значении страданий и крестной смерти воплотившегося Сына Божия.
«Тако возлюби Бог мир, яко Сына Единородного дал есть». И с какою страшною щедростию дал Его! Дал не только для того, чтобы Он был для нас наставником истины, руководителем и примером жизни, но дал Его на смерть за нас, «да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный» (т. V, стр. 181).
«Когда Иисус Христос вольным страданием нашего ради спасения допустил низвести Себя в область смерти для того, чтобы ввести туда собственную силу жизни и таким образом разрушить царство смерти в самых основаниях его, тогда сила Его немедленно проникла все, и в том, что способно было принять ее, ознаменовала себя животворным действием» (т. II, стр. 19).
«Сквозь раны распятого Христа струится свет бессмертия и в смертную жизнь и в самую область смерти» (т. IV, стр. 343) [8].
После смерти следует воскресение — и оно имеет величайшее значение для спасаемого рода человеческого:
«Ключ Давидов, отпирающий все двери, есть Богочеловечество Иисуса Христа, которым как Божество проникает во все состояние человечества, так человечество входит во внутренняя Божества. Всеотверзающее движение сего ключа есть Воскресение Христово. Им отверзается темница — и отдает заключенных; отверзается рай — и приемлет изгнанных; отверзается небо — и ожидает избранных» (т. II, стр. 189).
«Воскресение Христово есть начало воскресения всех умерших человеков уже не в жизнь временную, но в вечную» (т. V, стр. 209).
«Чрез смерть и чрез самый ад пришел Он для тебя, чтобы всюду тебе открыть новый и живый путь; и Своим воскресением и вознесением отверз тебе не только райские, но и небесные двери» (т. IV, стр. 265).
«Что ощущает человек по Воскресении Христовом, что, как не ту же любовь Божию, которою Бог, как Вечное Солнце, сияет для нас, воспламеняющую нас для Бога» (т. III, стр. 22).
«Се любовь Божия, изливающаяся Духом Святым, наполняет горняя и дольняя, объемлет время и вечность, дабы и ожестевшее и омертвевшее враждою против Бога претворить в живоносную и блаженную любовь» (т. I, стр. 98).
Хотя предложенные извлечения заимствованы из различных, составленных в разное время проповедей Митрополита Филарета, но в проповедях его «есть внутренняя цельность и единство. И больше чем единство системы — единство созерцания» [9].
Свящ. П. Гнедич, доцент Лен. Дух. Академии
[1] В пятитомном издании (М., 1873 — 1885) собрано больше 500 проповедей, охватывающих свыше шестидесяти лет проповеднического служения великого святителя. По этому изданию приводятся все цитаты, с указанием тома и страниц. В дополнительных ссылках указаны параллельные места в качестве свидетельства, что приведенные слова не являются случайными высказываниями.
[2] Ср.: «Бог есть любы (1 Иоан. 4,8) в существе Своем и милосерд в Своих действиях относительно к человеку: сколько ни многоразличны сии действия, они имеют единое начало благость и единый конец благо» (т. 1, стр. 294).
[3] Ср.: «Он милует и тогда, когда поражает, и готов ежеминутно даровать облегчение по способностям приемлющего, сообразно с истинным благом его» (т. III, стр. 240). «Бог и в наказаниях Своих благодеющий» (т. IV, стр. 625). «Он любит, милосердствует, очищает, врачует, приготовляет к блаженству, а мы смотрим и говорим: как тяжко Он посещает» (т. III, стр. 263).
[4] См. также т. II, стр. 397. Здесь смерть представляется естественным следствием греха. Если же Митрополит Филарет упоминает о наказании за грех, то с оговорками, подтверждающими указанное основное положение: «Сколько по естественному последствию, столько же и по праведному наказанию сего преступления, он (человек) естественно находится под игом чувственности» (т. 111, стр, 106). «Смерть и погибель приходят на человека, и как естественное следствие удаления от Бога и вместе как действие правосудия над грехом» (т. III, стр. 342). Человек «столько низринут правосудием Божиим, сколько низринул сам себя» (т. VI, стр. 559). Поэтому, когда Митрополит Филарет говорит о «жертве правосудия», то называет ее «очистительной» (т. V. стр. 488), так как само правосудие «очистительное» (т. I, стр. 38).
[5] Ср. т. V, стр. 402; т. IV, стр. 178; т. II, стр. 296 — 297; т. V, стр. 538; т. III, стр. 342 — 343; т. IV, стр. 543; т. IV, стр. 496. Каждое из этих замечательных изложений могло бы служить формулой, выражающей церковное учение. Более краткие или более пространные все они выражают одну основную истину: «величайшее из благодеяний Божиих человеческому роду — избавление от области греха чрез нисхождение в оную Единородного Сына Божия» (т. IV, стр. 228 — 229).
[6] Ср. т. II, стр. 40; т. IV, стр. 14; т. IV, стр. 542.
[7] По разумению Митрополита Филарета человеческий род является единым по естеству. Все человечество было единым в Адаме и может посредством веры — соединиться во Христе — Новом Адаме: «Как в Адаме мы подпали греху, проклятию и смерти, так избавляемся от греха, проклятия и смерти в Иисусе Христе» (Катихизис). Этим единством естества в Катихизисе объясняется спасительное действие смерти Христовой на всех людей.
[8] «Чашею Своего вольного, неповинного Богочеловеческого страдания Он исчерпал и упразднил чашу вечных мучений осужденного за грех человечества. Своею смертию Он прокик в замкнутую область всеобщей смерти человеческой, чтобы светом Божества рассеять мрак ее, чтобы силою Божества расторгнуть узы ее» (т. V, стр. 21; см. еще т. II, стр. 94; т. V, стр. 387; т. II, стр. 296 — 297; т. III, стр. 261).
В различных образах изображает святитель действие смерти Христовой: она есть брань против зла (т. V, стр. 578); ею Он «уязвляет нашу смерть» (т. V, стр. 539). Она «вселенская Божественная литургия» (т. IV, стр. 279), «ради очищения грехов наших» (т. V, стр. 153).
[9] «Пути русского богословия», стр. 176.
