ЕММАУССКИЕ ПУТНИКИ

(Четвертое явление Воскресшего Христа)

Их, еммаусских путников, было двое. Евангелист Лука, единственный из писателей евангелий, подробно описывающий случившееся с этими путниками происшествие, одного из них называет по имени: то был Клеопа (Лк. 24, 13). Имени другого путника Евангелист Лука совсем не называет, что дает повод ученым богословам думать, что вторым путником был сам писатель этого Евангелия — Лука. Обстоятельное описание случившегося с путниками, указание таких подробностей, которые скорее всего могли быть известны только очевидцу и участнику рассказываемого события, в связи с присущим евангелисту смирением, весьма нередким среди писателей Евангелия, намеренно умалчивающим о себе (ср. Иоан. 13, 23; 20, 3), служат вполне достаточным объяснением этого умолчания и вместе с тем делают высказанное предположение весьма вероятным. Впрочем, следует сказать, что наряду с этим предположением высказываются и другие, еще менее правдоподобные и потому также не выходящие за рамки догадок. Для понимания описываемого события ни одно из этих предположений существенного значения не имеет, как ничего в сущности не прибавляет к истолкованию его и указываемое писателем имя Клеопа. Кто такой был этот Клеопа, неизвестно. В евангелиях он нигде более не упоминается, и только у Евангелиста Иоанна встречается упоминание о Марии Клеоповой, сестре Матери Господа (Иоан. 19, 25), что дает толковникам Священного Писания основание думать, что Клеопа был муж этой Марии, в числе других жен мироносиц, пришедших с Иисусом Христом в Иерусалим на праздник Пасхи. Таким образом, текст Евангелия Луки дает возможность твердо установить только число еммаусских путников: их было двое. Не называет этих путников поименно и Евангелист Марк, кратко упоминающий об этом событии евангельской истории, ограничиваясь только указанием, что свидетелями события были только двое (Мрк. 16, 12).

Но эти «двое из них» были не из числа одиннадцати апостолов, о которых Евангелист Лука говорил выше и среди которых не было апостола с именем Клеопа, а вообще двое из учеников Христовых, пребывавших теперь в Иерусалиме, которых Евангелист Лука в этом же повествовании подразумевает в числе «всех прочих, бывших с одиннадцатью» (Лк. 24, 9, 33). Возможно, что эти двое принадлежали к числу тех семидесяти учеников, которых «избрал Господь и послал по два пред лицем Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти» (Лк. 10, 1).

И вот теперь, «в тот же день», то есть в первый день по Воскресении Иисуса Христа из мертвых, как это ясно следует из всего повествования Евангелиста, двое из учеников (может быть, это была одна из двоиц, которые прежде были образованы Господом на служение делу Его) шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Еммаус. Это было небольшое селение, расположенное, как полагают, к северо-западу от Иерусалима по дороге в Яффу, или Иоппию, и находившееся на расстоянии 60 стадий (приблизительно 10 — 12 верст) или, примерно, трех часов ходьбы от города. «Дорога к Еммаусу, — пишет один исследователь Палестины, — проходила по горам и долинам, становившимся все более и более пустынными по мере удаления от Иерусалима. Но самый Еммаус находился над ложбиной, по которой протекала речка, придававшая много красоты этому месту. Виноградники и масличные деревья, расположенные на террасах по склону горы, и белые и красные цветы миндаля, теперь расцветавшие в долинах, делали конец путешествия приятно противоположным его началу» [1].

Вот в это-то небольшое, всего один раз упоминаемое в евангелиях, селение и направляли свои стопы двое учеников Христовых. «Идут из Иерусалима, — замечает Митрополит Филарет, — в недальнее селение Еммаус, не знаем, по какой надобности, но, конечно, не без надобности, в такой день, в который оставаться в Иерусалиме было бы любопытно, хотя не для всех безопасно».

Шли и «разговаривали между собою о всех сих событиях» (ст. 14). О каких событиях? Выражение Евангелиста «о всех сих» позволяет думать, что предметом беседы еммаусских путников был весь круг событий последних дней, под впечатлением которых они, несомненно, теперь жили. Это были, по большей части, печальные события, связанные с личностью их Божественного Учителя и потому особенно близкие их сердцу. О них можно было говорить без конца — настолько они были чрезвычайны, неожиданны, непонятны и даже странны. Непрерывной чредой они возникали в их сознании и, доведенные до конца, снова оживали в памяти со всеми подробностями и переживались в новых беседах. Глубокой скорбью и печалью овеяны были эти воспоминания, так как и вызвавшие их события были не радостны. Неожиданное взятие их Божественного Учителя злобными врагами, поспешный и неправедный суд над Ним первосвященников и книжников, настойчивое требование озверелой толпы народа предать Его позорной смертной казни, утверждение этого приговора проконсулом Понтием Пилатом, издевательства грубых и бессердечных воинов над Осужденным, страшная казнь Его на Голгофе и смерть, сопровождавшаяся необычайными знамениями в природе, спешное погребение умершего Страдальца, совершенное знатными, но не принадлежавшими к кругу Его явных почитателей и учеников, иудеями. Казалось бы, все этим и окончилось. Но какие странные и непонятные известия дошли до них утром сегодняшнего дня. Некоторые женщины, ходившие рано утром на гроб Его, утверждают, что Учитель жив, что Он воскрес, что они Его видели и что Он говорил с ними. И двое апостолов подтверждают пустоту Его гроба, хотя ничего не говорят о Его воскресении. Вот какие события скрываются под кратким указанием Евангелиста о том, что еммаусские путники «беседоваста к себе о всех сих приключшихся».

Как понятна верующей душе и эта беседа путников еммаусских, и ее содержание, и та глубокая скорбь и печаль, которой она была проникнута и которая невольно отпечатлелась не только на их настроении, но даже и на их лицах (ст. 17). Что думать о всех этих событиях? Как понять их? Как увязать их со всем тем, что они знали о Божественном Учителе, чему верили, к чему склонялись мыслями и сердцем? «Идут и разговаривают, — рассуждает Митрополит Филарет о еммаусских путешественниках. — О чем разговаривают? О надобности ли, для которой идут, или о разных предметах, попадающих на ум и на язык? Нет, их разговор не легкомысленный, не празднословный: «та беседоваста к себе о всех сих приключшихся». Они беседовали о страданиях Иисуса Христа, о Его распятии, погребении, наконец о Его Воскресении, которому любящее Его сердце их желало бы верить, но которому нераскрытое разумение их боялось еще верить».

«И когда они заговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними; но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (ст. 15 — 16). Погруженные в беседу и увлеченные ею, путники не заметили, как к ним присоединился новый путник. Это был Сам Иисус Христос, Который пошел с ними, как спутник. Но увлеченные беседой путешественники не узнали своего нового Спутника: «глаза их были удержаны», — объясняет Евангелист Лука это неузнание.

Между тем неузнанный двоицею Спутник, как бы привлеченный и заинтересованный живостью и горячностью их беседы и опечаленным видом, свидетельствовавшим о важности предмета беседы, как и о близости его их сердцу, очевидно, желая вызвать их на разговор, спросил их: «О чем это вы рассуждаете между собою, и отчего так печальны?» (ст. 17). Всеведущий Господь, конечно, знал, о чем беседовали еммаусские путники, но спросил их потому, что желал, чтобы они сами раскрыли пред Ним болезнь своей души. Подобным же образом спрашивал Он в раннее утро этого дня Марию Магдалину: «Что плачешь? Кого ищешь?» (Иоан. 20, 15), когда явился ей при Своем гробе, тоже на время скрывая от нее Себя Самого. Краткое «отчего вы печальны?» позволяет думать, что еммаусские путники, хотя и слышали уже рассказы мироносиц о воскресении Христа, однако еще не верили и потому были еще в тяжелом недоумении относительно всего случившегося со Христом: вера в воскресение их Учителя еще не осветила их сознания и не обрадовала еще их сердца. Дальнейшее повествование подтверждает это предположение.

Вопрос неведомого Спутника не остался без ответа, но вызвал прежде встречный вопрос Незнакомцу, с которым обратился к Нему один из путешествующих. «Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из прибывших в Иерусалим, не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» (ст. 18). Клеопа удивляется, как это новый Спутник их ничего не знает о случившемся на днях в Иерусалиме. Клеопе даже кажется странным, что подошедший к ним Незнакомец спрашивает их о том, что должно быть известно всякому бывшему на празднике в Иерусалиме. Всецело погруженный в воспоминания событий последних дней Клеопа недоумевает, о чем же еще можно рассуждать теперь, как не о Христе? «Как же Ты не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» «И сказал им: о чем?» (ст. 19).

«Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом» (ст. 19). С живейшей готовностью, один за другим, вероятно, взаимно дополняя друг друга, рассказывают они своему случайному Спутнику о том, «что было с Иисусом Назарянином». Это выражение Евангелиста дает основание думать, что предметом беседы были не только события последних дней, но и более ранние события из жизни Спасителя, события того времени, когда народ еврейский знал этого необыкновенного Человека просто как Иисуса из Назарета, когда этот народ, пораженный Его учением и совершаемыми Им чудесами, в смущении и недоумении готов был признать Его «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков» (Мф. 16, 14). Таким именно, то-есть особенным посланником Божиим, в роде древних пророков, которых давно уже не стало у еврейского народа, был Иисус Назарянин и для еммаусоких путников. Путники не называют Его Мессией, надо полагать, потому, что смерть Христа повлекла за собою падение надежд на Христа, как на Мессию, но, тем не менее, они все же считают Его пророком, сильным в деле и слове пред Богом и всем народом. Он, несомненно, был послан от Бога и показал Себя таким и на делах, то есть чудесных знамениях, которые Он творил во множестве, и на словах, то есть в учении, которое Он проповедывал и которое так непохоже было на учение книжников и фарисеев. И вот этого-то Пророка «первосвященники и начальники наши предали для осуждения на смерть и распяли Его» (ст. 20). Нет сомнения, что рассказы о страданиях и крестной смерти Христа в устах путников еммаусоких звучали с особенной силой любви и преданности к Страдальцу. Несмотря на то, что их народные начальники предали Иисуса Христа на позорную смерть на кресте, как злодея, вместе с разбойниками, они-то сами, да и все прочие ученики, все-таки считают Его истинным пророком и посланником Божиим и даже питали надежду, что Он «есть Тот, Который должен избавить Израиля» (ст. 21). «Какого рода были сии надежды, — рассуждает епископ Михаил, — и какого избавления Израиля они ожидали, они не говорят. Но каковы бы ни были эти их надежды и ожидания, имели ли они более политическое или более религиозное направление, они, как полагают путники, не сбылись». Распятие и смерть Христа разрушили эти надежды. Поэтому-то они не называют Распятого Мессией, а именуют Иисусом Назарянином, именем, без сомнения, принадлежавшим Ему, как проживавшему в этом городе.

И вот «уже третий день ныне, как это произошло» (ст. 21). И они ничего не понимают, что делается. События последних дней — несомненный факт: они совершились на их глазах, они, как етвые, стоят пред их духовным взором. Но как они не подходят к тому, что они сами знают о Распятом. Они никак не могут примириться с этими событиями; они не знают, что и думать о происшедшем. Время идет, вот сегодня уже третий день, а они никак не могут осмыслить совершившегося. «Мне кажется, — рассуждает по этому поводу блаженный Феофилакт, — что эти два мужа были в сильном колебании мыслей: ни слишком верили, ни слишком не верили. Ибо слова: «мы надеялись, что Он избавит Израиля» обнаруживают неверие, а слова: «ныне уже третий день» показывают, что они уже близки к тому, чтобы вспомнить слова Господа: «в третий день воскресну». Рассматриваемые же в совокупности слова сии по истине свойственны людям, находящимся в сильном сомнении». Господь не раз говорил ученикам о Своем воскресении в третий день, но они не понимали тогда слов Его; впрочем, как кажется, ожидали в это время чего-то необыкновенного, — замечает епископ Михаил, — что и случилось действительно, но что опять-таки оставалось пока непонятым ими. Видимо, не только глаза их были удержаны, но и разум, сознание их нуждалось в озарении для надлежащего восприятия совершающихся событий, которые пока изумляли их то своей кажущейся жестокостью, то своей поразительной необычайностью.

«Но и некоторые женщины из наших, — продолжают свой рассказ путники еммаусские, — изумили нас: они были рано у гроба и не нашли Тела Его, и пришедши сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив» (ст. 22 — 23). Вот новое странное и чрезвычайное обстоятельство: некоторые из наших женщин, то-есть из принадлежавших к обществу последователей Христа, учениц Его, привели нас в изумление, в такое состояние духа, что мы не знаем, что и думать обо всем случившемся. Они, эти женщины, были рано у гроба и не нашли Тела Его. Еммаусские путники не называют этих женщин по имени, вероятно, потому, что их Спутник, как пришедший в Иерусалим издалека, все равно не знал их, и потому имена их ничего не объясняли в их известии. Не говорят они также и того, зачем именно ходили на гроб Распятого женщины; не указывают точно даже того, в какой именно день утром это было. Но достаточно простого сопоставления повествования Евангелиста Луки с повествованием других евангелистов, чтобы разрешились все эти недоумения. Несомненно, ходившие на гроб были жены-мироносицы, которых евангелисты Матфей и Марк называют по имени (Мф. 28, 1; Мрк. 16, 1), ходили они весьма рано в первый день недели, то-есть в тот самый день, в который и путники совершали свое путешествие в Еммаус, ходили затем, чтобы ароматами помазать Тело возлюбленного Учителя, чего они не успели сделать при погребении Его в пятницу вечером. Еммаусские путники, опуская подробности, отмечают только самый факт раннего путешествия жен мироносиц ко гробу Учителя и результаты их путешествия. Они были рано у гроба, но Тела Его не нашли, то есть не нашли того, чего искали — Тела погребенного своего Учителя, а нашли то, чего не искали — пустоту гроба; и видели то, о чем и не помышляли, и слышали то, чего не ожидали. Они видели явление ангелов, которые говорят, что Христос жив — воскрес из мертвых. Это необычайное известие так поразило всех учеников и последователей Христа, что «и некоторые из наших пошли ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели» (ст. 24). Чрезвычайность происшествия, случившегося с женами-мироносицами, и необычайность принесенного ими известия так смутили одиннадцать и всех прочих, что слова женщин показались им пустыми и не поверили им (Лк. 24, 9, 11). Очевидно, желая проверить и лично убедиться в правоте женщин и «пошли некоторые из наших», то есть из учеников Христовых, на гроб. Сопоставление евангельских повествований не оставляет сомнений в том, что это были апостолы Петр и Иоанн (Лк. 24, 12. Ср. Иоан. 20, 2 — 3). Пораженные рассказом мироносиц они сейчас же пошли ко гробу и нашли дело именно так, как и женщины говорили, то есть, что Тела Христа во гробе не оказалось. Но Самого Его, о Котором ангелы возвестили женщинам как о живом, они не видели, как равно не видели и ангелов, благовествовавших женам о Воскресении Христовом. «Что все это значит? Мы не можем этого понять, и это повергает нас в недоумение и печаль. Мы совершенно не понимаем, как все это объяснить?» — так, возможно, закончили свою речь еммаусские путники.

Известно, что после явления Ангелов женам-мироносицам Сам Господь явился сначала одной Марии Магдалине (Иоан. 20, 14 — 18 и Мрк. 16, 9), а затем ей же вместе с другой Марией (Мф. 28, 1, 9 — 10). Но еммаусские путники не говорят Господу об этих обстоятельствах, можно думать, потому, что они ушли из собрания учеников Христовых еще до того момента, когда возвратившиеся от гроба жены-мироносицы поведали им о явлении им Самого Воскресшего Господа, или потому, что ученики не поверили им, как замечает Евангелист Марк (16, 11). Как бы то ни было, но теперь они все рассказали незнакомому Спутнику, полностью открыли Ему свои души, свои тревоги и недоумения, свои сомнения и печали, и теперь в полном смущении и молчании продолжали свой путь. О чем же они теперь думали, чего ожидали от своего Спутника? Сочувствия своему тяжелому состоянию? Утешения в своей скорби и печали? Во всяком случае едва ли они ожидали услышать от Него тот легкий упрек и мягкое порицание, с которым Он обратился к ним.

«Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки» (ст. 25). Неведомый Спутник еще не открывается им, но как бы некоторый искусный в Писании еврейский учитель объясняет, что они сами виноваты в том, что не понимают случившегося, а оттого и находятся в недоумении и даже в скорби и печали. Господь даже упрекает их в несмысленности, то-есть в недостаточном проникновении в смысл Писания, и медлительности в вере предсказаниям пророков. Нужно глубже вникать и крепче веровать во все, что предсказывали пророки, и тогда для них будет понятно все, совершившееся на их глазах с их Учителем. Нужно веровать всему — не отдельным только положениям и предсказаниям пророков, а вообще всему изображенному у пророков ходу домостроительства спасения. У них, сопутников Христа, нет такого глубокого и широкого кругозора, при котором можно было бы правильно осмыслить каждое событие из жизни Христа, в частности страдания и смерть Его. По планам Божественного домостроительства спасения челсвеческого рода «не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» (ст. 26). То, что казалось ученикам Христовым несовместимым со славою Мессии, то-есть Его страдания и крестная смерть, по планам Божественного домостроительства было неизбежным путем к Его славе. Чтобы убедить Своих спутников в истинности Своих слов, таинственный Незнакомец, к речам Которого было теперь приковано все внимание Его спутников, «начав от Моисея, из всех поророков изъяснял им сказанное о Нем, во всем Писании» (ст. 25).

И полилась из уст Божественного Учителя одна из тех речей, о которых слушавшие их говорили: «никогда человек не говорил так, как Этот Человек» (Иоан. 7, 46). Евангелист не передает нам этой речи, но он определенно указывает, что предметом ее был Сам Христос, а содержанием — раскрытие учения Священных книг о Нем, как Обетованном Мессии. Верою в грядущего Мессию жил весь народ еврейский и потому нужно думать, что еммаусским путникам известны были пророческие вещания о Мессии. Но истинный смысл этих вещаний сокрыт был от понимания, как и от понимания всего народа, почему мессианская идея получила в их сознании ложное толкование — владыки всемирного царства земного, царя земного, славного покорителя всех народов. Потому и печальны были они теперь, видя крушение своих чаяний и не умея понять совершающееся. Упрек в косности и ожесточении сердца, сделанный им незнакомым Спутником, должен был возбудить их внимание и насторожить их, тем более, что их Собеседник обратился к тем же священным книгам, на которые в своих чаяниях опирались и они и глубоким знатоком которых был, видимо, их Спутник.

Предсказания о Мессии начинались с самых древних книг — книг Моисеевых — и непрерывно проходили чрез все прочие пророческие писания. Но как иначе звучали все эти пророчества теперь для еммаусских путников, какой новый смысл их открывался в речах Собеседника, как постепенно раскрывался им образ Мессии в совершенно новом свете, совсем не похожий на привычный им образ земного царя: Великий Пророк, Новый Законодатель, Свет всему миру, возвестивший новое учение, Сын Божий, пришедший спасти человечество, Вечный Первосвященник по чину Мелхиседекову, Муж скорбей, вземлющий на Себя грехи мира, Своими страданиями и кровию обновивший человечеокое естество, позорно распятый посреде разбойников, но в третий день воскресающий, дабы внити в Славу Свою, то есть после уничижения на кресте и во гробе чрез воскресение снова принять Свой славный Божественный вид. Таким образом, то, что казалось ученикам Христа несовместимым со славою Мессии, то-есть Его страдания и смерть, были неизбежным путем к Его славе, как Царя духовного царства на земле и на небе.

Каким целительным бальзамом были слова таинственного Спутника для полных смятения и скорби душ еммаусских путешественников. Подобно тому, как высохшая почва жадно пьет дождевую влагу, так с напряженным вниманием вникали эти двое от ученик Христовых речам Говорившего, испытывая какой-то необыкновенный трепет от каждого Его слова. Трепетала душа, радостью наполнялось сердце, все яснее и яснее становилось совершившееся в последние дни с Иисусом Христом. И так хотелось еще и еще слушать эти чудесные глаголы, разъяснявшие все доселе непонятное и приносившее мир душе и радость сердцу. «Как счастливы были путники еммаусские, удостоившиеся слышать из уст Самого Господа изъяснение пророчеств о Нем», — замечает епископ Михаил.

Увлеченные беседой путешественники незаметно «приблизились к тому селению, в которое шли» (ст. 28). Перед ними лежал Еммаус — цель их путешествия. Кончился путь двоих из путешественников, кончалась и беседа их с случайным Спутником. А между тем как хотелось бы продолжать эту сладостную беседу, как хотелось бы слушать, слушать без конца живительную речь Его. Но Он, видимо, не собирается заходить в это селение и хочет продолжать Свой путь дальше. Как понятно было желание этих двоих задержать своего Спутника, уговорить Его остаться с ними. И они начали убеждать Его остаться с ними, «потому что день уже склонился к вечеру» (ст. 29). Продолжать путешествие поздним вечером, даже, может быть, ночью одному и не совсем удобно, да и не безопасно. Таков, можно думать, был внешний мотив, побуждавший путников к их просьбе, но внутренний мотив к ней, несомненно, лежал в том, что им очень нравилась Его беседа и они желали продолжать ее. «Делая вид, что Он хочет идти дальше, — говорит один из толковников Священного Писания, — Христос побуждал путников пригласить Его остаться с ними, если они действительно чувствовали потребность в дальнейшей беседе с Ним. И, действительно, они почувствовали, что не могут так скоро расстаться с Ним и стали удерживать Его своими просьбами остаться с ними. «И Он вошел и остался с ними» (ст. 29). Конечно, не потому остался, что наступала ночь, но потому, что желание их было искренне, и эта искренность создавала благоприятную почву для их окончательного утверждения в истинной вере во Христа и Его воскресение. Думают, что у кого-нибудь из этих путников был в Еммаусе свой дом, что еще больше побуждало их к просьбе остаться с ними на ночлег в этом селении.

Несомненно, что и в доме, куда пришли путники, продолжалась столь приятная им беседа Господа, но Евангелист, не упоминая об этом, прямо переходит к самому важному моменту вечера. Для пришедших, видимо, приготовлена была вечерняя трапеза, дабы они могли подкрепиться после дневного пути. Гостеприимный хозяин дома, каким, полагают, был один из еммаусских путников, разумеется, пригласил и своего Гостя разделить с ними эту трапезу. Некоторые даже думают, что глубокое уважение и невольное преклонение еммаусских путников пред усладившим их Своею беседою таинственным Спутником сказалось в том, что Ему предоставлена была честь возглавить эту трапезу и совершить то благословение и преломление хлеба за трапезою, которое у евреев обыкновенно совершалось хозяином дома. И вот «когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им... тогда открылись у них глаза, и они узнали Его» (ст. 30, 31).

У видевших и слушавших Господа вдруг снова появилась способность узнавать то, что прежде было недоступно для их познания. Если прежде сего глаза учеников, по особому намерению и действию Божию, были удержаны, чтобы они до времени не узнали Господа, то теперь, по тому же самому намерению и действию, они открылись. Рассеялся облекавший их сознание туман, прояснилось сознание, спала с очей их пелена, и они увидели все в настоящем свете. Они поняли, даже больше, они как бы ощутили, что сопутствовавший им на пути в Еммаус, так сладостно беседовавший с ними и ныне возлежащий с ними за трапезой, есть не кто иной, как Сам Христос, о воскресении Которого они что-то смутное и непонятное слышали сегодня утром, еще будучи в Иерусалиме, и о чем Он Сам так хорошо и понятно говорил им, объясняя Писания. И вот теперь они узнали Его, они сами видят, слышат, беседуют с Ним, действительно Воскресшим. Сейчас они еще больше узнают о Нем. «Но Он стал невидим для них» (ст. 31). «Почему же Господь, открывшись ученикам, скрылся мгновенно? Потому, — объясняет святитель Филарет, — что уже совершилось действие благопотребное и благотворное для тех, которые от них услышат о бывшем видении».

Христос стал невидим для них. Христос так же внезапно скрылся от них, как внезапно и открылся им. Но у них уже нет ни смущения, ни недоумения. Они уже твердо знают, что Он действительно был с ними, что Он действительно жив, что Он действительно воскрес. «И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (ст. 32). Для них теперь непонятно, как это могло с ними случиться, что они не обратили внимания на голос своего сердца. Ведь оно своим особенным состоянием, сильным возбуждением и трепетом как бы подсказывало им, что с ними шел не другой кто, а Сам Воскресший Господь.

Радость, охватившая учеников Христовых, была столь велика, так переполняла сердца их, что они не могли оставаться спокойно на месте. Хотелось скорее поделиться этой радостью с другими учениками, еще печалующимися, смущенными и недоумевающими. Хотелось приобщить их к своей радости, приобщив и к своей вере в воскресение Учителя. И вот, забыв свою усталость от дневного путешествия, не убоявшись ночного времени и тех неудобств и опасностей, с которыми связано ночное путешествие, пренебрегши возможностью приятного отдыха после всех тревожных переживаний прошедших дней, еммаусские путники, «вставши в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними» (ст. 33). Обрадованные радостию великою, Лука и Клеопа, может быть, даже и не коснулись приготовленной вечери, но сейчас же поспешили в Иерусалим, чтобы скорее сообщить радостную весть прочим ученикам Христовым. «Еммаусские путешественники, — замечает митрополит Филарет, — сделали прекрасное дело: не довольствуясь своим счастьем одни, они поспешили разделить оное с другими учениками Христовыми, которых вера в начале сего дня также боролась с недоумениями».

Охватившая еммаусских путников радость умножала их силы, они бодро двинулись в путь, скоро достигли Иерусалима и застали апостолов собранными вместе там же, где они видели их и утром этого дня. Полагают, что это была та Сионская горница, где Господь несколько дней тому назад совершил Пасху с учениками Своими и установил таинство Евхаристии. Здесь были одиннадцать апостолов и с ними те, которые отличались наибольшей привязанностью к Учителю, как то: Его Пречистая Матерь, жены-мироносицы, может быть Иосиф и Никодим и другие. Евангелисты, впрочем, не называют никого по имени, ограничиваясь неопределенным выражением, что возвратившиеся в Иерусалим нашли «вместе одиннадцать и иже бяху с ними». Но кого же и естественнее ожидать встретить здесь, вместе с одиннадцатью, как не тех, которые так любили Учителя, так скорбели о Нем и даже после Его смерти не хотели оставить Его, удрученные безмерною скорбью и печалью. Однако и для них, как и для еммаусских путешественников, время скорби уже миновало. Не успели еще возвратившиеся из Еммауса поделиться своею радостию, как услышали от собравшихся радостное заверение остававшихся в Иерусалиме, что Господь «истинно воскрес и явился Симону» (ст. 34). Это было известие, о котором еммаусские путники, вышедшие из Иерусалима днем, еще не знали. Возможно, что и сами апостолы узнали об этом явлении Воскресшего апостолу Петру несколько позже, так как оно имело место, очевидно, после путешествия апостола Петра и другого ученика с ним ко гробу Спасителя. Об этом путешествии знали еммаусские путники, но это было последнее, с чем они ушли из Иерусалима: больше они ничего, не знали. Встреченные теперь таким радостным известием, умножившим их собственную радость, они, конечно, со вниманием слушали повествование об этом явлении Воскресшаго. Евангелист Лука, впрочем, по обыкновению, здесь весьма краток: он отмечает факт, не говоря о нем подробно. Священное Писание и вообще об этом явлении Воскресшаго Апостолу Петру говорит весьма кратно. О нем рассказывает, точнее упоминает, кроме Евангелиста Луки, еще св. Апостол Павел в первом послании к Коринфянам (5, 15). Но эта краткость, разумеется, нисколько не говорит против действительности самого факта. Хотя обстоятельства этого явления и не описываются в священных книгах, но несомненно, что апостолы знали о них от самого Апостола Петра и, конечно, рассказали о них и еммаусским путешественникам. В ответ на это и еммаусские путешественники теперь со всеми подробностями рассказали «о происшедшем с ними на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (ст. 35). Это было уже четвертое явление Воскресшего Христа. Число очевидцев Воскресшего умножалось, и вера в истинность чудесного события все более крепла. «Христос воскресе» — эта истина с каждым явлением Воскресшего становилась все более и более незыблемым основанием христианской веры и жизни.

Прот. С. Савинский, профессор Моск. Дух. Академии

[1] К. Гейки, Жизнь Иисуса Христа, ч. 4-я.