К ВОПРОСУ О ПРЕДСОБОРНОМ СОВЕЩАНИИ

I

От последнего Вселенского Собора нас отделяют двенадцать столетий. За это время в жизни Православной Кафолической Церкви не раз возникали различные вопросы, которые требовали соборного рассмотрения и решения. Не раз предпринимались и попытки созвать всеправославный и даже вселенский собор, но ни одна из этих попыток не достигала цели.

Пытаясь объяснить, почему не удалось до сих пор созвать вселенского собора, можно ссылаться и на неблагоприятные внешние обстоятельства и даже на то, что все спасительные истины веры уже засвидетельствованы семью вселенскими соборами.

Действительно, «соборы в Церкви — факты исторические, не относящиеся к ее сущности», — пишет один из русcких архипастырей [1]. Они возникали в жизни Церкви, главным образом, с целью опровержения еретических учений и для установления церковной дисциплины. Следовательно, если бы истины веры никем не искажались, а христиане строго следовали им в своей жизни, то не было бы необходимости и в соборах.

Но ввиду современных нужд Православия трудно удовлетвориться таким объяснением вопроса и совершенно невозможно оставить без рассмотрения те причины, которые мешают созыву собора в Православной Церкви в настоящее время. А когда мы рассмотрим их, то окажется, что все они кроются в попытках одной из поместных Церквей, старшей по чести, простирать свою власть на другие поместные Церкви в ущерб их свободе, равнодостоинству и единству.

Речь идет о Церкви Константинопольской, которая издавна, почти со времени отпадения Рима, связывает с унаследованным от него почетным первенством особые «права и преимущества» в отношении общецерковных дел и всех других поместных Православных Церквей.

В усвоении себе широких прав и преимуществ константинопольские патриархи продолжают исходить из 28 правила IV Вселенского Собора, которым Константинопольский патриарший престол, ради политического значения города, был поставлен по чести вторым после Рима. Когда же Рим за свои претензии на господство в Церкви отпал от ее единства, константинопольские патриархи стали толковать это правило в том смысле, какой для Рима явился причиной нарушения единства Церкви.

Правда, стремление Константинопольской Патриархии к преобладанию в Церкви не проявлялось упорно и систематически, ибо тому не способствовало положение, в каком она оказалась после падения Византии. Но как только патриархи Константинополя начинали руководствоваться интересами своего преобладания в Церкви, это обязательно приводило к междуцерковным несогласиям, раздорам, схизмам и другим недоразумениям.

За последние три с половиной десятилетия накопилось особенно много разных междуцерковных конфликтов и недоразумений, которые, оставаясь неулаженными, препятствуют соборной деятельности Православной Церкви, в частности, созыву давно намеченного Предсоборного Совещания.

II

В нашей церковной литературе уже достаточно полно и обстоятельно освещены те деяния Константинопольской Патриархии, которые выражают ее нео-папистические тенденции. Начиная с энциклики 1920 года «К Церквам христианским, во всем мире обретающимся», Константинопольская Патриархия «без рассуждения всех» (34 пр. Св. Ап.) еще в те годы приняла много решений, расстроивших единодушие поместных Православных Церквей. Мы имеем в виду участие Константинопольской Патриархии в экуменическом движении, признание ею действительности англиканской иерархии, распространение власти на все православное рассеяние и особенно антиканоническое всеправославное совещание 1923 года с его решениями о календаре и второбрачии духовенства.

Как это отразилось на междуцерковном положении, — показывает история с попыткой Константинопольской Патриархии созвать Вселенский Собор «для рассмотрения разных вопросов первостепенной важности, разрешение которых является спешным и абсолютно необходимым». Кроме этого, в извещении, разосланном всем автокефальным Православным Церквам [2] было сказано, что Вселенский Собор должен был начать свою работу в Иерусалиме в 1600-ю годовщину Первого Вселенского Собора, т. е. в 1925 году.

К извещению о созыве Вселенского Собора был приложен и перечень вопросов, подлежавших соборному решению. Но из этих вопросов трудно было извлечь представление о подлинной и главной нужде Православной Церкви. Зато легко возникало опасение, что собор может явиться орудием замыслов, чуждых интересам Православия.

Поэтому автокефальные Церкви, приветствуя самую идею собора, предложили созыв его отложить, а предварительно созвать Предсоборное Совещание из представителен всех автокефальных Православных Церквей.

Это предложение было принято Константинопольской Патриархией, и в 1930 году на Афоне собралась Межправославная подготовительная комиссия, которая составила для Предсоборного Совещания список вопросов, требующих обсуждения и решения.

После этого Константинопольская Патриархия, «сознавая овой долг заботиться и действовать для созыва Предсоборного Совещания», наметила созвать его в Ватопедском монастыре Афона в Воскресенье Пятидесятницы 19 июня 1932 года. Но и на этот раз некоторые Церкви, ссылаясь на затруднительные обстоятельства, просили отложить Совещание до более благоприятного времени.

Таким образом, «древние права» и «преимущества», на которые Константинопольская Патриархия всегда любит ссылаться, не помогли ей созвать ни Вселенского Собора, ни даже Предсоборного Совещания.

Причина этих неудач скрывалась, конечно, не в международной обстановке и не в условиях существования автокефальных Церквей, а главным образом в тех «правах» и «преимуществах» Константинопольской Патриархии, которые угрожали превратить Собор в. свидетельство ее преобладания в Церкви.

Эту опасность почувствовала, прежде всего, Русская Православная Церковь, которая допускалась к участию в Предсоборном Совещании, но без права решающего голоса, потому что Вселенская Патриархия не признавала ее «имеющей каноническое возглавление». Отказываясь от такого участия, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополит Сергий выразил протест и против включения в программу Совещания вопроса о разделениях в Русской Православной Церкви, что являлось вмешательством в ее внутренние дела [3].

Болгарская Церковь не могла участвовать в Совещании из-за схизмы, наложенной Константинопольской Патриархией, и даже попытка внести вопрос об этой схизме в повестку дня Предсоборного Совещания окончилась неудачей.

Ту же судьбу разделил и вопрос о положении славянских монастырей на Афоне, что не могло не отразиться на решении заинтересованных Церквей отказаться от участия в Совещании.

Автокефальные Православные Церкви не могли безразлично относиться и к фактам участия Константинопольской Патриархии в экуменическом движении, их смущали ее вероисповедные компромиссы и общение с раскольниками, как и другие акты самовластия, нарушавшие соборность Церкви.

Константинопольская Патриархия потому и не смогла реализовать свой призыв к Предсоборному Совещанию, что, домогаясь господства над поместными Церквами-Сестрами, она ослабила свою связь с ними и сделала невозможным то единодушие, которое необходимо для соборных решений.

III

С той поры прошло более четверти столетия. За это время в жизни ряда поместных Церквей произошли большие события: ликвидированы расколы в Русской Церкви, снята Болгарская схизма [4], упразднена уния с Римом [5], состоялись поместные соборы [6], установлены новые отношения с государственной властью, введены новые Уставы, открыты духовные школы. Кроме того, семья автокефальных Православных Церквей пополнилась новыми членами [7]. Между Церквами — в большей их части — произошло заметное сближение, усилилось сотрудничество в вопросах общецерковного значения.

Вместе с тем в междуцерковной жизни остались прежние и накопились новые вопросы и недоразумения. Их существо всем широко известно — это антиканоническое вмешательство Константинопольской Патриархии во внутренние дела других автокефальных Церквей, вмешательство, осложняемое присвоением чужих приходов и епархий, утверждением незаконных автокефалий и непризнанием законных, поддержкой явных нарушителей церковной дисциплины и нарушением канонов, ограждающих единство Церкви.

В церковной печати уже получили надлежащую оценку — каноническую и догматическую — известные всем факты превышения власти Константинопольской Патриархией [8]. Но, забывая о грехах первого Рима, Рим второй как бы не замечает этих обличительных оценок и упорно стремится стать «Центром, к которому обращены взоры всего Богом ведомого круга Церквей» [9].

Поэтому не напрасно наиболее проницательные богословы нашего времени говорят о том, что «в недрах нашей Святой Церкви появилась великая опасность извращения догматического учения о ней, а следовательно, и опасность извращения Ее бытия...» [10]. Именно эта опасность должна стать предметом суждения будущего Вселенского Собора.

Теперь же необходимо указать, какие факты междуцерковной жизни мешают возобновлению соборной деятельности Православной Вселенской Церкви.

Первым из этих печальных фактов является распространение юрисдикции Константинопольской Патриархии на Финляндскую епархию Русской Православной Церкви [11].

По снисходительности к виновной стороне можно допустить, что внешняя разобщенность, вызванная в свое время политическими причинами, заставила Финляндскую Церковь искать приюта в Константинопольской Патриархии, которая, в свою очередь, не могла оставить финляндскую паству в беспризорном состоянии.

Но этот акт помощи возлагал на Константинопольскую Патриархию еще больший долг: оговорив временный характер своей юрисдикции, при первой же возможности вернуть финляндскую паству по канонической принадлежности — в подчинение Московской Патриархии.

Как известно, такая возможность появилась очень скоро, именно в ноябре 1923 года, когда Патриарх Тихон возбудил вопрос о возвращении Финляндской епархии в Русскую Церковь. Однако Константинопольская Патриархия не приняла никаких мер к восстановлению канонического положения и продолжала удерживать Финляндскую епархию в своем ведении. Помощь превращалась, таким образом, в нарушение 8 пр. III Вселенского Собора.

Такой же антиканонический характер имеет юрисдикция Константинопольской Патриархии над т. н. Западно-Европейским Православным Русским Экзархатом, возглавляемым ныне митрополитом Владимиром (Тихоницким).

В сентябре 1945 года произошло воссоединение Западно-Европейского Русского Экзархата с Матерью — Русской Церковью, и с того момента у Константинопольской Патриархии отпали всякие основания удерживать свою юрисдикцию над той частью Экзархата, которая продолжала упорствовать в расколе. Но, вместо того, чтобы побудить самочинников к раскаянию, Вселенская Патриархия, в лице Патриарха Максима V, поддержала их и оставила в своем ведении [12].

Этот акт нельзя назвать иначе, как искусственным продлением раскола, которое до сих пор мешает единодушию Русской и Константинопольской Церквей в общецерковных делах. Создается впечатление, что Константинопольская Патриархия поддерживает раскольников как бы для того, чтобы пополнять за их счет свои потери.

При таком отношении Константинопольской Патриархии к церковной дисциплине не приходится удивляться тому, что «покровительница бедствующих Церквей» находится в общении с раскольнической «Русской Православной Церковью за границей» и с самочинной «Северо-Американской митрополией».

Всем хорошо известно, что епископат и клир этих самочинных церковных групп предан Суду и запрещен Матерью — Русской Церковью в священнослужении, но это не мешает Константинопольской Патриархии поддерживать с ними и молитвенное и деловое общение. Факт участия вышеупомянутых раскольников в Межправославном съезде, созванном Экзархом Константинопольского Патриарха в Америке архиепископом Михаилом [13], опять послужил расхождению наших Церквей. Вновь возникает мысль, что в своих действиях Константинопольская Патриархия руководствуется не интересами Православия, а духом политики, питающей заграничный русский церковный раскол.

Тот же дух мешает Константинопольской Патриархии признать равнодостоинство Польской Православной Церкви. История этого недоразумения восходит к тому времени, когда епархии Российской Церкви в Польше оказались под юрисдикцией Константинополя в силу его антиканонических притязаний на все православное «рассеяние».

В отношении Православной Церкви в Польше в то время действовали те же факторы, что и в Финляндии. Разница оказалась лишь в том, что в 1924 году Константинопольская Патриархия, в угоду руссофобскому правительству Польши, утвердила самочинную автокефалию Польской Православной Церкви.

Это не могло не омрачить отношений между Русской и Константинопольской Церквами, поскольку Церковь Константинопольская позволила себе распорядиться судьбой епархий, бывших частью Церкви Российской. Для такого вмешательства в ее внутренние дела не было оснований ни в канонах, ни в «преимуществах» Вселенского престола, ни в реальном положении вещей. Достаточно сказать, что автокефалия Польской Церкви была утверждена Вселенским престолом вопреки воле Патриарха Тихона, который писал Варшавскому митрополиту Дионисию: «Мы не можем благословить самостоятельного существования Православной Церкви в Польском государстве до тех пор, пока все обстоятельства и все канонические основания ее перехода к независимому бытию не будут выяснены перед Собором Всероссийской Православной Церкви, созыв которого является предметом наших постоянных молитв и забот» [14].

И все же беззаконное дело совершилось. В результате Православная Церковь в Польше оставалась разобщенной с Матерью — Церковью Русской до конца второй мировой войны. С освобождением Польши от фашистских захватчиков прояснилось и каноническое сознание Польской Церкви, которая признала свою автокефалию недействительной и обратилась к Московскому Патриарху с просьбой о даровании ей канонической автокефалии. Покаялся в своем заблуждении и митрополит Дионисий.

Русская Православная Церковь удовлетворила просьбу Польской Церкви [15], приняла в общение митрополита Дионисия и на этом сочла свой материнский долг выполненным, а недоразумение с Константинопольской Патриархией исчерпанным. Но эта Патриархия как бы не поняла значения совершившегося факта и до сих пор продолжает оставаться вне молитвенного общения с Польской Православной Церковью, усугубляя междуцерковное разделение.

Весьма печально, что, нарушая согласие с Церквами-Сестрами, Константинопольская Патриархия за своими «правами и преимуществами» часто не видит жизненных интересов Православия. Примером может служить хотя бы отношение ее к Православной Церкви в Чехословакии.

Самая юная из поместных Церквей, эта Церковь пришла к самостоятельному бытию путем долгим и тернистым. Долгое время православные приходы в Чехословакии оставались под опекой Сербской Церкви, но когда эта Церковь оказалась не в состоянии их поддерживать, она уступила свою юрисдикцию над ними Московской Патриархии, справедливо считая, что эта уступка необходима в интересах Православия.

Под материнским руководством Матери — Русской Церкви Православная Церковь в Чехословакии достигла канонического совершеннолетия и получила в ноябре 1951 года автокефалию.

Естественно, что поместные Церкви-Сестры с радостью отнеслись к образованию нового форпоста Православия среди инославного окружения и поспешили поддержать новую Сестру-Церковь признанием ее равнодостоинства и самостоятельности. Только Константинопольская Патриархия не сделала этого и даже выразила свое недовольство совершившимся фактом.

Откуда такая неприязнь к юной Церкви со стороны старшей Сестры — показывает следующая историческая справка. Задумав подчинить себе все православное рассеяние, Константинопольская Патриархия поставила в 1922 году своего Экзарха [16] для Западной Европы и в 1923 году другого Экзарха для Средней Европы. Последний, в лице архиепископа Савватия (Брабец), был наименован «Архиепископом Пражским и всея Чехословакии», хотя имел только одну крестовую церковь в Праге. Когда наступили тяжелые годы фашистской оккупации, он, пользуясь беспомощностью Сербской Церкви, стал захватывать ее приходы и ставить на них совершенно неподготовленных священников, чем нанес немалый вред делу Православия. С освобождением страны от фашистов деятельность Архиепископа Савватия закончилась, так как он остался без единого прихода.

Этот печальный эпизод служит теперь для Константинопольской Патриархии поводом считать территорию Чехословакии «своей» церковной областью и не признавать канонической автокефалии Православной Церкви в Чехословакии. Второй Рим из-за своих «прав и преимуществ» не считается с тем, что под его опекой Православное дело в Чехословакии пострадало бы так же, как страдает оно в Финляндии.

Пренебрегая интересами Православия, Константинопольская Патриархия активно способствует и другому антицерковному делу — эллинизации Святой Афонской Горы, на которой Русская, Болгарская, Румынская, Албанская и другие поместные Церкви имеют свои монастыри. Вытеснение оттуда всех монахов негреческой национальности создает положение, которое не может благоприятствовать междуцерковному согласию.

А в последнее время Константинопольская Патриархия заняла неблагоприятную позицию в отношении Болгарской Православной Церкви, которая, получив автокефалию, восстановила у себя патриаршество, оправданное исторически и канонически [17].

IV

При наличии таких расхождений с Константинопольской Патриархией трудно надеяться на успех ее инициативы в деле созыва Предсоборного Совещания. Но, несмотря на это, 12 февраля 1951 года Патриарх Константинопольский Афинагор обратился к автокефальным Православным Церквам с Окружным посланием, в котором снова ставит вопрос о созыве Предсоборного Совещания и просит сообщить свои мнения по этому вопросу для дальнейших действий.

Каким оказалось мнение автокефальных Церквей — пишет сам Патриарх Афинагор в новом послании Святейшему Патриарху Алексию от 25 сентября 1952 года: «Сестры-Церкви в своих ответах признают настоятельную необходимость созыва этого Совещания, так как много различных и важных вопросов, требующих рассмотрения и изучения, накопилось в нашей Святой Православной Церкви. Но созыв Совещания в настоящее время они считают невозможным, ибо при современных обстоятельствах нельзя обеспечить в нем участие всех автокефальных Православных Церквей. Церкви высказываются за отсрочку Совещания и за предварительную разработку тем, которые оно будет рассматривать. Вследствие таких заявлений Сестер-Церквей Совещание приходится отложить».

Далее Вселенский Патриарх пишет, что время до созыва Совещания надо использовать для подготовки к нему и просит сообщить, какие изменения или добавления можно сделать в перечне вопросов, составленном Межправославной комиссией на Афоне в 1930 году.

Из этого послания видно, что новая попытка Константинопольской Патриархии созвать Предсоборное Совещание снова окончилась неудачей. При этом позиция автокефальных Церквей осталась прежней: они признают нужду в Совещании, но собраться не могут. В оправдание этой невозможности может быть выдвинуто много причин, но главная из них заключается в прежнем бессилии Константинопольской Патриархии установить с Церквами-Сестрами необходимое единодушие.

Отсутствие такового есть причина внутренняя и, следовательно, решающая. Но она имеет и внешний аспект — это борьба за место созыва Предсоборного Совещания. А значение места определяется возможностью влиять на решения Собора и тем самым утверждать свое преобладание в Церкви. В этом и состоит raison d'être Константинопольской инициативы, проявляемой во имя «древних прав и преимуществ» Вселенского престола.

Но бессилие этой инициативы обнаружилось и в отношении внешних условий организации Совещания. На них указал вскоре Патриарх Александрийский Христофор, который в своем послании от 30 октября 1952 годэ написал Святейшему Патриарху Алексию, что берет на себя обязанность созыва Предсоборного Совещания.

Сейчас нет смысла останавливаться на вопросе — где быть Предсоборному Совещанию: в Каире, на Синае, в Москве, на Афоне или в каком-либо другом месте. Следуя опыту Вселенских Соборов, нужно верить, что место для Совещания будет указано в свое время исторической обстановкой или силой обстоятельств, натравляемых Промыслом Божиим ко благу Церкви. До того же времени внимание всех автокефальных Православных Церквей следует направить на внутреннюю подготовку к Собору, которая должна состоять в осознании действительных нужд Церкви и в устранении причин, порождающих опасение в том, что одна из Церквей может утвердить на Соборе свое преобладание. Тогда единодушие Церквей станет фактом, и препятствия к Собору исчезнут.

А. ВЕДЕРНИКОВ

[1] Митрополит Елевферий. «Соборность Церкви», стр. 14.

[2] Извещение о Вселенском Соборе от 25 ноября 1924 года было прислано в Москву на имя настоятеля патриаршего Константинопольского подворья архимандрита Василия Димопуло с указанием «довести об этом (т. е. о созыве Собора) до сведения тамошних надлежащих церковных кругов». Таково было отношение Константинопольской Патриархии к Русской Церкви и к ее Предстоятелю — Патриарху Тихону.

[3] См. «Журнал Московской Патриархии» за 1932 г., № 9—10. «Письмо Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия Представителю Вселенского Патриарха в СССР Архимандриту Василию Димопуло».

[4] Болгарская схизма была снята в феврале 1945 года.

[5] Брестская уния была ликвидирована Львовским Собором греко-униатского духовенства 8—9 марта 1946 года. Уния в Румынии перестала существовать в октябре 1948 года. В августе 1949 года воссоединились с Русской Православной Церковью униаты Закарпатья. А в конце апреля 1950 года была упразднена Ужгородская уния в Чехословакии.

[6] Имеются в виду: Поместный Собор Русской Православной Церкви 1945 года и Поместный Собор Православной Церкви в Чехословакии 1952 года.

[7] Православная Церковь в Польше и Православная Церковь в Чехословакии.

[8] Статьи известного канониста проф. С. В. Троицкого в ЖМП за 1947, 1948 и 1949 гг. Статьи иеромонаха Софрония и др. в «Вестнике Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата» за 1950, 1951 и 1952 гг.

[9] Из энциклики Патриарха Афинагора в неделю Православия 1950 года.

[10] Иеромонах Софроний. «Единство Церкви по образу Единства Святой Троицы». См. «Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата» за 1950 г., № 2—3, стр. 18.

[11] См. нашу статью «Горькие плоды церковного разделения» в ЖМП за 1952 г., № 12.

[12] Грамота Патриарха Максима V от 6 марта 1947 года.

[13] Межправославный съезд состоялся в начале 1952 года.

[14] Письмо Патриарха Тихона Митрополиту Варшавскому Дионисию от 23 мая 1924 г.

[15] Православная Церковь в Польше получила законную автокефалию 22 июня 1948 г.

[16] Митрополит Фиатирский Германос.

[17] Выборы и интронизация Патриарха Болгарской Православной Церкви состоялись 10 мая 1953 года. Патриархом избран Наместник-Председатель Священного Синода Болгарской Церкви Митрополит Пловдивский Кирилл.