Еще недавно трепетало от несказанной радости мое сердце, а также и сердца моих спутников, при переезде границы СССР. Провести долгие годы, с раннего детства, за границей, всегда мечтая о возвращении на Родину, и вдруг, вот она, родная, любимая страна! Одни обливаются слезами радости и священного трепета, другие бросаются целовать родную землю; все объяты одним чувством: горячей любовью к Отечеству.
Сразу же по переезде границы, в г. Гродно, я узнал, что я назначен в Троице-Сергиеву Лавру. Я прежде и мечтать не смел о поселении там, хотя, видимо по Божьему Промыслу, при возведении меня в сан игумена еще за границей, я был наречен игуменом Св. Троице-Сергиевой Лавры.
И вот, прошло, с тех пор уже пять лет, которые пролетели как некий сон. До сих пор еще бывают мгновения, когда не верится, что я нахожусь на Родине, и тогда всякий раз подхожу к окну послушать уличный говор: да, действительно, говорят по-русски, значит я действительно в России.
За эти пять лет побывал я по Божьему благословению и в двух наших Столицах, и на Севере, и на Юге, и на Западе: везде одна страна, везде братья по крови, живущие в мире и стремящиеся к одной цели: мирному созидательству на благо Родины.
Вспоминается мне еще жизнь за рубежом; беседа с друзьями, знакомыми: «Скоро я поеду на Родину», говорю им, а они забрасывают меня вопросами: «Как примет вас Родина? Не будет ли непроходимого рва между вами и теми, кто там вырос, кто там прожил всю свою жизнь? Найдете ли вы общий язык с советскими людьми? Не будут ли вас там укорять за долгое отсутствие?»
Проживши теперь на Родине пять лет, мне хочется оглянуться назад. Приезд в Москву. Невольный трепет. Ведь это же теперь первый город в мире! Взоры всех благомыслящих людей во всем мире к ней обращены. Решается тот или иной важный международный вопрос, и все прислушиваются к ее голосу, и все спрашивают себя, друг друга: «А что скажет Москва?» И вот я, маленький человек, нахожусь в этой Великой Москве. Наше Правительство не только разрешило мне въезд на Родину, но допустило меня даже поселиться возле самой столицы ее, в Троице-Сергиевой Лавре. Поручается мне, помимо послушаний лаврских, работа в Патриархии. Езжу я еженедельно в Москву, осматриваю ее и сравниваю с другими европейскими столицами, которых немало пришлось мне повидать. Да, нет другой такой, как наша матушка Москва. Мое впечатление подтверждается и представителями братских Православных автокефальных Церквей, собравшихся вскоре после моего возвращения на Родину на совещание в Москву. Они тоже удивляются красоте и величию зданий, простору бульваров и улиц и говорят, что это возможно только на Руси.
Но можно было бы подумать, что все старания Советской власти-об украшении городов, обращены лишь только на столицу... Получаю я отпуск, еду в другие места... Киев, Почаев, Одесса, Кишинев... Всюду то же величие, тот же наряд, с разницей только в архитектуре.
По благословению Его Святейшества, Святейшего Отца нашего Алексия, Патриарха Московского и всея Руси, получаю я назначение в Одессу, для преподавания в местной Семинарии. Живу на Юге страны, общаюсь с южанами... Затем судьба меня перебрасывает на Север, к Ленинграду... Слышал ли я где-либо за эти пять лет от кого-нибудь упрек в том, что долго отсутствовал на Родине? Нигде, никогда, и не от кого! Везде одинаково радушный прием. О загранице мало кто и спрашивает. Страна наша столь велика и так много в ней разнообразия, что мало кто и интересуется тем, что делается где-то там за рубежом, все поглощены интересом к тому, что делается у себя в Стране: к великим стройкам, к развитию народного хозяйства и к непрестанному улучшению народного быта. И рва между ими и мной не оказалось. Я стал полноправным сыном моей Великой Родины, полноправным гражданином Советского Союза. Если бы не провел я столь большую часть моей жизни за границей, я, вероятно, и забыл бы совсем о ней. Когда читаю я газеты и встречаются в них сообщения из Франции, Бельгии, то все это кажется таким далеким, чужим; как будто во сне лишь там когда-то побывал.
Привык я уже к необъятным просторам моей Отчизны, к ее великим деяниям и к огромным масштабам нашей Русской Церкви, и все заграничное мне кажется столь незначительным, маловажным. Когда доходят до меня слухи о каких-то Владимирских или Анастасиевских церковных ориентациях, и иные, привыкши к нашим российским масштабам, думают, что и эти движения представляют собой какое-то значение, какую-то силу, то во мне невольно зарождается чувство иронии, и мне становится жалко, что есть еще там, за границей, люди, наши русские люди, которые что-то хотят доказать вопреки простой логике.
Какое будущее ожидает, например, так называемую Владимирскую церковную юрисдикцию? Определенного церковного или политического направления она не имеет. В ней находятся еще как бы по инерции старые эмигранты, которые привыкли жить в неподчинении Матери-Церкви. Но вот, настанет, и скоро настанет, время, когда эти престарелые люди перейдут в иную жизнь. Кто тогда будет составлять так называемую Владимирскую юрисдикцию? Молодежь? Отнюдь нет, ибо большинство эмигрантской молодежи направило свои взоры на матушку-Россию. Они либо уедут на Родину, либо, оставаясь за границей, одни будут в подчинении у родной Русской Церкви, другие, «офранцузившись», «обельгиившись» и т. п., отойдут совсем от Православной Церкви. И тогда эта юрисдикция сама по себе сойдет начнет. Та же участь ожидает и так называемую Анастасиевскую, или, иначе, Карловацкую, юрисдикцию. Она состоит из эмигрантов-политиканов. Умрут и эти пережитки царской России и не останется последователей митрополита Анастасия или его преемника.
Наше же Патриаршее направление всегда будет жить, ибо оно опирается на величие Вселенской Православной Церкви, на могущество нашей Страны. Недаром и французы, принявшие Православие, пожелали, преимущественно перед другими Православными Церквами, находиться в каноническом подчинении у Русской Православной Церкви.
Как я безгранично счастлив и как благодарю я Господа, что сподоблен я теперь принимать участие в жизни и деятельности моей родной Матери — Русской Церкви. Как хотелось бы заразить и моих прежних друзей и знакомых теми чувствами горячей любви к родной Церкви и к Отчизне, которыми я преисполнен теперь, особенно в эти юбилейные для меня дни пятилетнего пребывания на Родине. Я уверен в том, что даже самые рьяные последователи митрополитов Владимира и Анастасия, очутившись на Родине, в лоне Святой Матери — Русской Православной Церкви, осознали бы прежнюю свою ошибку, поняли бы, в каком заблуждении они прежде находились и приняли бы самое горячее участие в жизни родной Церкви, в мирном строительстве родной Страны. Буди. Буди...
ИГУМЕН ПАВЕЛ