СКРОМНЫЙ ОЧАГ ПРАВОСЛАВИЯ
Очень скромный малолюдный, внешне малоприметный очаг жизни, во Христе обратил на себя пристальное внимание автора этих строк летом 1952 г.
В XIX столетии православные составляли небольшую часть христианского населения в Латвии, подавляющее большинство которого принадлежало к лютеранскому и римско-католическому вероисповеданиям. Более или менее крупные группы православных людей обитали в Латгалии—восточной и северо-восточной частях Латвии, примыкающих к Витебской и Псковской губерниям. В приморской же части края православные были представлены по преимуществу приезжим русским чиновничеством и частью беднейшего латышского крестьянства. (Русское же крестьянство и купечество приморских районов в большинстве являлись старообрядцами-беспоповцами — «поморцами»).
Необходимо подчеркнуть, что православная миссия имела успех именно среди латышей-батраков, мельчайших арендаторов и безинвентарных крестьян. Немцы—прибалтийские бароны-помещики, захватившие в Латвии большинство высших административных постов, а в Петербурге, при царском дворе, чувствовавшие себя более чем привольно, всячески препятствовали делу православного миссионерства. Особенно изощрялись они в помехе делу строительства приходских храмов и монастырей, используя для этого всяческие юридические зацепки.
Из мужских монастырей в XIX веке есть глухие сведения лишь об одном, Якобштадтском. Женских монастырей вовсе не было.
Лишь в 1892 г. в столице Латвии Риге на базе женской общины создается первый в Прибалтике женский Троице-Сергиев монастырь.
Монастырь этот создан при усердной поддержке местного архиерея, архиепископа Арсения (Брянцева) [1]. Подлинными учредителями монастыря были сестры Е. и Н. Мансуровы, выходцы из аристократической семьи (отец их был сенатором и статс-секретарем, мать — урожденная княгиня Долгорукова).
Глубоко религиозные сестры, совсем еще молодыми начали хлопоты по организации женской общины с детским приютом и школой для бедных девочек при ней. Тотчас после учреждения общины рождается мысль о женском монастыре. Мансуров-отец, петербургский сановник, оказывает делу всяческую помощь, хлопочет об отводе места для построек, отпуске строительных материалов, добивается крупных пожертвований. Но некоторые исследователи ошибаются, утверждая, что монастырь был обставлен хорошо, «ибо семья кн. Мансуровых не скупилась на жертвования» [2]. Глава семьи, как видно из достоверного источника [3], от себя пожертвований не делал. Его же дочери никак ни могли участвовать личными средствами, так как они получали от отца на содержание («карманные расходы») по 25 р. в месяц и то не всегда исправно [4]. Денежные источники, кроме пожертвований из столицы, собирались «по зернышку» на месте усилиями Е. и Н. Мансуровых и их деятельнейшей помощницы и подруги Е. Постовской.
Открытие монастыря связано, как сказано выше, с поддержкой архиепископа Арсения. Нравственным вдохновителем этого дела в большой степени была Троице-Сергиева Лавра.
И в своих дневниках, и в личных письмах (сведения которых подтверждаются старожилами обители) Е. и Н. Мансуровы говорят о своих неоднократных поездках в Сергиев Посад. Опытнейшие иноки великой обители (и в первую очередь наместник Лавры архимандрит Павел) наставляли благочестивых сестер по всем вопросам монастырской жизни и хозяйства; им же новая обитель, открытая в 1892 г., обязана своим уставным устройством.
Для начала в новую обитель были переведены несколько опытных инокинь из других монастырей. В очень короткий срок были выстроены два храма: каменный во имя Св. Троицы, деревянный — св. Сергия Радонежского, оба — по типу церквей в Троице-Сергиевой Лавре.
В 1894 г. возникает и при деятельнейшей поддержке архиепископа Арсения осуществляется благая мысль об открытии пустыньки в глубине митавских лесных массивов.
С самого начала четко определилась направленность трудов городского монастыря и его отделения — пустыньки. Первый становится по преимуществу миссионерско-просветительным очагом, пустынька — местом молитвы и иноческого подвижничества.
Святое дело стало на твердую почву. Умудренные духовным опытом, обе сестры Мансуровы и Е. Псетовская постригаются архимандритом Павлом (по благословению архиерея) в иночество с именами: старшая — Сергии, младшая — Иоанны, Пестовская — Евгении.
С этого времени не только Сергии и Иоанне, но и всему монастырю и даже архиепископу Агафангелу (Преображенскому) — преемнику Арсения по святительской кафедре, пришлось перенести немало скорбей. До крайности озлобленный иночеством дочерей сенатор Мансуров, безуспешно пытавшийся всеми доступными ему способами добиться снятия Сергией и Иоанной иночества, перенес свой гнев на обитель. Но сильные духом, смиренные сердцем и готовые претерпеть все, насельницы обители выдержали испытание и, под водительством игумении Сергии, превратили монастырь в подлинный миссионерский центр Православия в Латвии.
В 1915 г. монастырь вместе с другими православными учреждениями Лифляндии и Курляндии был, по распоряжению военных властей, эвакуирован в Новгород.
В монастыре оставалось несколько инокинь наиболее преклонного возраста. Через несколько лет из эвакуации возвратилась мать Евгения (Пестовская), которая и возглавила обитель.
Как свидетельствует, даже в условиях полуфашистской цензуры времен диктатуры Ульманиса, А. Поммер [5], в годы владычества буржуазных правителей Латвии... «Православная Церковь переживала пору лютых и нещадных гонений... при чем особенно усердствовали католики». Многие храмы были переданы католикам и лютеранам, некоторые снесены с лица земли.
В женском монастыре, по выражению А. Поммера, «хозяйничали» городские хозяйственно-административные власти.
Немецко-фашистские захватчики также оставили на обители глубокие следы своих разбойничьих когтей.
Лишь с 1944 г., со времени освобождения Латвии Советской Армией, монастырь и его лустынька получили полную возможность нормального существования и плодотворной деятельности.
В настоящее время в городском монастыре 51 инокиня, в том числе несколько послушниц. Хорошо содержатся оба храма, они приспосабливаются для богослужений в зимнее время. Управляет монастырем и пустынькой игумения Тавифа (Дмитриюк), опытная монастырская деятельница, интеллигентный человек, очень строгая инокиня. Кстати отметим, что сочетание неустанного полезного труда с крепкой, истовой молитвенностью составляет характернейшие черты всего иноческого состава обители. И в монастыре и в пустыньке осуществляется строго-общежительный устав.
С молодых лет посвятившая себя иноческой жизни, игумения Тавифа, разбирается как опытный человек в делах строительно-ремонтных, продовольственных и практикоагрономических. Все ремонтные работы проводятся хозяйственным способом и своими силами: лишь для самых квалифицированных работ привлекаются отдельные мастера. Троице-Сергиев женский монастырь живет своими средствами: очень небольшими доходами «кружки», выпечкой просфор для городских приходских церквей, а главное, своим маленьким трудовым хозяйством. Казначея мать Сергия (Кордтокова)—живая летопись монастыря. Именно ее в 1921 году игумении Сергия и Иоанна, которые по болезни не могли возвратиться из эвакуации, послали с наказом беречь монастырь и особенно — пустыньку. С честью был выполнен наказ: особой именной грамотой Святейший Патриарх Алексий высоко оценил самоотверженный труд инокини в труднейшие для обители годы ульманисовского владычества и гитлеровской агрессии.
Изменились условия монастырской деятельности. Если в первые годы между монастырем и пустынькой установился указанный нами водораздел в направленности святого делания, то. в наши дни оба эти места являются почти в равной мере очагами молитвы и труда.
Особого внимания заслуживает пустынька. Ее частым гостем-наста в ником и подлинным отцом стал архиепископ Рижский Филарет.
От Риги до пустыньки более 50 километров; чем ближе к ней, тем гуще становится лес. У всех посетителей пустыньки единодушно создается впечатление, что ее местоположение — в девственном лесу очень напоминает дорогие для русского православного человека места, где началось уединенное подвижничество преподобного Сергия Радонежского. Наконец, миновав Митаву (Елгаву), с гравиевой дороги сворачиваем на еле заметную проезжую тропинку, и через два километра неожиданно открываются небольшая поляна, монастырские ворота и перед нами... подлинный уголок XIV века. Крохотная бревенчатая церковка сооружена в 1894 г., но срублена она точно так, как это делалось во времена и в местах подвигов преподобных Сергия Радонежского, Стефана Пермского... Объяснение находится легко. Сама постройка церкви производилась по личным указаниям и даже при личном участии наезжавших сюда архимандрита Павла и его осведомленных в церковной истории иноков-сотрудников. Дух преподобного Сергия как бы витает, над пустынькой.
В маленьком храме все просто и даже до некоторой степени убого. Простейшая утварь, небогатые разного стиля иконы—дары жертвователей или приобретенные на трудовые обительские медяки, полумрак от скром ных неугасимых лампадок—все это трогает и умиляет.
В целом же место для пустыньки выбрано действительно замечательное, исключительное для уединенной обители.
По отдаленности от крупных населенных пунктов, богомольцев здесь бывает Очень мало. Но полный круг суточных церковных служб отправляется точно и неукоснительно.
У кромки дремучего соснового леса в кельях облегченной постройки живут восемнадцать монахинь; почти все они — довольно древние старицы. Возле ворот обитает старик-пенсионер с женой, он же добровольный привратник и очень неплохой звонарь.
Пустынька лишь изредка получает маленькие денежные пособия (большей частью —целевые: на ремонт, стройматериалы и т. п.). В основном же престарелые пустынножительницы обходятся своими внутренними ресурсами. Их материальную базу составляют четыре гектара удобной пахотной земли, максимально используемой под полевые и огородные культуры (хлебные злаки, плоды, овощи и ягоды), одна лошадь, три коровы и небольшое количество домашней птицы. Все отрасли маленького, но крайне хлопотливого хозяйства находятся в прекрасном состоянии. С трудом веришь, что все это—дело слабых женских рук. Своими же силами пустынька заготовляет древесное топливо на круглый год.
Составной частью проблемы внутримонастырского устройства является вопрос о принятии в монашество новых людей.
Самой большой похвалы заслуживает отношение к этому делу со стороны архиепископа Филарета и игумении Тавифы. Обращаются к ним многие ищущие пострига, допускаются же в послушницы — единицы. Как при Тавифе, так и при ее предшественницах ни одна женщина не принимается в монастырь без продолжительного и разностороннего испытания. Никакое личное знакомство в «миру» не освобождает от испытания словом и делом. Нам была представлена взрослая женщина, которую весь состав пустыньки знает с детского возраста, но, по утверждению игумении, рясофор она получит еще не скоро.
В монастыре и пустыньке сейчас нет особого подвижничества (затвор, молчальничество и пр.). Не потому, что такие желания не высказываются, они есть. Но кормчие обители добиваются предельной духовной готовности к особым подвигам и благословляют пока только на духовно-доблестнсе выполнение более или менее «обычных» послушаний.
ПРОФ. И. ШАБАТИН
[1] А. Поммер. Православие в Латвии, исторический очерк, 1931 г., Рига, стр. 82.
[2] А. Поммер. Православие в Латвии. Стр. 85.
[3] Дневник H. Мансуровой (рукопись), тетрадь 2-я.
[4] Письмо Е. Мансуровой к отцу от 1 марта 1894 г.; хранится в числе других писем в архиве Рижского Троице-Сергиева женского монастыря.
[5] Указанное сочинение, стр. 92 и след.
