НЕУДАВШАЯСЯ ПОПЫТКА ПАПСКОГО ПРЕСТОЛА ПОДЧИНИТЬ СВОЕЙ ВЛАСТИ ВОСТОЧНУЮ ЦЕРКОВЬ

(ФЕРРАРО-ФЛОРЕНТИЙСКИЙ СОБОР 1438-39 гг.)

"Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом" (притч. Сол. XIX, 21).

I

Попытки восстановить единство Христианской Церкви, утраченное после отпадения в 1054 г. Церкви Западной, начались почти сразу же после разделения. Историю объединительных попыток ученые делят на несколько периодов [1], но Ферраро-Флорентийский собор занимает среди всех церковных соборов этого рода особое место, так как на нем была принята и подписана 5 июля 1439 г. уния между Восточной и Западной Церквами. И хотя единство церковное в действительности восстановлено не было и осталось лишь на страницах флорентийской хартии, тем не менее история собора доселе привлекает к себе особенное внимание историков разных направлений. И чем детальнее восстанавливается история этого собора, тем более выясняется, что в Ферраре и Флоренции в 1438—1439 годах имела место лишь неудавшаяся попытка Римской Курии подчинить своей власти Восточную Церковь, воспользовавшись тяжелым положением Византийской империи, искавшей себе помощи на христианском Западе против обступавших ее со всех сторон сил мусульманской Турции.

24 ноября 1437 г. пышно разукрашенная эскадра из 8 судов покинула Константинополь, направив свой путь к берегам Италии. На борту судов находились: Византийский император Иоанн VIII Палеолог, его брат деспот Дмитрий, Константинопольский патриарх Иосиф, представители всех восточных патриархов, духовные и светские сановники Империи, представители Грузинского Католикоса, Молдаво-влахийский митрополит и многие другие.

8 февраля 1438 г. эскадра прибыла в Венецию и была там торжественно встречена: дож, члены сеньории, сенаторы, вся знать при огромном стечении народа выехали встречать почетных гостей. После двухнедельного пребывания в Венеции путники отправились в Феррару и также были там любезно приняты. Папа встретил императора у входа в свои покои, не допустив его до коленопреклонения, обнял и посадил рядом с собой и т. д. Но ни пышно разукрашенные корабли греческой эскадры, ни любезная встреча ее в Венеции не могли скрасить печального положения греческой делегации, доставленной в Италию целиком на средства Римского Папы Евгения IV и поставленной в полную от него материальную зависимость. Судьба делегации заранее была «определена и очерчена» этой зависимостью, и мнимая свобода прений в вопросах разностей между Православной и Католической Церквами иллюзорно существовала только до первого ультиматума со стороны Рима.

Отплытию эскадры, присланной и снабженной на средства Римского папы, предшествовали долгие, длившиеся несколько лет переговоры между Византийским правительством и папой о целях, месте, средствах и других условиях созыва собора, причем Византийский император не скрывал, что главной причиной его настойчивых предложений созвать вселенский собор является крайне тяжелое положение Империи, все более и более теснимой турками. С своей стороны и папство в 30-х годах XV столетия стояло перед большими трудностями в связи с только что законченными гуситскими войнами в Чехии, направленными против владычества папы, а также в связи с широко развернувшимся в Европе соборным движением, поставившим своей целью «преобразование Церкви в главе и членах»: вскоре после окончания Констанцкого собора (1414—1418) открыл заседания собор в Базеле, продолжавшийся 12 лет (1431—1443), который не признавал Евгения IV папой и настаивал на подчинении пап собору. Евгений IV хорошо понимал, что объединение с Восточной Церковью укрепит его авторитет и поможет установить его полновластье над собором.

Таким образом, византийско-римские переговоры были последней попыткой Византии опереться на христианский Запад и найти там военную помощь против турок, а папство оживилось надеждой подчинить себе Восточную Церковь и утвердить у себя на Западе свое самодержавие, преодолев оппозицию со стороны соборного движения. Местом собора был выбран итальянский город Феррара, папа обязался прислать в Константинополь морские суда, оплатить все расходы по переезду и взял на свой счет содержание всех делегаций, явившихся на собор. Материальная скудость византийцев и их зависимость от папы доходила до такой степени, что Византийский император Иоанн Палеолог, отправляясь на собор, взял из Софийского собора все золотые вклады, сделанные незадолго перед тем Киево-Московским митрополитом Фотием († 1431) и сделал себе из московского золота украшенную постель, а для своих лошадей сбрую, шоры и чепраки с золотыми украшениями. Зависимость от латинян заранее создавала для православной части собора крайне неблагоприятные предпосылки для обсуждения условий соединения Церквей.

Прибыв в Феррару, греки не нашли никого из западных государей, и поэтому Византийский император потребовал от Папы, чтобы он как можно скорее вызвал на собор руководителей западных государств, имеющих в своем распоряжении более или менее значительные воинские силы и могущих оказать Византии военную помощь против турок. 9 апреля 1438 г. приглашения западным государям были разосланы, до прибытия же их было решено приступить в частных комиссиях к рассуждениям о предметах спора между Восточной и Западной Церквами: о допустимости или недопустимости каких-либо прибавок к Никейско-Цареградскому Символу, об исхождении Святаго Духа, о чистилище, о квасном хлебе и опресноках в таинстве Евхаристии.

II

В события оказалась втянутой и Русская Церковь. Русская делегация во главе с митрополитом Исидором и суздальским епископом Авраамием выехала из Москвы в Феррару 8 сентября 1437 г. и находилась в пути 1 год без 20 дней: выехав из Москвы 8 сентября 1437 г. она (через Тверь, Вышний Волочок, Новгород, Псков, Ригу, затем морем до Любека и от

последнего через всю Германию на города Люнебург, Брауншвейг, Лейпциг, Бамберг, Нюренберг, Аугсбург, Инсбрук, Падую) прибыла в Феррару 18 августа 1438 г.

Митрополит Исидор, преемник митрополита Фотия (1408—1431), прибыл в Москву 2 апреля 1437 г., будучи назначен на Московско-Киевскую митрополию Византийским правительством, вопреки избранию на этот пост Московским Освященным Собором епископа рязанского и муромского св. Ионы, управлявшего митрополией после кончины митрополита Фотия († 1 июля 1431 г.). Готовясь к собору о соединении Церквей, Византийское правительство старалось расставить склонные к соглашению с Западом силы внутри Восточной Церкви в соответствии с своими политическими видами, и возвело на Московско-Киевскую митрополию настоятеля Константинопольского монастыря св. Димитрия игумена Исидора.

Пелопонесский грек по происхождению, гуманист по образованию, индифферентный к догматическим вопросам, но патриот своего греческого отечества, гибнувшего от турецкой агрессии, Исидор был по своим наклонностям более дипломатом, чем святителем и, в качестве делегата Византийского правительства на Базельский собор, удачно выполнил возложенную на него миссию переговоров с собором, заставив Евгения IV быть более сговорчивым попыткой соглашения с Базельским собором против папы.

Несмотря на полученную в Константинополе инструкцию привезти на собор побольше русских епископов, Исидор взял с собой в Италию только суздальского епископа Авраамия (1431—1451).

Наиболее естественным спутником Исидора на собор должен был быть св. Иона, управлявший митрополией до приезда Исидора и облеченный доверием Московского Освященного Собора, но Исидор постарался отвести кандидатуру св. Ионы, видя его русский патриотизм, твердый характер и строго-православные убеждения. Следующим делегатом на собор должен был быть новгородский архиепископ Евфимий 2-й Вяжицкий, как старший русский иерарх после митрополита, но Исидор не полагался и на новгородского архиепископа, вследствие старой оппозиции Москве новгородцев, не желавших давать митрополиту так называемого «месячного суда» и вообще считавших митрополита проводником политики подчинения Новгорода Москве.

Следующими по старшинству иерархами Московской Руси были Ефрем Ростовский (хирот. 13 апреля 1427 г., в декабре 1448 г. произведен в архиепископы, † 29.III.1454 г.) и Авраамий суздальский; на последнего и пал выбор Исидора.

Московское правительство в течение более 100 лет боролось за присоединение к своим владениям суздальско-нижегородского княжества, стремясь сначала присоединить хотя бы нижегородско-городецкую часть его — на том основании, что она до 1328 г. принадлежала к великому княжеству Владимирскому, государем которого уже считался с этого года Московский князь [2].

Митрополиты деятельно помогали Московским князьям в их объединительной политике: митрополит Феогност в 1347 г. лишил кафедры суздальского епископа Даниила в борьбе за спорную часть его епархии, митрополит Алексий в 1365 г. лишил за то же кафедры суздальского епископа Алексия; чтобы обеспечить неприкосновенность границ своей епархии, епископ суздальский Дионисий (1371—1385) выхлопотал для нее в 1382 г. у Константинопольского патриарха Нила титул архиепископии и старшинство, непосредственно после архиепископии Новгородской, но митрополит Киприан лишил кафедры преемника Дионисия, архиепископа суздальского Евфросина (1390—1406), окончательно присоединил к митрополии Нижний Новгород и Городец, а епархию суздальскую низвел на степень простой епископии. После этого в Москве старались назначать на суздальскую кафедру наиболее безопасных кандидатов; Митрофан (1406—1431) и Авраамий (1431—1451) были вполне покорными Москве суздальскими владыками, не предъявлявшими уже митрополиту никаких претензий. Удобства слабого характера епископ суздальский Авраамий соединял с титулом своего славного епархиального города, хорошо известного как на Востоке, так и в Западной Европе.

Третьим делегатом на собор был тверской боярин Фома, уполномоченный великого князя тверского Бориса Александровича, в то время еще самостоятельного, независимого от Москвы государя (присоединение Твери к Москве состоялось, как известно, только в 1485 г.).

Весь же русский поезд состоял из 100 человек свиты, слуг и вооруженной охраны; духовником поезда был назначен суздальский иеромонах Симеон.

III

Несмотря на разосланные папой приглашения никто из западных государей на Собор не явился, и только приезд русской делегации несколько изменил к лучшему положение собравшихся. 8 октября 1438 г. приступили к торжественным заседаниям и богословским прениям, которые до начала 1439 г. происходили в Ферраре, а затем, ввиду начавшейся эпидемии чумы, буллой папы от 10 января были перенесены во Флоренцию и здесь продолжались до 24 марта 1439 г.

Прения на соборных заседаниях в Ферраре, почти весь год происходили о допустимости каких-либо прибавлений к тексту Никейско-Цареградского Символа. Ввиду ясных указаний вселенских соборов на недопустимость каких-либо добавлений или изменений, позиция православных была неуязвима. По существу же догмата об исхождении Святаго Духа латиняне доказывали, что «и Сына» есть только изъяснение, а не добавление. Спор с формальной стороны был, наконец, по требованию латинян, прекращен, а решено было рассуждать о самом догмате по существу. Прения происходили 3 раза в неделю, каждый раз по три часа. Митрополит Ефесский Марк Евгеник, местоблюститель Антиохийского и Иерусалимского Патриархов, защищал православный догмат столь непримиримо, что делал соглашение невозможным. Тогда византийский император Иоанн запретил Марку показываться на соборе, и таким образом на последних семи заседаниях во Флоренции (от 18 заседания до 25) митрополит Марк уже не присутствовал.

Главным оратором православных стал Никейский митрополит Виссарион. Он выражал желание бесконечно вести прения, утверждая, что можно еще сказать «многое и прекрасное», даже когда все уже находили, что предмет спора совершенно исчерпан. От блока с ортодоксами Виссарион перешел к открытой борьбе с ними, и тогда борьба на соборе развернулась, с одной стороны, между православными и католиками, а с другой — между греками внутри их делегации, между православно-ортодоксальной партией и латинофилами.

Перенесение заседаний собора из Феррары во Флоренцию (буллой от 10 января 1439 г.) затруднило грекам еще более возвращение домой и поставило православную часть собора в совершенно безвыходное положение.

По пути из Феррары во Флоренцию для русской делегации была устроена экскурсия в Рим и вокруг города, который она объехала в течение двух Дней верхом на конях («От града Феррары до Рима 8 миль, а Рим, великий град, стоит на реце, на Тибере за 12 миль до моря, а около града 14 миль, а ездили есмя около града два дни на конех»). В Риме путники посетили собор св. Петра, собор св. Павла, приложились к мощам обоих Первоверховных

Апостолов; были на том месте, где отсекли главу Апостолу Павлу, пили святую воду из колодца, образовавшегося на месте усекновения главы Апостола [3].

Прения и во Флоренции также не привели ни к какому положительному результату, как и в Ферраре: православные и латиняне остались при своих взглядах на все спорные пункты вероучения и практики. После такого результата прений православным было ультимативно объявлено, что они должны или принять учение Римской Церкви, или возвратиться восвояси.

«Сие объявление, — пишет русский историк собора свящ. Н. А. Смирнов, — греков в крайнее привело смущение, ибо приехали они в Италию на папских галерах и иждивении, жили там более 15 месяцев, заимствуя от него же все нужное к содержанию, а теперь надлежало возвратиться в отечество собственными уже средствами, коих у них вовсе и не было» [4].

Возвратиться ни с чем, без всякой надежды на помощь против турок западных государств для греков означало гибель всех надежд на спасение своего отечества, плен, рабство; поэтому в продолжение трех месяцев (апреля, мая и июня) они старались достигнуть соглашений, прося папу и его сановников проявить хоть какую-нибудь уступчивость. Но все было напрасно: папа не желал идти ни на какие уступки, а тревожные вести с родины заставили греков торопиться.

Больше всех торопился император: «В третий день Пасхи, — пишет Сиропуло, — он пошел к Патриарху, хотя тогда была дождливая погода. И хотя весь измочившись, он, придя к Патриарху, настаивал, чтобы дело было кончено, и чтоб греческие архиереи были приведены к соглашению на соединение». Затем он послал к папе русского митрополита Исидора, чтобы тот точно сообщил, какую конкретную помощь он намерен оказать христианам. Исидор принес сначала устный ответ, а затем три кардинала от имени папы заявили (а потом написали и печатями утвердили), что в случае достижения соглашения папа обязуется: 1) дать деньги и галеры для возвращения греков на родину; 2) 300 человек вооруженных людей для охраны столицы на его содержании; 3) две галеры для охраны императора; 4) большие галеры богомольцев к Гробу Господню будут заходить в Константинополь; 5) будет дано 20 вооруженных кораблей на полгода или 10 на 1 год для охраны столицы от турок и 6) папа будет ревностно призывать на помощь императору всех христианских государей и все христианские народы.

Акт Флорентийской унии был подписан всеми членами собора (кроме Марка, митрополита Ефесского) 5-го июля 1439 г., а 6 июля был торжественно провозглашен в флорентийском кафедральном соборе св. Георгия.

Согласно этому акту, догмат об исхождении Святаго Духа принимался в латинской формулировке, с прибавлением слова Filoque; принималось учение о чистилище, как переходном состоянии душ на пути в рай; обряды оставлялись прежние обеим договаривающимся сторонам: Римский Папа признавался наместником Христа, преемником Апостола Петра, главой христиан всего мира.

По окончании чтения акта латинские певцы запели свои молитвы и пели их в продолжение 3 часов; потом и православные воспели Великое Словословие, «Днесь благодать Святаго Духа нас собра» и, наконец, «Да веселятся небесная, да радуются земная». После этого началась литургия на латинском языке и по латинскому обряду. На другой день император Иоанн просил папу отслужить литургию по греческому обряду, но папа отказался, ссылаясь на незнакомство с ее текстом. Печальный для православия смысл совершившихся событий стал ясен для всех.

IV

Личность главы русской делегации, митрополита Исидора, представляет большой интерес. Он выступил главным действующим лицом после переезда собора из Феррары во Флоренцию, когда были окончены все прения и когда поднялся вопрос, как устроить соглашение помимо прений. Совершенно правы были те русские исследователи, которые считали, что именно митрополит Исидор был главным творцом Флорентийской унии, а Виссарион лишь следовал за ним, маскируя отступление бесконечными, пышно красноречивыми излияниями [5]. Аргументы Исидора были проще и прозаичнее, но оказались более убедительными для греческой части собора: «Возвратиться, конечно, можно, но как возвратиться? Куда? Когда?» Это говорил Исидор после того, как папа отказался выдавать кормовые деньги грекам ввиду их упорства, и многие греки вынуждены были продавать последнее имущество, чтобы купить хлеба, а о поездке домой не могли и думать, не имея возможности заплатить за проезд.

Большая часть греков, ездивших во Флоренцию, раскаялась в своем деянии тотчас же после возвращения с собора, а греческий народ встретил унию с явным негодованием, решительно отверг ее и не хотел о ней слышать. Император Иоанн Палеолог остался, правда, верен унии до самой своей смерти, последовавшей 31 октября 1448 г. Преемник его Константин Палеолог, сначала показал себя врагом унии и сторонником православия, потом ввиду начавшихся решительных приготовлений турок к штурму Константинополя, снова признал унию в конце 1452 г., но народ смотрел на нее, как на измену вере отцов, способную только усилить гнев Божий. 29 мая 1453 г. Константинополь был взят турками, Византийская империя прекратила свое существование, папа не смог прислать грекам существенной помощи, и у них от унии осталось только тяжелое воспоминание.

Что касается других стран, то уния на флорентийских условиях нигде не вызвала сочувствия. В Польско-Литовском государстве католики отнеслись к унии совершенно равнодушно: ни польский король Владислав III, отправлявшийся в Венгрию и затем погибший в борьбе с турками (10 ноября 1444 г. в битве при Варне), не имел времени оказать какой-либо поддержки в проведении унии митрополиту Исидору, когда он пытался ее там ввести, ни литовский великий князь Казимир не имел желания начинать борьбу с большей частью населения своего княжества. Да и кроме того оба они поддерживали Базельский собор и не признавали Евгения IV законным Папой. Что же касается православного населения Литвы и Польши, украинцев и белоруссов, то оно (по словам польского историка Длугоша — книга XII, стр. 727) встречало унию со смехом и пренебрежением, и она на этот раз продержалась лишь самое короткое время.

Но особенно категорический протест против флорентийской унии последовал в Москве: митрополит Исидор, провозгласивший унию в Московском Успенском соборе 19 марта 1441 г., был через три дня после этого взят под стражу в Чудовом монастыре и, просидев под арестом весну и лето, 15 сентября 1441 г. ночью бежал из Москвы в Тверь, а затем в Новогрудок к литовскому великому князю Казимиру и, побыв там недолго, убежал в Рим. «Туда его манило солнце, звали дорогие воспоминания», пишет католический историк, иезуит Пирлинг («Россия и Св. Престол», стр. 102). Правильнее было бы сказать: туда его гнало безвыходное положение и полная неудача его предприятия во всех частях его обширной епархии — и в Польше, и в Литве, и в непонятно загадочной для него Московии.

V

Сколько человек из русской делегации благополучно вернулись домой? Мы видели, что количество поехавших из Москвы в Италию русских людей было 100 человек, считая вместе с митрополитом Исидором. Вернулось их назад в Москву не более 35 человек: митрополит Исидор, отправляясь в обратный путь, получил от папы на путешествие до Венеции остатки средств, ассигнованных на его содержание в сумме 91 флорин в месяц по расчету на него самого и 29 человек его свиты; деньги получил приближенный Исидора, его протодиакон Григорий, с которым он потом бежал из Москвы. В тот же день было уплочено по отдельному счету 237 флоринов епископу суздальскому Авраамию и боярину тверскому Фоме; оба имели при себе по 4 помощника и получали 35 флоринов в месяц. Значит, отправились в обратный путь 30 человек москвичей, считая самого митрополита Исидора, 5 суздальцев во главе с епископом Авраамием и 5 тверитян во главе с боярином Фомой, а всего 40 человек. И эти 40 человек не все увидели свой дом: иеромонах Симеон был арестован и закован в железа в Смоленске чернецами митрополита Исидора; московского боярина Шубу убили разбойники на юге Венгрии («От града Черга до Сегистя 3 мили. А на тех трех милях ехати до Шегездя лесом все, и ту есть разбой велик вельми, без перейма и без человек доспешных едва мочи проехати: ту и Шубу разбили в Федорову субботу»). Таким образом из 100 человек русских назад вернулось человек 33—35. Большая часть не вернувшихся стала жертвой чумы и сложила свои кости в далекой от родного дома Ферраре.

Отметим еще одну подробность обратного пути еп. Авраамия: от Москвы до Суздаля он ехал со своими спутниками целых 5 суток, тогда как обычный путь был 3 суток с кладью и 2 суток налегке (расстояние 257 километров). Более короткий путь из Москвы в Суздаль проходил через села Стромынь, Киржач, Юрьев-Польский, более окружный, но более торный — на Мытищи, Троице-Сергиев монастырь, Александрову Слободу и Юрьев-Польский. Еп. Авраамий возвращался в Суздаль второй дорогой через Троице-Сергиев монастырь. Выехав из Москвы 24 сентября, он приехал в Суздаль 29 сентября на 6-й день. Несомненно, праздник преподобного Сергия 25 сентября и следующий за ним день 26 сентября, праздник Иоанна Богослова, суздальцы пробыли в обители Преподобного Сергия, отдыхая душой от пережитых волнений столь продолжительного и трудного путешествия [6]; утром 27 сентября выехали на Александровскую Слободу и 29 сентября, в четверг, были в Суздале. На Покров 30 сентября еп. Авраамий служил первую после приезда из Италии всенощную, а 1 октября — первую обедню в своем кафедральном соборе. К сожалению, нет данных, как служил он эти полгода, до приезда в Москву митрополита Исидора, который пребывал эти полгода в Киеве, отправившись туда из Вильно, где митрополит расстался с суздальским епископом. Надо полагать, что, приехав в Суздаль, еп. Авраамий не вспоминал больше ни о папе, ни об унии, которую подписал 5 июля 1439 г.

Известный католический писатель, иезуит Пирлинг в своей книге «Россия и Святой Престол» высказывает убеждение, что именно епископ Авраамий и иеромонах Симеон были на Руси главными агитаторами против унии: «Епископ Авраамий и иеромонах Симеон были не из тех людей, что скрывают свое возмущение в сердце — сами цепи злополучного попа говорили за него достаточно красноречиво; Авраамий прибыл ранее Исидора, и это позволило ему сорганизовать оппозицию» [7]. Вряд ли прав о. Пирлинг, приписывая главную роль в подготовке отпора унии суздальскому епископу и иеромонаху Симеону. Цепи были наложены на Симеона, видимо, не только за ревность о православии, а за что-то еще, за какие-то нарушения церковной дисциплины, ибо от заключения его не освободили и после ареста и бегства митрополита Исидора. Симеон был послан под начало в Троице-Сергиев монастырь к игумену Зиновию (1436—1445) и, следовательно, не имел возможности вести агитацию против унии, какую он вел в Новгороде у архиепископа Евфимия 2-го. Ведущим иерархом среди русского духовенства был в это время не Авраамий суздальский, а епископ рязанский и муромский св. Иона, с 1431 г. нареченный митрополит, управлявший митрополией после кончины митрополита Фотия до неожиданного назначения на митрополию Исидора, вопреки ясно выраженному желанию Московского правительства и Освященного Собора иметь своим митрополитом св. Иону. Именно этот последний и возглавил борьбу против унии, когда сведения о ней достигли Москвы. История этой борьбы в летописях осталась не достаточно отраженной, но не может быть никаких сомнений в том, что роль вел. князя Василия Васильевича, как она выведена в официальной летописной версии, есть не более как позднейшее сочинительство. События, предшествовавшие приезду в Москву митрополита Исидора, и события, последовавшие после бегства его из Москвы, когда Русскую Церковь снова возглавил великий иерарх русский святый Иона, организатор и начинатель автокефалии Русской Церкви, в равной мере говорят о том, что именно св. Иона был главным борцом за чистоту Православия от западных новшеств, привезенных из Флоренции митрополитом Исидором, и славным вождем в борьбе за автокефалию Русской Церкви, за независимость ее от Константинопольской патриархии.

На Флорентийском соборе присутствовали представители всего православного и большей части католического мира (другая часть последнего поддерживала отцов Базельского собора и выбранного им другого папу, Феликса V): присутствовал Константинопольский патриарх Иосиф с наиболее важными сотрудниками своей патриархии, представители всех Восточных патриархов, Русский (Киево-Московский) митрополит Исидор, являвшийся предстоятелем русской, украинской и белорусской паствы, представители грузинской и молдаво-влахийской Церквей. И тем не менее соединение Восточной и Западной Церквей, подписанное во Флоренции 5 июля 1439 г., оказалось призрачным и мнимым, так как широкие массы верующих не поддержали постановлений собора.

В заключение небезинтересно привести общее впечатление одного из участников Ферраро-Флорентийского собора, уже упоминавшегося Екклесиарха Великой Соборной Софийской Церкви Константинополя Сильвестра Сиропуло, написавшего историю Флорентийского собора: «Латиняне обижали нас, поступали самосудно, сами себе рукоплескали, восклицая после речей своих ораторов: «Яснее солнце не сияет!», «Ясно, как солнечный луч», или другими, сим подобными, криками доказывали свои истины. Наши же доводы, как будто слабые и принятия недостойные, почитали они за ничто и смеялись над нами. Когда же соборные прения кончились, то собор более ничего не делал, но все происходило скрытно, притворно, тайным образом. Ни наши епископы, ни латинские, кроме десятка человек, не знали, о чем происходят переговоры у императора с Папой, у императора с Патриархом. Ничего подобного на Вселенских Соборах не было: думали только о способах и хитрых обманах, посредством которых склонить наших к заключению с латинянами унии... И как здание, на песке основанное, подвергается скорому разрушению, так и это православных с католиками соединение, не от ревности к истине и не от любви к правомыслию, но лишь по мирской и неправедной причине заключенное, легко и вскоре разрушилось».

И. СПАССКИЙ

[1] А. Катанский. История попыток к соединению Церквей греческой и латинской в первые четыре века по их разделению. СПБ, 1868.

[2] За подавление тверского восстания 1327 г. хан Узбек поделил в 1328 г. великое княжение Владимирское между суздальским князем Александром Васильевичем (1309—1322) и московским князем Иваном Калитой (1325—1340, с 1328 г. великий князь).

[3] «А церковь св. Апостола Петра стоит внутрь града, а мера ее в длину ступеней великих 105, а поперек 65, а мощи святых Апостол Петра и Павла лежат в церквах — разделил их святый Папа Сильвестр — половина в храме Петра, а половина в Храме Павла, а главы их лежат в церкви Иоанна Предтечи, и тамо святый царь Костянтин крестися, и крестильница его мрамор зелен. Да были на месте, где усекнули главу святому Апостолу Павлу. Ту три кладезя, идеже стяли главу, и из тех мест истекают три кладезя прутко вельми и студены. И мечом тем знаменахомся, которым главу усекнули, и ту воду святую испихом».

[4] Свящ. Н. А. Смирнов, История о достопамятном Флорентийском соборе, СПБ, 1805.

[5] Е. Е. Голубинский, «История Русской Церкви», т. II, 2-я половина, стр. 441—443. «Журнал Московской Патриархии» 1946 г., № 8, стр. 34—35.

[6] Празднование памяти преподобного Сергия Радонежского, скончавшегося в 1392 г., началось с 1422 г., когда были обретены его мощи. Е. Е. Голубинский, История Русской Церкви, т. II., вторая половина, выпуск первый 1917 г., стр. 591.

[7] «Россия и Св. Престол», стр. 99. Симеон суздальский прибежал в Новгород 23/III 1440 г., еп. Авраамий приехал в Суздаль 29-го сентября 1440 г. и митрополит Исидор торжественно въехал в Москву 19/III 1441 г., но через год (без 4-х дней) после приезда в Новгород Симеона и через полгода после приезда в Москву еп. Авраамия.