УТРО И ВЕЧЕР ВЕЛИКОГО ДНЯ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА

Евангельские сказания о событиях великого дня Воскресения Христова, особенно о событиях раннего утра, настолько кратки и отрывочны, что только путем сопоставления повествований всех Евангелистов можно до некоторой степени установить хронологическую последовательность этих событий и с большей или меньшей вероятностью представить целостную картину необычных происшествий этого дня. Между тем воспроизведение в хронологической последовательности отдельных моментов великого дня Воскресения Христова имеет немаловажное значение в том отношении, что оно помогает проследить процесс постепенного изменения душевного настроения ближайших последователей Христа, переход их от мрачной скорби к неописуемой радости, от сомнения и колебаний — к твердой вере и несокрушимому убеждению в действительности Воскресения Христова.

Повествуя о первом дне Воскресения, евангелисты, естественно, говорят о явлениях Воскресшего Своим ученикам. Таких явлений в первый день было пять: явление Марии Магдалине, женам-мироносицам, ап. Петру, двум ученикам, шедшим в Эммаус, и явление ученикам при закрытых дверях дома. Одни из этих явлений падают на утро первого дня, другие — на вечер. Повествованиям о явлениях воскресшего Господа предшествуют сказания Евангелистов о путешествии ко гробу Спасителя жен-мироносиц. Оно, подобно утренней заре, открывает самый день Воскресения.

Жен-мироносиц, пришедших с Иисусом Христом из Галилеи и не оставлявших Его в последние дни Его жизни, сопутствовавших Ему на Голгофу, в ужасе и невыразимой скорби созерцавших крестные муки возлюбленного Учителя и видевших погребение Его, — было несколько. Некоторых из них Евангелисты называют по имени: то были — Мария Магдалина и другая Мария, именно мать Иакова меньшого и Иосии, Саломия, — мать сынов Зеведеевых — Иакова и Иоанна, и Иоанна — жена Хузы, домоправителя Иродова. Вероятно, кроме этих четырех, были с ними и еще другие женщины, неясное указание на что скрывается в прибавлении Ев. Луки «и другие с ними» (Лк. 24, 10), а также в общем выражении Ев. Марка «были тут и женщины, которые смотрели издали» (Мрк. 15, 40) и «между которыми» Евангелист поименно указывает затем трех. Все эти пламенные последовательницы Христа, свидетельницы Его крестной смерти и спешного, в виду наступления священного вечера, погребения Распятого, возвратились в Иерусалим. «Возвратившись же, приготовили благовония и масти» (Лк. 23, 56), чтобы по прошествии субботы придти на гроб и помазать Тело Иисусово.

Запасшись всем необходимым для воздания последних почестей возлюбленному Учителю, жены-мироносицы «в субботу остались в покое по заповеди» (Лк. 23, 56). Хотя субботний покой оканчивался обыкновенно с заходом солнца, но они, вероятно, не решились идти ко гробу к ночи и потому ждали наступления следующего за субботой дня. Это тем вероятнее, что некоторые из них самую покупку ароматов смогли произвести только «по прошествии субботы» (Мрк. 16, 1), так как возвратились в город в пятницу, очевидно, поздно вечером, до конца оставаясь свидетельницами печального обряда, и «смотрели гроб и как полагалось Тело» Учителя. Евангелисты не говорят, вместе ли все проводили эту субботу жены-мироносицы или они были в разных домах города Иерусалима. Нам кажется, что второе предположение будет более вероятно. Во-первых, трудно допустить, чтобы в Иерусалиме, необычайно переполненном во дни Пасхи, можно было найти такое помещение, которое могло бы быть приютом для нескольких лиц и притом не на один день, — и гораздо легче было приютиться по одному, двум у родственников и знакомых. Во-вторых, при таком предположении понятнее те различные указания времени, какие даются евангелистами при описании путешествия мироносиц ко гробу Спасителя. «На рассвете первого дня недели» (Мф. 28, 1), «весьма рано, в первый день недели» (Мрк. 16, 2), «в первый же день недели, очень рано» (Лк. 24, 1), «рано, когда было еще темно» (Ио. 20, 1) — так обозначают евангелисты время путешествия жен-мироносиц. Хотя существенного противоречия между этими выражениями и нет, но некоторое различие, несомненно, имеется. Не объясняется ли это различие тем, что мироносицы выходили из разных мест города и для одних предстоящий путь был длиннее, для других — короче, почему, стремясь к одной цели, одни из них должны были начать свое путешествие так рано, когда было еще темно, другие — весьма рано, иные — на рассвете первого дня, причем, естественно, что, чем ближе они подходили к цели своего путешествия, тем ближе они сходились одна с другой, так что к самому гробу пришли вместе.

Впрочем, стремительная и пылкая Мария Магдалина, безмерно благодарная Христу за изгнание из нее бесов (Лк. 8, 2), видимо, опередила своих подруг и раньше их подошла ко гробу. К такому заключению приводит сопоставление синоптических повествований с повествованием Евангелиста Иоанна Богослова. В то время как синоптики повествуют о путешествии ко гробу группы жен-мироносиц, Евангелист Иоанн, писавший свое Евангелие позже всех Евангелистов и дополнявший опущенное первыми тремя, выделил рассказ о Марии Магдалине ввиду того, что ее путешествие ко гробу Спасителя имело некоторые очень важные особенности, которые этот Евангелист и отмечает в своем повествовании. Так как эти особенности Евангелист узнал от самой Марии Магдалины, то ясно, что в данном случае мы имеем дело с показаниями свидетеля-очевидца, что всему повествованию придает значение неоспоримой истины.

Надо думать, что на пути ко гробу Мария Магдалина, так же как и другие жены, была озабочена мыслью, кто поможет отвалить камень от двери гроба, который был весьма велик (Мрк. 16, 3—4) и сдвинуть который было не под силу слабым женщинам. Каково же было удивление Марии, когда она, вероятно, еще не подойдя ко гробу вплотную, увидела, что «камень отвален от гроба» (Ио. 20, 1) и гроб открыт. Молнией промелькнули в уме Марии мысли: кто отвалил камень? Зачем открыли гроб? Очевидно, не с доброй целью. Наверно, унесли тело Учителя... И вот Мария, даже не заглянув внутрь гроба, в страхе и недоумении бежит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: «Унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его» (Ио. 20, 2). Испуганные этой вестью, апостолы тотчас же побежали к пещере.

Между тем, подошли ко гробу и прочие жены-мироносицы — Мария Клеопова, Саломия и Иоанна. Они также увидели гроб отверстым и камень отваленным от гроба и, конечно, также удивились, испугались и недоумевали, что это значит, и нашли в себе силы подойти ближе и даже войти в пещеру гроба. «И, вошедши, не нашли Тела Господа Иисуса» (Лк. 24, 3). Представшая очам их пустота гроба еще более усилила их тревогу и недоумение. «Когда же недоумевали они о сем» (Лк. 24, 4), явившиеся им здесь Ангелы рассеяли их недоумение, возвестив радостную весть воскресения. «Иисуса ищете Назарянина, распятого... Что вы ищете живого между мертвыми?.. Его нет здесь: Он воскрес... Вот место, где Он был положен... Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь» (Мф. 28, 5—6; Мрк. 16, 6; Лк. 24, 5—6). Напоминанием о том, что Господь Сам, еще будучи в Галилее, предрекал о Своем распятии и воскресении, а также повеление Ангела женам идти и возвестить апостолам о воскресении Христа, подтверждали женам-мироносицам, что все Происходящее с ними есть не плод расстроенного воображения, не галлюцинация зрения и слуха, а действительный факт, неоспоримая реальность. Они, эти слова, ставили событие воскресения в тесную связь с прошедшим, которого оно было логическим продолжением, столь же реальным и несомненным, как и само это прошедшее; с другой стороны, они, указывая задачу настоящего (идите, возвестите), еще более удостоверяли несомненную действительность события Воскресения Христова. «И, вышедши поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его» (Мф. 28, 8). Обращает на себя внимание здесь смена настроений жен-мироносиц. Когда они пришли ко гробу и увидели пустоту его, их охватило недоумение, которое сменилось страхом и ужасом при виде небожителей, так что Ангел, прежде всего, обратился к ним со словами успокоения: «Не бойтесь», «не ужасайтесь». Страх этот сменился великой радостью, вызванной отраднейшею вестью о Воскресении Христа. Охваченные смешанным чувством страха и радости, мироносицы поспешили в город Иерусалим поделиться всем виденным и слышанным с апостолами. Но как только они отошли от гроба, ими снова овладел «трепет и ужас» (Мрк. 16,8): умолк ободрявший их голос Ангела, скрылось видение светлых небожителей, они остались одни, сами с собою, с мыслию о необычайном событии, и естественно, что радость, ввиду именно необычайности события, скова уступила место благоговейному трепету и ужасу, под впечатлением которых они «побежали от гроба», молча в глубинах души переживая все происшедшее с ними и «никому ничего не сказали», — ни с кем не разговаривая о случившемся.

Тем временем апостолы Петр и Иоанн, встревоженные вестью Марии Магдалины об исчезновении из гроба Тела Господа Иисуса, спешно направились ко гробу. «Они побежали оба вместе», но так как Иоанн был моложе Петра, то бежал скорее и потому «пришел ко гробу первый». Его взору предстала та же картина: отваленный от пещеры камень и отверстый гроб. Однако Иоанн не вошел внутрь гроба, может быть, из почтения к отставшему старшему — Петру, и только наклонившись и заглянув в отверстие пещеры, увидел пустоту гроба и лежащие там пелены. Вслед за ним прибежал и Симон Петр. Он стремительно вошел в пещеру гроба, увидел, что Тела Господа Иисуса действительно нет во гробе, но пелены, которыми было повито Тело Его, лежат тут свернутые в полном порядке и плат, который был на голове Его, также свернут и лежит отдельно, на особом месте. Все это — пустота гроба и тот порядок, в котором находились пелены — так поразили Петра, что он «пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему».

Несомненно, мысль апостола вращалась вокруг вопроса: что значит все виденное? Куда исчезло погребенное Тело Учителя? Кто мог взять его? Чем объяснить такой удивительный порядок в пещере гроба? На эти вопросы Петр не находил ответа и возвращался, «сам в себе» переживая происшедшее.

После Петра вошел в пещеру гроба и другой ученик — ап. Иоанн. Он увидел ту же картину — пустой гроб и лежащие в порядке одежды. «И увидел, и уверовал», — кратко и выразительно замечает сам очевидец и спутник Петров. Во что же он «уверовал»? Самым естественным будет предположение, что ап. Иоанном в данном случае руководила его любовь к Божественному Учителю, та любовь, которая побудила его, почти одного из всех, последовать за взятым в саду Гефсиманском Иисусом Христом, привела его во двор первосвященников, дабы хотя издали следить за Божественным Учителем, которая затем привела его и на Голгофу и поставила у Креста Господа; любовь, которая еще раньше сделала его любимым учеником Христовым и которая теперь заставила его скорее прибежать ко гробу Учителя. Известно, что искренняя, сильная, глубокая любовь удивительным образом действует на все силы человека, сообщая ему способность видеть дальше, чувствовать глубже, проникать в сокровенное, обостряя самую мысль человека и возвышая ее до способности предвидения или прозрения будущего. Вот эта-то одушевлявшая ап. Иоанна любовь, которая «всему верит, всего надеется» (I Кор. 13, 7), и могла, думается нам, при взгляде на пустой гроб, мгновенно, так сказать, озарить ум апостола, заставить его вспомнить все, что говорил Божественный Учитель о Своих страданиях, смерти и воскресении. Ведь и с обыкновенными людьми часто бывает так, что одна какая-нибудь незначительная черта, всплывшая в памяти, сразу освещает положение и человек начинает понимать то, что раньше казалось ему странным и непонятным. Ап. Иоанн увидел пустой гроб и пелены, понял, что Тела Иисусова действительно нет во гробе, и мысль его сразу стала работать совсем в ином направлении, чем охваченная испугом мысль Марии Магдалины. Этот внутренний поворот мысли и настроения апостол потом и выразил в кратком «я уверовал». Он уверовал не в то, что Тело украдено. Если бы апостол уверовал в кражу Тела Христова, то что в этом было бы особенного, удивительного и значительного, о чем нужно бы сообщить в Евангелии? Очевидно, апостол Иоанн, сам сообщающий о своих переживаниях, не мог в своем Евангелии говорить о чем-то незначительном, не соответствующем ни общей цели его Евангелия, ни всему его душевному складу. А вот вера в факт воскресения прежде явления Воскресшего — это переживание столь замечательное, что не отметить его было нельзя. Величие подвига веры состоит именно в том, что вера преодолевает бездну, отделяющую иной, сверхчувственный мир от мира сего и усвояет потустороннее, как нечто реальное. Опустить момент зарождения этой веры писателю, который все свое писание направляет к тому, чтобы и в других возбудить такую же веру, психологически немыслимо. Правда, всегда скромный и умалчивающий о себе, ап. Иоанн и здесь одним только словом «уверовал» обозначает свое состояние, но это слово значительнее и дороже душе верующего, чем тысяча слов. И этому «уверованию» апостола нисколько не противоречит дальнейшее его замечание, что «они еще не знали из Писания, что Ему (Христу) надлежало воскреснуть из мертвых» (Ио. 20, 9). Потому и уверовал, что не знал. Если бы знал, то вере не было бы места а вот это незнание Писания и говорит, что истина Воскресения Христа была воспринята верою. И как хорошо согласуется это со словами Христа: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ио. 20, 29). Знаменательно, что эти слова сохраняет также только Евангелист Иоанн, и в них естественно видеть указание на веру ап. Иоанна, уверовавшего в истину Воскресения еще прежде, чем он вместе с другими апостолами увидел Воскресшего Господа. Таким образом ученик, «егоже любляше Иисус», был первым, уверовавшим в истину Воскресения Христова, но не первым, узревшим Воскресшего.

Эта радость выпала на долю Марии Магдалины, о чем повествует тот же апостол и евангелист. Мария, сообщивши апостолам Петру и Иоанну о своем печальном открытии и своих тревогах, конечно, не осталась в городе, а вслед за апостолами снова поспешила ко гробу. Убежденная в том, что Тела Учителя нет во гробе, что оно кем-то унесено, она с плачем и рыданием стояла у гроба, пока апостолы Петр и Иоанн один после другого осматривали пещеру гроба, а когда они ушли, то и она, может быть, безотчетно подражая их примеру, наклонилась во гроб. Тела Учителя действительно не было, и гроб был пуст. Но во мраке гроба Мария увидела двух Ангелов, сидящих — одного у главы, а другого — у ног, где лежало Тело Иисуса, и услышала вопрошающий голос: «жено! что ты плачешь?» Занятая мыслью о краже Тела Учителя, Мария говорит им: «Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его». Узнать, куда девалось дорогое Тело, кто унес его и куда положил, было неотступной мыслью Марии. Поэтому она даже не обнаружила ни страха, ни смущения пред необыкновенным видением и прямо высказала свою затаенную мысль. И в это время как-то невольно обернулась назад, может быть, инстинктивно почувствовав присутствие позади себя кого-то другого. И действительно, Кто-то стоял сзади ее и, подобно ангелам, спрашивал: «жено! что ты плачешь? кого ищешь?» Не вглядевшись в вопрошающего и полагая, что это садовник, оберегающий сад, в котором находился гроб Господа, Мария обратилась к нему с тем же вопросом. Это показывает, насколько в эти минуты чужда была Марии мысль о Воскресении Господа и как далека была она от предположения, что Вопрошающий ее есть Сам Тот, Кого она считала унесенным из гроба. Если Тело унесено врагами Господа, — думала Мария, — то, очевидно, это сделано не иначе, как при содействии садовника; при его же содействии оно, конечно, могло быть и перенесено в другое, более безопасное место. Поэтому она и просит мнимого садовника указать, куда перенесено Тело Христово, чтобы ей взять его оттуда и перенести в другое, более безопасное место, для того, — как замечает блаж. Феофилакт, — чтобы иудеи не надругались и над мертвым Телом Господа. Вместо ответа, она слышит одно слово «Мария!» Надо думать, что это имя было произнесено так, как оно не раз произносилось Господом, так что Мария тотчас же узнала голос своего Учителя и Господа. «Раввуни!» — что значит: «Учитель!» — воскликнула Мария в ответ на это обращение. Можно себе представить, с каким чувством радости и восторга было произнесено это восклицание, когда Мария узнала воскресшего Своего Учителя и Господа. Узнав Его, Мария стремительно бросилась к Господу и хотела прикоснуться к Нему, но услышала запрещение: «Не прикасайся ко Мне». Одно из церковных песнопений так объясняет это запрещение: «Еще земная мудрствует жена, темже (потому) и отсылается не прикасатися Ему». Это значит, что Иисус Христос, читавший, что происходит в любящей душе Марии, устремившейся к Нему, чтобы осязанием удостовериться в том, что видит глаз, дает понять Марии, что для возобновления личного общения с Ним верующих еще не приспело время, как приспеет оно несколько позже, когда Господь Сам пригласит апостолов осязать Его руки и ноги; а теперь Мария должна лишь исполнить Его повеление — идти к ученикам Христовым и возвестить им о явлении Воскресшего и о том, что Он восходит к Отцу и Богу Своему. Это должно было напомнить апостолам о том прославлении Христа, о котором Он говорил им в прощальной беседе, как о величайшем благе для них (Ио. 14, 2—3; 16, 16 и 22) и как о таком событии, которое должно исполнить радостию сердца их (Ио. 14, 28). Таким образом, слова Христа, несмотря на запрещение, содержащееся в них, заключали в себе для Марии величайшую радость: во-первых, она сама лично удостоверилась, что Учитель жив, а так как Он был погребен, то, следовательно, Он действительно воскрес из мертвых; во-вторых, что эта истина отселе делается достоянием всех «братьев» Христовых, т. е. апостолов и прочих верующих, и таким образом становится исходным моментом новой жизни. И «Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей».

Размышляя об этом первом явлении Воскресшего Христа, митрополит Московский Филарет рассуждает: «Когда Господь начал Свою проповедь по городам и весям в Иудее, тогда за Ним после апостолов следовали многие жены, служа Ему от имений своих, и в числе их св. Лука первую именует Марию Магдалину (Лк. 8, 1—3). Посему должно полагать, что или она первая вступила в сие служение и подала пример другим; или преимуществовала пред прочими усердием и деятельностью в сем служении... Ее преимущественная, возвышенная и деятельная любовь ко Христу Спасителю доставила ей и то преимущество, что она первая из учеников и учениц Его сподобилась видеть Воскресшего Господа и первая сделалась проповедницею для них воскресения Его по Его повелению. В самом деле, какая сила действовала в том, что, когда страх от врагов Христовых самих апостолов, почти всех, заставил скрыться, тогда Мария Магдалина, препобедившая немощь своего пола, презирая опасность, предстояла распятому Господу до кончины Его, сопровождала перенесение тела Его от креста ко гробу, присутствовала при погребении Его, потом в первые часы после субботняго дня, «еще сущей тьме» поспешила на гроб; не обретши же Тела и возвестив о том ап. Петру и Иоанну, вновь устремилась ко гробу Господа и, не уразумев еще воскресения Его, со слезами искала бездыханного Тела Его? Какая сила могла все это произвести, если же не крепкая, яко смерть, любовь (Песнь песн. 8, 6)? Ее крепкий подвиг на смертном поприще Господнем и награжден праведно ускоренным живоносным лицезрением Господа воскресшаго».

Евангелист Иоанн, сообщающий о явлении воскресшего Господа Марии Магдалине и об исполнении ею повеления Господня, не говорит о том, как отнеслись к рассказу Марии ученики Господа. Но Ев. Марк определенно указывает, что ученики не поверили сему свидетельству (Мрк. 16, 11). Почему не поверили? Очевидно, потому, что слишком необычайно было самое событие, чтобы можно было сразу признать его за истину. Несомненно также, что апостолы с большой осторожностью подходили к этому и последующим свидетельствам такого рода потому, что опасались впасть в заблуждение, ошибку или ненамеренный обман, так как свидетельство женщины могло казаться им недостаточно убедительным. Так было и тогда, когда к свидетельству Марии Магдалины присоединилось свидетельство других жен-мироносиц, о чем определенно говорит Ев. Лука (24, 9—11). Между тем, это свидетельство также заслуживало полного доверия, так как в основе его лежало не только видение ангелов, возвестивших женам о воскресении Христа, но также и явление Воскресшего женам-мироносицам. Об этом втором явлении Воскресшего Христа повествует Евангелист Матфей. Из его повествования мы узнаем, что жены-мироносицы, узнав от ангела о Воскресении Господа и получив его повеление возвестить об этом апостолам, с великою радостью поспешили в город (Мф. 28, 8); это радостное настроение сменилось у них трепетом и ужасом, столь естественным, когда они несколько оправились от необыкновенного видения и поняли необыкновенность самого события, так что в страхе шли молча, никому ничего не говоря (Мрк. 16, 8). «Иисус встретил их и сказал: Радуйтесь! И они, приступивши, ухватились за ноги Его и поклонились Ему. Тогда говорит им Иисус: не бойтесь; пойдите возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф. 28, 9—10).

Трудно, конечно, с полной достоверностью установить отношение этого явления к явлению Марии Магдалине в смысле времени, но едва ли можно сомневаться в том, что это два различные явления, хотя они и не различаются отчетливо Ев. Матфеем и Ев. Лукою. Однако, ясное указание Ев. Марка, что Иисус Христос «явился сперва Марии Магдалине» (Мрк. 16, 9), и обстоятельное повествование Ев. Иоанна об этом явлении Воскресшего одной Марии Магдалине не оставляют сомнения в том, что его нельзя смешивать с явлением Господа прочим женам-мироносицам... О том же говорит и сравнение самых явлений. Явление Марии Магдалине имело место у самого гроба; явление прочим мироносицам произошло, когда они шли от гроба в город возвестить ученикам Его. Мария, охваченная радостью, бросается к Явившемуся и слышит предостерегающее «Не прикасайся ко Мне»; прочие жены, охваченные страхом и трепетом, слышат ободряющее их «Радуйтесь». «И они, приступивши, ухватились за ноги Его и поклонились Ему» (Мф. 28, 9). То, что не разрешено было сделать Марии Магдалине, потому что еще не настало для этого время, разрешается теперь прочим женам; а это позволяет думать, что самое явление Воскресшего отделено было некоторым временем от Его первого явления. Иначе, наконец, звучит повеление Господа, данное Марии Магдалине, и повеление, полученное прочими мироносицами. Всего этого вполне достаточно, чтобы признать это второе явление совершенно самостоятельным, отличным от первого, хотя в общем и имевшим одну и ту же цель — достойным образом вознаградить усердие благоговейных спутниц Христовых и обрадовать как их самих, так и скорбящих учеников Христовых.

Евангелия не говорят нам подробно о третьем явлении Воскресшего Господа, имевшем место в это же утро, а именно — о явлении Господа ап. Петру. Только в Евангелии Луки находим мы краткое упоминание, что «Господь истинно воскрес и явился Симону» (Лк. 24, 34). Так как это засвидетельствовано было вечером, как событие хорошо известное одиннадцати апостолам и бывшим с ними, то ясно, что оно имело место раньше вечера. В данном случае важен самый факт явления Господа апостолу Петру, самолично видевшему пустоту гроба и оставившему опустевший гроб в полном недоумении. Обстоятельства явления Воскресшего Господа ап. Петру остались совершенно неизвестными, но самый факт не подлежит сомнению: он засвидетельствован не только Ев. Лукою, но и ап. Павлом, который в 1-м послании в Коринфянам, перечисляя явления Воскресшего, определенно говорит (15,5), что Христос явился Кифе (т. е. ап. Петру).

Таким образом, утром первого дня имели место три явления Господа — Марии Магдалине, прочим женам-мироносицам и ап. Петру. Эти лица, удостоившиеся видеть Воскресшего, и ап. Иоанн, хотя не видевший, но уверовавший, уже знали о Воскресении Христа и веровали, что Христос действительно воскрес. Однако прочие, т. е. остальные апостолы и ближайшие к ним спутники Христовы, «плачущие и рыдающие», никак не могли поверить столь дивному и столь необыкновенному событию. Ни рассказы жен-мироносиц, ни повествования двух из апостолов не могли рассеять их неверия. «И показались им слова их пустыми, и не поверили им» (Лк. 24, 11).

День необыкновенных событий клонился к вечеру... Малое стадо учеников Христовых было вместе в одном доме. По преданию, это был дом возлюбленного ученика Господня — Иоанна, сына Зеведеева, дом, в котором теперь жила Матерь Господа. Это позволяет нам предугадать, что здесь находились лица, бывшие в особенной близости к Божественному Учителю: апостолы, Матерь Божия, жены-мироносицы. Замечание евангелиста, что двери дома были заперты «страха ради иудейска», позволяет проникнуть в настроение собравшихся. Собравшиеся трепещут иудеев, которые убили их Господа, которые теперь смущены вестью о Воскресении Распятого и распустили против учеников Его злонамеренную молву, будто ученики ночью украли Тело Его. Естественно было трепетать и опасаться, что ненависть иудеев обрушится теперь на учеников Распятого.

К этому примешивалось чувство изумления от всего, что пришлось пережить в этот день. А пережить пришлось необыкновенные известия. Эти известия первые принесли жены-мироносицы, которые, посетив гроб рано утром, не нашли там тела Погребенного, а удостоились видения ангелов, возвестивших им, что Иисуса «несть зде, но воста» (Лк. 24, 6.) Одна из жен, прибежавшая к апостолам Петру и Иоанну с тревожным известием, что камень отвален от гроба и тело Учителя куда-то, очевидно, унесено, потом снова возвратилась ко гробу, удостоилась явления Воскресшего и, убедившись, что Господь действительно воскрес из мертвых, принесла скорбящим первую весть о Воскресении Христа. Эту весть подтвердили потом и другие жены-мироносицы, также удостоившиеся видеть Воскресшего и слышать Его.

Посетили гробницу Учителя и апостолы Петр и Иоанн, увидели опустевший гроб, одни пелены, лежащие там, где покоилось тело Распятого, причем плат, который был на главе Погребенного, не с пеленами лежал, но особо свитый на другом месте. Это рассеяло предположение о краже Тела, но недоумений не разъяснило, почему один из посетивших ушел от гроба в полном недоумении, «в себе дивяся бывшему»; а другой, увидев пустой гроб и в порядке лежащие пелены, вдруг уверовал в Воскресение Господа, и теперь, подобно женам-мироносицам и самой Матери Господа, которой (по преданию) небесный вестник принес весть о Воскресении Сына Ее, радостно уверял, что Учитель их действительно воскрес. Да и ап. Петр также рассказывал, что ему явился Воскресший...

Понятно, как волновали всех друзей Христовых эти известия. Понятно, как собравшиеся обсуждали их снова и снова, с изумлением, с недоверчивостью, с горячим желанием самим удостовериться в истине воскресения, с страстным желанием, чтобы и им явился Воскресший Учитель. Так хотелось верить, что Он действительно жив, что Он действительно воскрес, и в то же время так не верилось этому: очень уже все это необычайно, очень чудесно и удивительно.

А тут вдруг еще пришли двое и снова принесли известие о Воскресении Учителя. Это были Клеопа — как полагают, один из 70-ти апостолов — а другой, не названный по имени, был, по преданию, Евангелист Лука, рассказывающий о самом событии. Оба они в тот вечер ходили в Эммаус, селение, отстоявшее от Иерусалима в 10—12 верстах, т. е. в расстоянии 2—3 часов ходьбы от Иерусалима. Они рассказали собравшимся, как явился им Воскресший Учитель, как на пути в селение они шли, разговаривая о событиях последних дней, т. е. событиях страданий и смерти Спасителя, и погруженные в эти разговоры, они не заметили, как приблизился к ним Сам Иисус Христос. Но они не узнали Его, так как Он явился им «в ином образе» (Мрк. 16, 12). Когда Он, идя с ними спросил, о чем они рассуждают и почему так печальны, то Клеопа даже удивился такому вопросу и как бы с упреком сказал: Неужели Ты, один из пришедших в Иерусалим, не знаешь о происшедшем в эти дни? — О чем? — спросил их Спутник. Тогда они, все еще не узнавая Его, стали рассказывать Ему, что был Иисус Назарянин, Пророк сильный не только в слове, но и в делах, которые творил пред Богом и всем народом, и что первосвященники и начальники предали Его на позорную смерть, как злодея, и распяли Его. При этом рассказывавшие не скрыли от своего неведомого Спутника ни своей грусти, ни некоторого разочарования. — А мы надеялись-было, — продолжали они, — что Он действительно есть Тот, Который должен избавить Израиля. Но вот уже третий день, как все это произошло (Лк. 24, 15—21). «Мне кажется, — рассуждает по сему поводу блаж. Феофилакт, — что эти два мужа были в сильном колебании мыслей: ни слишком верили, ни слишком не верили. Ибо слова: мы надеялись, что Он избавит Израиля, обнаруживают неверие, а слова: «ныне уже третий день» показывают, что они уже близки к тому, чтобы вспомнить слова Господа — в третий день воскресну». Рассказы женщин, ходивших рано утром ко гробу и удостоившихся видения ангелов, которые возвестили им, что Он жив, как будто поддерживали эту готовность уверовать в Воокресение Христа; а посещение некоторыми из учеников гроба Распятого, которые ничего, кроме пустоты гроба, не обнаружили, препятствовало возникновению этой веры. Это-то все и ставит нас в недоумение и печалит, — как бы так говорили Эммаусские путники своему Незнакомцу. Продолжая свое повествование о случившемся, они, далее, рассказали, как их неведомый Спутник, упрекнув их в недогадливости и медлительности в вере, начал напоминать им все мессианские пророчества, находящиеся в Св. Писании, разъясняя им, что, по планам Божественного домостроительства спасения рода человеческого, все случившееся со Христом, особенно Его страдания и смерть, — необходимый путь к Его славе. Для исстрадавшихся, истерзанных сомнением и недоумением учеников беседа их таинственного Спутника была целительным бальзамом: они с живейшим интересом внимали Его словам и с напряженным вниманием ловили каждое Его слово; им хотелось еще и еще слушать Его. И потому, когда они подошли к селению, в которое направлялись, а их Спут. ник показал, что хочет расстаться с ними и идти дальше, они упросили Его остаться с ними, «потому что день уже склонился к вечеру», а им еще так хотелось слушать Его. Желание их было столь искренне и просьба их была так сердечна, что Господь склонился на их просьбу — и «Он вошел и остался с ними». И вот здесь-то, разделяя с ними вечернюю трапезу, таинственный Спутник открылся им. Когда Он возлежал с ними за столом, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им, совершая все это так, как не раз делал Господь. «Тогда открылись у них глаза и они узнали Его»; но Он стал невидим.

Невыразимая радость овладела этими двумя учениками. Только теперь они поняли, почему так трепетно бились их сердца, когда Незнакомец беседовал с ними, почему так сладостна была Его речь, почему им так хотелось продлить эту беседу еще и еще. Подобно живой воде изливалась речь Незнакомца на их жаждущие правды сердца, расширяя и углубляя их понимание Священного Писания, пока, наконец, они не поняли, что пред ними Сам Божественный Учитель. Они узнали Его во время вечерней трапезы. Они воочию увидели Его, Воскресшего из мертвых, и поняли, что так и надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою. Теперь уже ничто не могло поколебать их уверенности в Воскресение Христа. Полные этой радостной уверенности, они спешат обратно в Иерусалим, чтобы поделиться своей радостью с апостолами. «Не довольствуясь своим счастьем, они, — замечает митр. Филарет, —

поспешили разделить оное с другими учениками Христовыми», вера которых еще боролась с неверием, обуреваемая сомнением и недоумением. «И вставши в тот же час», вероятно, и не закончив трапезу, Клеопа и его спутник пошли обратно в Иерусалим. Они нашли собранных вместе апостолов и еще некоторых учеников, бывших с ними. «Какая же сила собрала их в одно место? Конечно, еще не умершая вера и особенно живая, сильная любовь к распятому Господу, которая в общении с любящими Его искала облегчения скорби», — говорит митрополит Филарет. Им-то, этому малому стаду Христову, и рассказали Эммаусские путники о всем случившемся с ними, получив в свою очередь сообщение, что Господь истинно воскрес и явился Симону.

Казалось бы, теперь должны исчезнуть всякие сомнения, рассеяться всякие недоумения в отношении этого события. Многие уже видели Воскресшего: жены-мироносицы, ап. Петр, Эммаусские путники, всего несколько часов тому назад не только видевшие Господа, но и беседовавшие с Ним довольно продолжительное время, — все это были очевидцы Воскресшего. Однако и «им не поверили», — замечает Ев. Марк, оттеняя это новое проявление скептицизма апостолов в отношении к свидетелям о Воскресении Христовом, для того чтобы показать, с какой осторожностью, с какой внимательностью подходили они к этой истине, и если, в конце концов, уверовали в истину Воскресения Христа, то только тогда, когда сами увидели Воскресшего Учителя. Вот и теперь только что принесенное Эммаусскими путниками известие о явлении им Воскресшего Господа еще более обострило желание собравшихся и еще не удостоившихся явления Воскресшего видеть Его самим и самим убедиться в достоверности рассказов и действительности необыкновенного события. Но разве это возможно? Двери дома крепко заперты, собравшиеся здесь сошлись тайно, «страха ради иудейска», приняты все меры, чтобы никто, кроме своих, не узнал об этом собрании. Не знает об этом и Сам Божественный Учитель. Да, повидимому, Его и нет в городе: ведь последнее известие указывает Его в Эммаусе...

«Когда они говорили о сем», — когда они снова и снова вспоминали случившееся в этот день, то склоняясь к вере, то опять терзаясь сомнениями, «Сам Иисус стал посреди их и сказал им: мир вам» (Лк. 24, 36). Для прославленного и одухотворенного Тела Господа ни стены, ни затворенные двери уже не были преградою. Естественно думать, что безумная радость должна бы охватить учеников, увидевших Воскресшего. Но они смутились, испугались, подумали, что видят Духа. Появление Христа в запертом доме было столь чудесно, столь внезапно и неожиданно, что их смущение и испуг вполне понятны, и было бы удивительно, если бы было иначе. Мысль о том, что это не Сам Иисус, а только Дух Его, отрешенный от тела, призрак, что-то нереальное, была первой мыслью, мелькнувшей в умах их. Сердцеведец Господь, прозрев смущающие учеников Его мысли, успокаивает их. Он говорит, что это Он Сам, воскресший — живой стоит пред ними и не в призрачном, а в настоящем, только прославленном Теле. Для полного уверения Господь указывает им на руки, ноги и рёбра Свои, на которых видны раны от гвоздей и копия. Он предлагает посмотреть на Его изъязвленное Тело и таким образом убедиться, что пред ними стоит действительно их Господь, Который был пригвожден ко кресту и прободен копием. Таким образом Господь прежде всего выводит учеников из смущения тем, что убеждает их в тождестве Своей личности с Тем, Кто был их Учителем и Господом. Затем Он предлагает им осязать Себя, чтобы таким путем убедить учеников, что пред ними не дух, не призрак, а реальное существо, имеющее плоть и кости, хотя уже и с новыми, неведомыми им раньше свойствами. Ученики приблизились к явившемуся им Иисусу Христу, рассматривали Его язвы гвоздиные, осязали Его и таким образом

опытно убеждались, что пред ними не дух, а Сам Господь Иисус Христос, воскресший из мертвых. Отклик этого опытного познания Воскресения Христова мы имеем несомненно в 1-м послании ап. Иоанна, где этот Евангелист вспоминает о том, что они «видели своими очами, что рассматривали, что осязали руки наши» (1 Ио. 1, 1).

Рассматривали, осязали, дивились, радовались, видя среди себя Господа, — и все-таки еще не вполне верили от радости. Какое вполне психологически верное замечание евангелиста. Его одного достаточно, чтобы убедиться в правдивости евангельского повествования. Неожиданная радость нередко заставляет человека усумниться в истинности события, послужившего источником радостного возбуждения. В данном случае радость апостолов была так велика, что им не верилось, что все это правда, что все это не сон, не видение, не мечта. Тогда Господь, чтобы окончательно рассеять все их сомнения и уверить в реальности Своего явления и дать им новое доказательство того, что пред ними стоит не дух, а действительно их Учитель Христос, спросил у них, есть ли у них здесь какая-нибудь пища. И когда они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда, то Он взял поданное и вкушал пред ними... Вкушение Господом пищи окончательно убедило собравшихся в действительности Воскресения Христова, а предложенная Христом беседа по изъяснению Писания раскрыла им истинный смысл всех происшедших в последние дни событий. Теперь они уразумели все написанное о Христе в законе Моисеевом, и в пророках и псалмах. Теперь рассеялись их сомнения, разрешились недоумения, неверие уступило свое место вере крепкой, живой, сознательной. Теперь они с полным убеждением заявляют отсутствовавшему Фоме: «Мы видели Господа». Теперь они смело и дерзновенно понесут эту веру в Воскресение Христово всему миру и на этой вере утвердят новое учение, принесенное Христом.

Велик и знаменателен этот день Воскресения. Начавшись скорбью, он закончился несказанной радостью; наполненный сомнениями и недоумениями, он разрешился познанием истины; утреннее неверие, сменившееся колебанием, вечером рассеялось и заменилось твердой сознательной верой во Христа, Сына Божия, воскресшего из мертвых. Апостолы постепенно дошли до этой веры путем мучительных сомнений, тяжелых колебаний, требованием осязательных доказательств. Но им и нужна была вера, не допускающая никаких сомнений, вера сознательная, вера не только сердцем, но и рассудком. Первый день Воскресения и дал им такую веру.

ПРОФ.-ПРОТ. С. САВИНСКИЙ