СВ. АП. ПАВЕЛ, КАК БЛАГОВЕСТНИК ЛЮБВИ И МИРА

Будущий историк при характеристике переживаемой нами эпохи, несомненно, отметит, как чрезвычайное знамение нашего времени, движение народных масс за прочный, длительный мир во всем мире. Стихийно возникшее в разных местах земного шара, это движение начало расти, крепнуть, расширяться и вылилось в форму массового протеста против войны, одновременно облекаясь в организованные формы борьбы за мир во всем мире, за солидарность и процветание дружбы между народами. На протяжении двух лет с небольшим эта борьба вызвала к жизни множество национальных конференций сторонников мира, два Всемирных Конгресса, Постоянный Комитет и, наконец, Всемирный Совет Мира, как представительный орган всех миролюбивых народов.

На призыв мировой общественности не могли не откликнуться и некоторые государства, в первую очередь, — наш Советский Союз, который, в лице Верховного Совета, выразил готовность сотрудничать с законодательными органами других государств в укреплении международного мира и 12 марта с. г. принял закон об охране мира.

Такое движение мировой общественности в защиту мира представляет собой естественную реакцию на ужасы Второй мировой войны. Война — одно из отвратительнейших явлений человеческого общежития, но последняя мировая война явилась наивысшим выражением человеконенавистничества. Душегубки, лагери смерти, крематории для сожжения тут же убиваемых людей, еврейские гетто с массовым физическим уничтожением ни о чем неповинных детей, женщин, стариков — вот плоды этого человеконенавистничества. Ироды, нероны, калигулы, атиллы и прочие исторические человеконенавистники кажутся младенцами в сравнении с Гитлером и его приспешниками. Кровь стынет в жилах, если на минуту вообразить, что стало бы с миром, если бы восторжествовал Гитлер со своей кликой: физическое уничтожение «начисто» отдельных наций, истребление вообще «ненужных» людей, превращение всех «неполноценных» наций в рабов, культурное и моральное одичание. Поэтому силы мировой общественности не могли не восстать против ужасов человеческой бойни и возможных последствий владычества гитлеровцев и во имя человечности твердо заявили войне свое «довольно!».

С этого времени дело защиты мира вылилось в борьбу против поджигателей войны и в борьбу за такие формы человеческого общежития, при которых война стала бы невозможной.

Христиане всех исповеданий не остались в стороне от этой борьбы и, руководимые евангельским духом, стремятся помочь человечеству в достижении мира. В своем содействии делу мира они следуют Христову Евангелию любви, особенно подробно и глубоко раскрытому св. Апостолом Павлом.

С именем этого Апостола у нас всегда соединяется история чудесного распространения христианской веры в самой густо населенной и наиболее культурной части греко-римского мира — Малой Азии, Греции, Македонии, Риме и островах Крите и Кипре.

Апостол Павел был глубочайший христианский мыслитель, так как в своих богодухновенных посланиях он не только раскрыл догматико-вероучительные и нравоучительные истины веры Христовой, но и дал целостное христианское миросозерцание.

Для лучшего понимания проповеди Ап. Павла нужно представить себе, какова была культура греко-римского языческого мира того времени. Жизненным нервом этой культуры, бесспорно, был крайний эгоизм, который нашел свое выражение во всех сторонах древне-языческого мира и, прежде всего, во взаимоотношениях между государствами, между слоями общества внутри отдельных государств и в личной семейной жизни граждан. Поработить и подавить своих соседей — вот основная тенденция международных отношений в древнеязыческом мире. Понятия — самоопределение народностей, развитие национальностей, с чем мы так сроднились, были чужды и непонятны древнеязыческому миру, который не знал мирного сотрудничества отдельных государств. Напротив, сильные государства старались поработить себе более слабые народы.

Тот же крайний эгоизм мы наблюдаем и во взаимоотношениях социальных слоев древнеязыческого мира, который знал только свободных и рабов. Первым принадлежало все, вторым — ничего. Раб считался не человеком, а вещью. За убийство своего раба свободный не отвечал, а за убийство чужого раба нес лишь материальную ответственность. Рабы были лишены и политических, и гражданских, в том числе, имущественных прав.

Контингент рабов вербовался из покоренных народов. Рабов было так много, что в период греческого владычества (век Перикла — пятый до P. X.) на одного свободного грека приходились два раба; то же было и в Риме в период его всемирного господства. Особенно много рабов было в крупных городах: в греческом Коринфе из семисот тысяч человек населения было пятьсот тысяч рабов; в Риме, имевшем более миллиона жителей, рабов и вольноотпущенников из рабов было так много, что коренные римляне терялись в гуще рабского населения.

Рабы, как скот, продавались на невольничьих рынках с дощечками на шее, в которых указывались — возраст раба, его свойства и достоинства. На главном невольничьем рынке острова Делоса ежедневно продавалось по несколько тысяч рабов. А рабы — гладиаторы должны были умирать ради потехи публики, сражаясь друг с другом.

Рабство так вошло в сознание древнеязыческого человечества, что никто из свободных не возвысился до представления о том, что раб такой же человек, как и все свободные. Величайшие философы древности — Платон и Аристотель считали рабство нормальным явлением. Аристотель говорил, что все варвары, т. е. не-греки, должны быть рабами и что рабство — вечный закон природы. Платон делил всех людей на свободных, которые обладают рассудком, и рабов, которые могут исполнять приказания господ. Эти философы, давшие проекты «идеального государства», необходимым условием его существования считали рабство; свободные должны заниматься политикой, философией, наукой, а средства для их существования должны давать рабы.

Тем же эгоизмом была проникнута и семейная жизнь в древнеязыческом мире. Семьи в нашем смысле древнеязыческий мир не знал: жена была на рабском положении.

Крайний эгоизм пронизывал и мораль древнеязыческого человечества. Такие добродетели человеческой души, как сострадание и милосердие обычно считались малодушием. Так, в римских цирках поверженные на землю гладиаторы обычно добивались победителями по приговору зрителей, опускавших палец руки вниз.

Древнеязыческая мораль знала слово «любовь», но эта любовь означала не самопожертвование ради ближнего, а чувственную страсть к телесной красоте. Лишь эллинизм на высших ступенях своего развития (Сократо-платоновская философия) возвысился до понятия любви, как духовного восторга, или экстаза, при философско-поэтическом созерцании идей, но и эта любовь не имела ничего общего с христианским самопожертвованием.

Таков был духовный облик языческого мира, с которым столкнулся Ап. Павел при насаждении христианства.

В учении Ап. Павла раскрывается идея о спасении человеческого рода через Искупительную Жертву Богочеловека, Христа Спасителя, примирившего человека с Богом. По Апостолу, мир в его совокупности есть откровение всемогущества и премудрости Божией, о чем свидетельствует гармония, наблюдаемая как в физической природе, так и в человеческом духе (Римл. I, 19—20; Деян. 17, 27—28).

«Когда пришла полнота времени» и человечество осознало невозможность спасения собственными средствами, «Бог послал Сына Своего (Единородного)..., чтобы искупить подзаконных, дабы... получить усыновление» (Гал. 4, 4—5) разрушить средостение между человеком и Богом и сочетать небесное и земное воедино (Ефес. 2, 14—15; Колос. I, 20). Христос умер за людей и беспримерным подвигом любви искупил их от греха, возродил к новой жизни. Это возрождение человек получает через веру во Христа, через восприятие Его всем внутренним существом: «Кто во Христе, — говорит Апостол, тот — новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5, 17).

Результатом искупительного дела Христа явилось примирение человека с Богом и снисхождение Бога к человеку, следовательно, и внутреннее умиротворение человека (Римл. 14, 17; Гал. 5, 22—23) и прекращение неприязни (2 Кор. 5, 20).

Мир, ниспосланный Христом Спасителем, есть Царство Божие на земле, созидаемое в Церкви Христовой. Церковь Христова есть форма христианского общежития для осуществления Царства Божия на земле. Осуществляя мир и любовь, Церковь должна так соединять своих членов, чтобы они представляли собой, по единодушию и единомыслию, единый организм (Ефес. 4, 1—3; Римл. 12, 4—5 и др.). Церковь чужда всякого неравенства или предпочтения одних перед другими. Если основой языческого общества была расовая и национальная исключительность, то в Церкви Христовой нет и не может быть деления на эллинов, иудеев, варваров и скифов, так как «один Господь у всех» (Римл. 10, 12; Гал. 3, 28; Колос. 3, 11). Если социальные отношения в языческом обществе утверждались на резко выраженном неравенстве свободных и рабов, то в Церкви нет ни рабов, ни свободных, но «новая тварь», которая во Христа крестилась, во Христа облеклась (Гал. 6, 15; 3, 27).

Какой новизной и каким благоуханием веяли и веют эти призывы Апостола о перевоспитании человека, о преобразовании семьи и общества, о создании «нового человека» на началах подлинного равенства, братства и свободы во Христе во имя ниспосланного Богом на землю мира!

Но Ап. Павел не был социальным и политическим реформатором: евангельское «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мрк. 12, 17) отражается в его учении о Церкви, как форме человеческого общежития. Отрицая расовую и национальную исключительность, на которой созидалось римское языческое государство, Апостол говорит о повиновении «властей предержащим», о богоучрежденности принципа власти: «нет власти не от Бота»; «противящийся власти противится Божию установлению» (Римл. 13, 1—2).

Призывая людей к внутреннему обновлению, созданию нового человека, «нового творения» во Христе и возвышаясь над исторически сложившимся укладом государственно-социальных отношений, Апостол утверждал универсализм христианства на все времена и для всех народов.

Христианство, как религия любви и мира, должна, по Апостолу, внутренно преобразовывать человека и через то обновлять социальные взаимоотношения людей вне зависимости от исторически сложившихся форм человеческого общежития.

Христианство, как религия любви и мира, имеет, по Апостолу, всемирное назначение, и оно Должно соединить в одно целое и «близких» (иудеев, современных Апостолу) и «дальних», т. е. язычников.

Силой же, на которой должен покоиться и созидаться мир во всем мире, является христианская любовь, выражающаяся в жертвенности ради ближнего и в уничтожении эгоизма. Образцом такой любви является Искупительный подвиг Христа Спасителя: «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью, — пишет Апостол римским христианам, — никому не воздавайте злом за зло..., будьте в мире со всеми людьми...» — «Подражайте Богу.., — указывает он ефесским христианам, — и живите в любви, как и Христос и возлюбил нас и предал Себя за нас» (Римл. 12, 10 и 17—18; Ефес. 5, 1.—2).

Итак, христианская любовь есть основа мира среди людей, и для упрочения этого мира необходимо воспитывать в людях любовь.

У Ап. Павла мы находим глубокое раскрытие с религиозно-психологической точки зрения понятия христианской любви и ее свойств, как нормы нравственной деятельности человека. Любовь, по Апостолу, есть всецелая направленность душевных сил человека к Богу и ближнему, чуждая эгоизма, возвышающаяся до самопожертвования. В силу этого любовь составляет активное начало жизнедеятельности человека и основу его веры: христианская любовь есть «превосходнейший путь» христианского и общечеловеческого совершенствования (I Кор. 12, 31), и вера без любви есть «медь звенящая, или кимвал звучащий» (I Кор. 13, 1).

Каковы же свойства христианской любви по Ап. Павлу?

Укажем эти свойства, пользуясь, по преимуществу, собственными выражениями Ап. Павла.

1) Любовь — братолюбива, т. е. проявляется в самоотверженном служении своему ближнему без различия национальности и социального положения людей (Римл. 12, 10). Если в язычестве любовь ограничивалась преимущественно любовью к любящему, и в иудействе — любящим Бога и израильтянина — еврея и допускала вражду и проклятие ко врагам Бога и близких, то в христианстве она расширяется до любви ко врагам (Мф. 5, 44).

2) Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует (I Кор. 13, 4), т. е. полная жертвенность для ближнего исключает возможность какого-либо нехорошего пожелания против ближнего, а отсюда ее долготерпение и милосердие к ближнему.

3) Любовь не превозносится, не гордится (I Кор. 13, 4). Гордость и надменность — превозношение пред другими, заставили греков и римлян, как представителей языческого мира, разделить людей по признакам нации, социального положения и пола, т. е. на варваров и скифов, рабов и свободных, мужский пол и женский. Она же понудила иудеев разделить мир на Израиля и язычников, обрезанных и необрезанных, подзаконных и беззаконных (Римл. гл. 2—3; Гал. гл. 2, 3, 4, 5 и др.).

В христианской любви нет места гордости и надменности, так как все — одно во Христе Иисусе, все — братья во Христе.

4) Любовь не бесчинствует, т. е. не знает безобразия (I Кор. 13,5). Для древнего грека-язычника все, что нарушает понятие красоты, т. е. гармонию форм, — все хилое, слабое, больное недостойно любви. Христианская любовь не взирает на физические недостатки человека, а видит в нем прежде всего его духовную красоту, его богоподобную душу, искупленную Кровью Господа.

5) Любовь не ищет своего (I Кор. 13, 5). Языческая любовь себялюбива, то же, хотя и в меньшей степени, относится и к любви древнего Израиля, так как она обосновалась на принципе «око за око», «зуб за зуб». Основа христианской любви — жертвенность, т. е. состояние, чуждое себялюбия.

6) Любовь не мыслит зла (I Кор. 13, 5; Римл. 12, 17—18 и 20—21; I Фесс. 5, 15). Не говоря о язычестве, даже в законе Моисеевом предписывалось Израилю зложелательство в отношении к врагам Бога и народа Божия (Втор. 23, 6). Для христианской любви зло, как отрицание добра, стоит за ее пределами. Христианская любовь на все смотрит в свете добра, в ней нет противодействия злу злом, а есть лишь преодоление зла Добром (Мф. 5, 39).

7) Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине (I Кор. 13, 6—7), Область христианской любви — истина, добро и подлинная духовная красота; поэтому любовь только и может сорадоваться истине из всех проявлений человеческого духа. Христианская любовь своею милостью покрывает все — от человека до ничтожного живого существа, все согревает своею теплотою и освещает своим светом. Эта всеобъемлющая сила любви выражается во всех сферах духовной деятельности человека: в вере, надежде и воле. Вера имеет место в области созерцательно-разумной деятельности человека, любовь христианская дает силу вере в торжество истины и добра в жизни. Любовь христианская питает и надежду, утверждая ее во всепобеждающей силе добра над злом. Любовь воспитывает и волю человека в направлении терпения в достижениях торжества в жизни добрых начинаний и Доброго вообще.

Указанные Ап. Павлом свойства христианской любви возвышают ее до Любви Божественной и делают ее необходимым условием всякого разумного бытия. Отсюда — неизбежный вывод, какой и делает Апостол: «любовь никогда не перестает» (I Кор. 13, 8), т. е. является основой человеческого существования, подлинной жизнью, которой без любви не может быть.

Таково учение Ап. Павла о любви, как основе мира в Церкви и человеческом обществе.

Это учение, посеянное среди многочисленных христианских общин Малой Азии, Греции, Македонии, Кипра, Крита и Рима, дало, как известно, обильные плоды: бывшие язычники — «сыны противления» — стали светом во Господе (Ефес. 5, 8).

В наше время, когда мир переживает кризис, когда даже носящие имя христиан числят себя открыто в лагере поджигателей войны, т. е. практически отрицают христианство, Ап. Павел из глубины веков шлет нам свое предостерегающее слово и зовет к исполнению христианского долга — быть благовестниками и ратоборцами мира во всем мире: «И мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши.., и Бог мира да будет с вами» (Филип. 4, 7 и 9).

ДОЦ.-СВЯЩ. Н. НИКОЛЬСКИЙ