МИТРОПОЛИТ ПЕТР МОГИЛА

"Имя Петра Могилы — одно из лучших украшений нашей церковной истории".[1]

Митрополит Макарий

Петр Могила, Митрополит Киевский и Галицкий, был неутомимым борцом за православие в той чрезвычайно тревожной и опасной исторической обстановке, в которой оно оказалось на Украине и в Белоруссии в XVII веке.

Петр Могила, несомненно, превосходил современных ему иерархов не только Русской Православной Церкви, но и всей Церкви Восточной: превосходил своим просвещением, своею любовию к просвещению и своими подвигами на пользу православия.

Родился он 21 декабря 1596 г. в семье молдавского господаря, носившего фамилию «Могила». Фамилия эта по своему филологическому смыслу соответствует русской фамилии князей Холмских и происходит от молдавского слова mohila, означающего холм, возвышенность (на современном румынском языке movila).

Домашнее образование Петр Могила получил от учителей Львовского православного братства, организовавшегося еще в 1586 г. для борьбы за православную веру и национальные права против польско-католической агрессии. Гор. Львов находился недалеко от молдаво-влахийских владений, и Львовское братство, нуждавшееся в материальных средствах, нередко обращалось к единоверным молдавским господарям с просьбами о материальной поддержке.

Дядя Петра Могилы, молдавский господарь Иеремия, был щедрым жертвователем Львовского братства, покровителем и посредником в недоразумениях, возникавших у братства с Львовским епископом Гедеоном Балабаном. Отец Петра Могилы Симеон, став господарем Молдавии после смерти своего старшего брата, также делал в Львовское братство большие вклады. С своей стороны и братство оказывало Могилам исключительное внимание — устраивало торжественные встречи, посвящало книги, выходившие из братской типографии, записывало их имена в синодики, и, когда была закончена постройка братской церкви Успения Богородицы, на главном ее куполе имена Иеремии и Симеона Могил были начертаны золотыми буквами, как имена главных храмоздателей.

Трудно сказать наверное, проходил ли воеводич Петр Львовскую школу в качестве ее воспитанника в обычном смысле этого слова, наряду с прочими учениками. Скорее можно думать, что Львовская школа выделила из своего профессорско-преподавательского состава подходящих для этой цели преподавателей и те воспитывали и обучали юного воеводича в его родительском доме.

По окончании школьного курса Петр Могила отправился за границу и заканчивал свое образование в Парижском и других старинных университетах Западной Европы.

Учителя Львовской школы и родовые традиции навсегда определили строго православные взгляды Петра Могилы, несмотря на пребывание в западно-европейских университетах, а вступление Могил на молдаво-влахийское господарство обязывало их еще более быть верными интересам православия в управляемой стране.

После объявления унии в Польше и Литве (1596 г.) пропаганда католичества усилилась также и в Молдаво-Валахии.

В такой боевой обстановке своего детства и юности Петр Могила очень рано понял, что вопросы прадедовской религии служат самым важным элементом национально-культурной самостоятельности. В своих воспоминаниях он описывает несколько случаев столкновения с католичеством, которые показывают, что уже в детские и юношеские годы Петр Могила был твердо убежден в истинности православия и в его превосходстве над католичеством.

Выходец из военно-феодального класса, воеводич Петр, получив университетское образование, поступил на военную службу в польскую армию, участвовал в войне против турок в 1620—1622 гг., причем принимал участие в битве 1621 г. у г. Хотина, в которой туркам был нанесен настолько чувствительный урон, что они были вынуждены заключить невыгодный для них мир.

Хотин — крепость на берегу реки Днестра, сооруженная еще генуэзцами в XIII веке, находился потом в руках молдавских господарей, которые расширили ее и укрывались здесь от нападений турок. После смерти господаря Стефана турки завладели Хотином, и в XVII веке он имел большое значение в войнах русских и поляков с турками, переходя попеременно в руки молдаван, поляков, украинских казаков и турок.

Поступление молдавского воеводича на польскую военную службу объясняется тем, что и отец и дядя его, Симеон и Иеремия Могилы, добились господарства при поддержке Польши, вопреки желанию турецкого правительства, которое поддерживало другого претендента — Кантемира.

Род Могил был связан и родственными связями с знатными фамилиями Вишневецких, Потоцких, Корецких и другими, но, не в пример этим ополяченным родам русских магнатов, всегда оставался верен православию.

В связи с неудачами, постигшими Могил в молдаво-влахийских землях, в частности, после удаления от власти Симеона Могилы, дети его поселились в Польше и, отдавшись под покровительство ее коронного канцлера и гетмана Жолкевского, поступили в 1617 г. на военную службу. В 1620 г. Жолкевский погиб в битве с турками под Цецорой, и Петр Могила сблизился с гетманом Ходкевичем, убеждая его не чинить молдавам и валахам никаких насилий вере их отцов.

Несмотря на успехи своей военной карьеры, Петр Могила тяготился иноверным обществом и вообще легкомысленной военной средой и тянулся к русскому народу, ведшему героическую борьбу за свое существование. Он часто посещает Киев, приобретает в его окрестностях поместья, сближается с Киевским Митрополитом Иовом Борецким, с которым он был дружен еще в годы своего учения. Частое общение с Митрополитом

Иовом окончательно оформило взгляды Петра Могилы и указало путь его жизненной деятельности.

В 1625 г. Петр Могила постригся в монахи и вошел в число братии Киево-Печерского монастыря. 8 апреля 1627 г. скончался архимандрит этого монастыря Захария Копыстенский, и после некоторой внутренней борьбы монастырская братия в 1627 г. избрала себе настоятелем тридцатилетнего молдавского воеводича, имевшего всего трехлетний стаж иноческого жития.

Каким образом недавний офицер польской армии превратился в архимандрита первенствующего на юге православного монастыря? Такие превращения с внешней стороны в то время не были редкостью, ибо высшие иерархические должности, связанные с управлением большими вотчинами, замещались лицами из шляхетской среды и обычно раздавались королем. И тем не менее избрание и назначение Петра Могилы архимандритом Киево-Печерского монастыря было явлением чрезвычайным и притом положительным.

В рассматриваемое время на Украине и в Белоруссии был уже осознан всеми серьезно мыслящими людьми глубокий вред, происходивший от замещения высших иерархических мест лицами со светскими привычками, не пристойными святительскому чину. Особенно характерным в этом отношении было дело епископа Владимирского и Брестского Иосифа — в мире князя Корнатовича-Курцевича, впоследствии архиепископа Суздальского [2]. Украинцы и белоруссы не раз просили польское правительство, чтобы им не назначали также иерархов из чужеземцев.

Настоятельство в Киево-Печерском монастыре было для Петра Могилы привлекательно как средство борьбы с могущественными противниками, притеснявшими Православную Церковь и грозившими ей полной ликвидацией в пределах Речи Посполитой. Он был не единственным кандидатом на место настоятеля Киево-Печерской Лавры после кончины Захарии Копыстенского: этим местом пытались овладеть и униаты. Петр Могила понял, какую важность имеет православие для украинского и белорусского населения польско-литовского государства и решил отдать все свои силы, всю свою жизнь защите православия, стал выразителем лучших надежд и национальных чаяний украинского и белорусского народов, вместе с тем оказав большую услугу и единоверной Москве.

II

С первых же шагов нового настоятеля Киево-Печерского монастыря стало ясно, что он будет ревностным последователем своих непосредственных предшественников — архимандритов Никифора Тура, Елисея Плетенецкого и Захарии Копыстенского, много заботившихся об управляемой обители и интересах православия во всем крае.

С конца XVI века, вследствие гнета со стороны поляков и усилившейся иезуитской пропаганды, на первый план у православных иерархов выступают заботы о спасении веры, о борьбе с враждебными православию началами, организация школ, типографий, общественно-благотворительная деятельносоть в виде книгоиздательства и устройства богаделен.

Ко времени избрания Петра Могилы настоятелем Киево-Печерского монастыря этот монастырь, по своему влиянию на ход церковных дел на Украине, занимал уже ведущее место и успел оказать православию значительные успехи. Имена трех непосредственных предшественников Петра Могилы по Киево-Печерской Лавре — Никифора Тура (1593 — 1599), Елисея Плетенецкого (1599—1624) и Захарии Копыстенского (1624—1627) занимают почетное место в истории просвещения и борьбы за православие.

Буллой от 4 марта 1595 г. римский папа Климент VIII «предоставил» Киево-Печерский монастырь, дотоле самостоятельный, киевским митрополитам под условием их единения с Римскою Церковью, и на этом основании униатский митрополит Михаил Рагоза, при поддержке польского правительства, требовал от архимандрита Никифора подчинения себе, как начальнику, и присоединения к унии. Но Тур, прибыв на Брестский собор, был одним из руководителей той его части, которая отвергла унию и объявила митрополита Михаила Рагозу вместе с прочими епископами, подчинявшимися папе, лишенными сана и отлученными от Церкви.

По требованию митрополита Михаила Рагозы, архимандрита Никифора вызвали на суд к королю Сигизмунду III, ярому стороннику католицизма, и он, естественно, определил передать Киево-Печерский монастырь во власть униатского митрополита, а архимандрита Никифора Тура низложить и удалить из монастыря. Однако выполнить это распоряжение оказалось не так просто: когда явился уполномоченный короля (Иван Кошица), перед ним были заперты лаврские ворота, и королевский посланец вынужден был удалиться, не выполнив данного ему поручения. Никифор Тур не только не пустил униатов в самый монастырь, но сумел отстоять и большую часть его вотчин от претензий на них униатского митрополита Михаила Рагозы.

Эта борьба была очень важна, как отрицание униатских прав на древнейшую украинскую святыню православия и как твердое, мужественное стояние за него.

Еще важнее была деятельность преемника Никифора Тура, архимандрита Елисея Плетенецкого. Продолжая борьбу с унией и католицизмом, он старался, в соответствии с особыми требованиями времени, восстановить в монастыре, по правилам св. Василия Великого, общежительный устав. Одновременно архимандрит Елисей Плетенецкий заботился о развитии просвещения: завел в Лавре типографию, купив ее у наследников Федора Юрьевича Балабана [3], устроил «паперню», т. е. бумажную фабрику, в монастырской вотчине Родомысле, вызвал в Лавру ученых людей, знатоков и энтузиастов типографского дела — Захарию Копыстенского, Памву Берынду и Стефана Берынду, Тарасия Левковича Земку, Лаврентия Зизания Тускановского, проповедника и знатока древних языков, Иосифа Кирилловича, Гавриила Дорофеевича, Филофея Казаревича, виршеслагателя Александра Митуру, Тимофея Вербицкого и других лиц, с увлечением трудившихся при печатании книг в том или другом роде типографско-издательской работы. Архимандрит Елисей, заботливо сгруппировав в своем монастыре дружный коллектив типографских работников, выпустил с 1616 по 1624 гг. такое количество богослужебных и религиозно-полемических книг, направленных против унии, которое было не меньше количества книг, изданных в то время самыми крупными братскими типографиями — львовской, острожской, виленской, не говоря уже о второстепенных вроде дерманской, луцкой и других.

Архимандрит Елисей организовал при своем монастыре институт проповедников, сам «любовно их слушал и был примером», устроил школу, стоявшую по объему преподававшихся в ней наук на уровне других подобных же братских школ. Елизавета Гулевичевна, богатая киевская шляхтянка, жена мозырского маршала Стефана Лозки, подарила свою землю в Киеве на Подоле (где сосредоточивалось киевское население, ибо старый город стоял почти пустым), предназначив ее для благотворительных и просветительных целей: устройства монастыря, школы при нем, гостиницы для странников православной веры. Затем образовалось братство, которое и занялось выполнением этих планов, причем архимандрит Елисей Плетенецкий и его сотрудники были главными проводниками этого дела; в конце 1615 г. был написан устав этого братства и в братство вписалось огромное число народа всех сословий — духовенства, мещанства, шляхты и все казацкое войско со своим гетманом Петром Сагайдачным.

Преемником Елисея Плетенецкого был, по его указанию, архимандрит Захария Копыстенский, продолжавший просветительную деятельность своего предшественника по поднятию умственного и нравственного уровня монастырской братии, проповеди, по изданию книг, увеличив и количественно число братин до 800 человек.

Получив это доброе наследство своих предшественников, Петр Могила поднял все виды просветительной деятельности Киево-Печерского монастыря на новую, небывалую еще высоту. Он энергично взялся за восстановление и возвращение монастырских владений; обладая твердой волей и решительным характером, не чуждаясь и крутых мер, всегда имел в виду только пользу врученного ему дела, устраняя препятствия, в немалом числе лежавшие на путях его деятельности. Требуя повиновения себе, как настоятелю, архимандрит Петр Могила был требователен и к самому себе, говоря, что ему, настоятелю «прежде всех подобает на церковном обрестись правиле, такожде и на всяком деле богодухновенном». По сообщению биографа Петра Могилы (инока киевского Выдубицкого монастыря Иакова), Могила «носил на себе острую, колючую власяницу и умерщвлял свое тело, стискивая его железным панцырем».

Вступление Петра Могилы в управление Киево-Печерским монастырем совпало с некоторым улучшением в отношениях украинского казачества с польским правительством, и значительные круги казацкой старшины и украинского шляхетства стали склоняться к попыткам того или иного соглашения с униатами. Выражением этих настроений была, между прочим, деятельность Полоцкого архиепископа Мелетия Смотрицкого, посвященного Иерусалимским Патриархом Феофаном во время пребывания его на Украине в 1620—1621 гг. После многих и мучительных колебаний архиепископ Мелетий окончательно перешел в унию и тем поставил себя вне православного общества.

Соборы Киевский (1627), Гродекский (1628) и Львовский (1629) были посвящены этим попыткам к соглашению между униатами и православными. На этих соборах «великому архимандриту», как стал называться архимандрит Киево-Печерского монастыря, пришлось быть руководителем, и он доказывал бывшими уже примерами, что какие-либо соглашения в этом деле могут привести только к еще большему обострению отношений между православными и католиками.

Управляя Киево-Печерской Лаврой, архимандрит Петр Могила заботился и о внешнем благолепии своей обители, украшал соборную монастырскую церковь, реставрировал и расширял пещеры, соорудил для почивающих там мощей новые гробницы, сделав на каждой надписи, и учредил строгий порядок для посещения пещер, в прекращение нередко случавшихся кощунственных выходок со стороны иноверных посетителей, в особенности лютеран и кальвинистов.

Он заботливо собирал все сведения о чудесах при иконе Печерской Богоматери и мощах печерских святых, собственноручно занося эти записи в особую книгу, придавая чудесным событиям широкую известность,

и впоследствии эта книга, по поручению Петра Могилы, была издана монахом Киево-Печерского монастыря Афанасием Кальнофойским, под заглавием «Тератургима, или чудеса, совершившиеся в Печерском монастыре и обеих его пещерах». Целью этих записей было опровергнуть утверждения униатов и иезуитов, будто в Православной Церкви не совершается более чудес, и показать, что Киево-Печерская обитель есть место особого присутствия благодати Божией и покровительства Пресвятой Богородицы.

Все стороны деятельности Петра Могилы объединялись его убеждением в превосходстве православной религии над прочими христианскими исповеданиями — католичеством, униатством, протестантизмом — лютеранством, кальвинизмом и проч. Собирая и записывая сведения о чудесах, Петр Могила имел целью утвердить православных в их отеческой вере и посрамить тех, кто дерзал утверждать, будто бы в православии иссякла благодать Святого Духа за непризнание папского главенства (как говорили иезуиты и униаты) или за мнимое распространение суеверий (как говорили протестанты и их собратия всех оттенков). Петр Могила горячо заботился о восстановлении древних церковно-архитектурных памятников, о сохранении древних исторических документов, собирая и переписывая их, причем особенно те, которые показывали правоту православия и несостоятельность воззрений его противников.

Киево-Печерская типография заняла самое первое место среди всех украинских и белорусских братских типографий, расширяясь и обогащаясь опытом, новыми шрифтами (польским, латинским) и техническими усовершенствованиями. В 5 1/2 лет настоятельства Петра Могилы лаврской друкарней было выпущено до 15 книг, написанных или переведенных самим архимандритом. Одни заглавия таких книг могут показать значительность писательской и издательской деятельности Петра Могилы. В 1628 г. вышел его перевод (с греческого) аскетической книги «Агапита диакона главизны поучительны»; в 1631 г. была напечатана «Триодь Цветная», с предисловием и объяснением церковных песнопений и историческим очерком о них; в том же году вышел сборник поучений Петра Могилы под заглавием «Крест Христа Спасителя и каждого человека». Далее выходит «Литургиарион си речь служебник», исправленный Петром Могилой по греческим источникам и снабженный объяснением литургии; это был очень важный труд. Подробнее о заботах Петра Могилы о единообразии богослужения мы коснемся ниже, говоря о его «Требнике», а здесь отметим только, что в эти годы Петр Могила написал несколько канонов и церковных песнопений: канон к причащению священников, канон на исход души (отличается силой языка и яркостью благочестивого воображения); канон о творении мира, плач изгнанных из рая прародителей; молебное пение об освобождении православных христиан от бед, належащих от сопротивных апостатов (т. е. отступников от православия); благодарственное песнопение по случаю избавления Киева от нашествия поляков в 1630 г. и другие.

Все эти произведения, особенно важные во время их появления (они не потеряли своего значения и теперь), написаны хорошим церковно-славянским языком, могут служить образцом славянской церковной риторики и отмечены печатью выдающегося поэтического дарования и глубокого понимания духа церковных песнопений.

Еще до получения митрополичьей кафедры, Петр Могила, зная силу и значение внешней стороны богослужения, заботился о чинном, торжественном и благолепном его отправлении в монастырских и вотчинных храмах, назначив для надзора за этим особое лицо, требовал от духовенства постоянных проповедей при богослужениях, надлежащей организации священных процессий, дабы и внешней своей стороной православное богослужение ничем не уступало пышности католического культа. Он установил еженедельный акафист пред иконой Печерской Богоматери, в Великий пост учредил так называемые пассии, службу в честь крестных страданий Господа Иисуса Христа, приспособив этот чин к духу православного вероучения. Принятые сначала только на Украине, пассии впоследствии распространились и в последнее тридцатилетие прочно вошли в практику всей Русской Православной Церкви, сделались любимыми великопостными богослужениями в православных храмах.

III.

Но самым важным делом Петра Могилы за годы его архимандритства было преобразование основанной Елисеем Плетенецким в 1616 г. Киевской братской школы в высшее учебное заведение, образцовое для всех духовных школ России до реформы их в 1867—1869 гг.

До конца XVI века школ на Руси, Московской и зарубежной, было мало, но они все-таки были, как справедливо утверждают современные историки школьного образования в России [4]. Это были элементарные школы для обучения письму и чтению богослужебных книг (часослова и апостола).

Со времени Люблинской государственной унии 1569 г. и особенно со времени церковной унии, объявленной в Бресте в 1596 г., в украинских и белорусских землях появляются иезуиты, поставившие себе целью присоединение к католической Церкви православных «схизматиков». Наиболее дальновидные руководители украинского и белорусского общественного мнения сознали неотложную необходимость для православных научного образования, так как, за отсутствием своих благоустроенных школ, православное население вынуждено было отдавать своих детей в католические, иезуитские школы, где они нередко, забывая веру отцов, постепенно теряли и национальную самобытность, или, как говорится в одном документе того времени, «вельми много зашкодило панству русскому, що не могли школ и наук посполитых расширяти, и оных не фундовано; бо коли бы были науку имели, тогда бы за неведомостию своего не пришли до таковой погибели — не маючи своих наук, у науку римскую свои дети давати начали, а те с науками и веры их навыкли, и так мало-помалу науками своими все панство русское до веры римской привели» [5]. То же должно быть сказано о молодежи и других слоев украинско-белорусского населения, попадавших в иезуитские школы.

Ревнителями православия устроены были школы в Остроге, Львове, Вильне и других городах, где были организованы братства, и эти школы служили некоторым оплотом в борьбе православных с иезуитской пропагандой. Но до Петра Могилы они не поднимались до той высоты, какой требовала от них сложившаяся обстановка для успешной борьбы за свою веру с наступавшим католицизмом.

Чтобы устранить вред от посещения православными иноверных коллегиумов, нужно было во что бы то ни стало поднять уровень образования в православных школах, подготовить квалифицированные кадры и не уступать поприще богословской и иной науки своим противникам. И эту задачу, эту реформу православных школ, в первую очередь киевской, и выполнил Петр Могила.

Задача эта была очень нелегкой, прежде всего, при отсутствии достаточного количества подготовленных профессоров и преподавателей; кроме того и окружающая среда была мало подготовлена к восприятию расширенного круга школьных наук. Как потом среди московских грамотеев были такие, которые гордились своим невежеством и хвалились тем, что они «еллинских борзостей не текли, с риторами не сидели, философию ниже очима своима видели, изучая лишь книги благодатного закона, чтобы душу свою от грехов очистить», — так и среди украинско-белорусских ревнителей православия находились люди с подобным же образом мышления, подходившие к изучению латинских и греческих «борзостей» с таким же предубеждением. «Сила духа, — говорили они, — не в художестве вышнего наказания и философского постижения обретается, но верою смиренномудрия даруется. Хитроречием простоты и премудрость Божия бесчестится, крест Христов поруган бывает. Латинская премудрость есть прямая дорога к аду: риторика и прочие поганские хитрости суть дьяволово изобретение по ненависти к славянскому языку, плодоноснейшему и приятнейшему Богу. А посему, будем паче изучать богомолебный часословец, праведнословный псалтырь, смиренномудрый октоих, евангельскую и апостольскую проповедь, с толкованием простым и нехитрым, и прочие богослужебные книги, чтоб получить жизнь вечную, нежели постигать Аристотеля красномовного, Платона велеречивого и другие вавилонские хитрости и с тем отойти в геенну огненную» [6].

Не мало тормозили развитие украинских и белорусских школ в польско-литовском государстве притеснения и ограничения со стороны правительственной власти, которая всячески старалась принизить эти школы, считая их рассадником схизмы и держа официально на уровне низших училищ. Львовское братство, например, тратило крупные суммы на подарки при королевском дворе, чтобы получить право преподавать в своей школе учебные предметы в несколько расширенном объеме. А чтобы добиться открытия высшей Коллегии, равняющейся по правам и программе высшей католической школе, требовались исключительная энергия, незаурядные организаторские и дипломатические способности, просвещенный ум, а главное, внутренний огонь ревности о вере отцов. И все это нашлось у архимандрита Петра Могилы. «Величайшей заслугой Петра Могилы, — говорит исследователь его деятельности, — является то, что он, пламенея любовью к просвещению, дал себе торжественную клятву снять с русского народа поношение научной отсталости и в течение всей своей жизни свято исполнял свою клятву, не щадя для этого собственных средств, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, не смущаясь никакими трудностями». [7]

Свое торжественное обещание водрузить знамя православной науки Петр Могила стал приводить в исполнение тотчас же по избрании его настоятелем Киево-Печерского монастыря. Прежде всего, он отправил в Константинополь к Патриарху, которого считался экзархом [8], посольство, прося благословения на открытие в Киеве «латинских и польских училищ». Затем он избрал способных к книжному научению монахов и отправил их на свои личные средства за границу для обучения высшим наукам.

Отправка за границу молодых ученых (в числе которых был Иннокентий Гизель, автор первого учебника по русской истории, так называемого Синопсиса), намерение открыть в Лавре высшую школу, отдельную от школы братской, вызвали у членов братства опасения, как бы высшая школа не сделалась рассадником ересей и не подорвала значение

школы Богоявленского братства. Повидимому, тут действовала и закулисная агитация иезуитов, Коллегия которых находилась тут же на Подоле. Руководители и студенты иезуитской Коллегии обвиняли Петра Могилу и его преподавателей в протестантизме, кальвинизме, а это, в свою очередь, давало оружие тем братчикам, которые не понимали, почему Петр Могила хочет открыть свою отдельную школу в Лавре, как бы в подрыв братской школе на Подоле.

Петр Могила считал целесообразным открыть в Лавре свою отдельную школу и потому, что братчики в некоторых братствах противопоставляли себя владыкам, часто вмешивались в преподавание и делали это иногда неорганизованно и не всегда тактично, мешая подчас учителям вести преподавание.

Первый учебный — 1631/1632-й — год эта высшая школа «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках» провела в Лавре, в бывшем больничном корпусе, невдалеке от святых ворот, но затем Петру Могиле пришлось от своего намерения отказаться и соединить свою школу с братской.

Киево-Печерский архимандрит поспешил уладить отношения с Богоявленским братством, записавшись в списки его членов, и был принят им «старшим братом, опекуном и фундатором того святого братства, обители и школ», как гласит собственноручная подпись Петра Могилы в реестре членов, сделанная 11 марта 1631 г. Он перевез из Лавры в Братский монастырь несколько деревянных зданий под квартиры для наставников, беднейших учеников поместил в бывшем странноприимном доме, устроив для них общежитие — бурсу; для содержания тех и других назначил две монастырские волости (Вишневецкую и Гнедич); для классных помещений построил двухэтажное каменное здание с «конгрегационной» церковью для учащихся. Много сделал Петр Могила для материального благоустроения своего Коллегиума, но еще больше для его внутреннего устройства.

Можно смело сказать, что Киево-Могилянская Коллегия своим строем, бытом, организационными формами служила образцом для русских духовных семинарий в течение всего XVIII века, да и в XIX веке не исчезло еще в русских духовных школах влияние ее традиций.

За какие-нибудь 10—15 лет Киевская школа, реформирование Петром Могилой, поднялась так высоко, что далеко превосходила школы униатские и лучшие католические. Сами униаты должны были признать превосходство школ, организованных Петром Могилой [9]. Униат, а потом католик Кассиан Сакович, обращаясь к униатам, писал: "Что ваши училища? Они ничего не значат в сравнении с училищами отца Могилы, Киевским и Гойским!». И Петр Могила, в это время уже Митрополит, имел полное основание по этому поводу с удовлетворением заметить Саковичу: «Ты прав, когда признаешь, что в школах Киевской и Гойской учат хорошо, — учат в них, действительно, неплохо».

Этот высокий научный уровень Киевской Коллегии, организованной Петром Могилой, высоту принципов, на которых она была основана, нельзя не подчеркнуть, говоря о самоотверженной работе Петра Могилы по распространению образования, говоря о его борьбе против иноверного и иностранного культурно-политического влияния иезуитов и их подголосков — униатов.

(Окончание следует)

И. СПАССКИЙ

[1] Митрополит Макарий. История Русской Церкви, т. XI, стр. 615.

[2] Подробности см. в магистерской диссертации иеромонаха Николая Ярушевича (ныне Митрополита Крутицкого и Коломенского) «Церковный суд в России до издания Соборного Уложения 1649 года», в Приложениях. Петроград, 1917 г.

[3] Друкарня Балабанов была заведена еще епископом Львовским Гедеоном Балабаном в его вотчине Стрятине, около Рогатина, когда он поссорился с Львовским братством; она лежала заброшенной, пока Плетенецкий не перевез ее в Киев и пустил там в ход около 1615 г. Первая книга вышла из этой друкарни в 1616 г.

[4] См., например, книгу Константинова и Струминского, изданную Педагогической Академией (Москва, 1949 г.).

[5] «Акты Западной России», т. IV, № 149, стр. 204—205.

[6] «Акты Юго-Западной России», т. II, № XVIII.

[7] С. Голубев. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники, Киев, т. I, стр. 424.

[8] Украинская и белорусская Церкви считались в непосредственном подчинении у Константинопольского Патриарха, а архимандрит Киево-Печерской Лавры был подчинен ему экзаршески, совершенно не завися от Киевского Митрополита. Киевская митрополия была подчинена Московскому Патриарху только в 1686 г. при Митрополите Гедеоне (Святополк-Четвертинском).

[9] Кроме Киевской, Петром Могилой была основана еще другая школа — в Виннице, в качестве подготовительной к Киевской: вскоре она была перенесена в местечко Гойечы, Луцкого повета, где владелица этого местечка Раина Соломерецкая основала мужской монастырь, подчиненный Киево-Братскому училищу.