КАК ПРИВЕСТИ К КОНЦУ ВОЗНИКШИЙ СПОР?

Эту задачу хочет решить официоз Александрийской Патриархии «Пантенос» (1949 г. № 6, стр. 91—108), имея в виду обсуждавшиеся в наших статьях и в статьях митрополитов Закинфского и Эносского и проф. Фотиадиса два вопроса:

1) Существует ли апелляционное право Вселенского Патриарха?

2) Один ли только Вселенский Патриарх имеет право созывать Вселенские или Всеправославные соборы?

Взятую на себя задачу журнал Александрийской Патриархии решает в общем успешно. Не связанный должностной зависимостью от Константинопольской Патриархии анонимный автор статьи, быть может, сам предстоятель Александрийской Церкви, как бы взяв на себя роль третейского судьи, объективно и основательно решает оба эти вопроса, и потому наша задача состоит лишь в том, чтобы, изложив вкратце содержание статьи, исправить и дополнить некоторые ее детали и уточнить некоторые ее тезисы.

Первая и более обширная часть статьи посвящена вопросу об апелляционном праве Константинопольского Патриарха, причем автор рассматривает этот вопрос сначала с канонической, а затем с исторической точки зрения.

Свое мнение, что «Вселенский Патриарх по святым канонам имеет право на апелляции из других патриархий или автокефальных Церквей выступать с судебными приговорами и административными актами», защитники этого мнения основывают на четырех канонах Вселенских соборов, а именно: на 3-м каноне II собора, 9-м и 28-м канонах IV и 36-м каноне VI, и потому автор рассматривает в отдельности каждый из этих канонов.

«В 3-м каноне II Вселенского собора, — справедливо говорит автор, — мы читаем только, что Константинопольский Патриарх должен иметь преимущество чести после Римского Епископа, как Епископ Нового Рима... Этот канон ничего не говорит о главенстве ни Рима, ни Константинополя, ни о правах их на административные и судебные выступления в прочих патриархиях. Он только выделяет двух патриархов, как Епископов двух столичных городов Римской Империи».

О 9-м правиле IV Вселенского собора автор говорит, что оно лишь подтверждает существовавшее и до него право Константинопольского Патриарха оказывать судебное и административное воздействие в областях трех соседних диоцезов — Понтийского, Асийского и Фракийского, а о 28-м правиле того же собора, что оно «дает право Константинопольскому Патриарху хиротонисать митрополитов только для диоцезов Понта, Асии и Фракии и епископов этих диоцезов «у иноплеменных»; о 36-м правиле VI Вселенского собора автор говорит лишь, что оно излагает «то же самое».

Из этих канонических справок автор делает такой вывод:

«Нигде в святых канонах мы не встречаем ни прямо ни косвенно высказанного мнения, что Вселенский Патриарх в древней Церкви или в более позднее время имел право вмешиваться в дела прочих патриархий и автокефальных Церквей. Наоборот, и в древней Церкви и в эпоху, когда составлялись каноны II Вселенского собора и прочие, давшие Константинопольскому Патриарху преимущества чести, равные с Римским Епископом, нигде мы не видим на всем Западе, а тем более на Востоке, чтобы Римский Епископ имел апелляционное право по отношению к прочим автокефальным Церквам — административное или судебное». Верность такого понимания канонов подтверждается в статье «беспристрастным разъяснением их в Пидалионе, одобренном всеми Патриархами, и, что особенно важно, самой Вселенской Патриархией», после чего делается такое общее заключение канонического освещения вопроса:

«Итак, на святых канонах никак нельзя основать право апелляции из прочих Патриархий (следовало бы добавить: и остальных автокефальных Церквей) к Вселенскому Патриарху».

Так как все это, только более подробно, было разъяснено в нашей статье «Где и в чем главная опасность?» (ЖМП 1947, № 12, стр. 31—42), то мы можем лишь обеими руками подписаться под всеми утверждениями этой части статьи Александрийского журнала и считать спор относительно каноничности вмешательства Константинопольского Патриарха в дела других автокефальных Церквей оконченным.

Но сходя с канонической почвы на историческую, журнал иногда подчиняется влиянию одностороннего и тенденциозного подбора фактов, свидетельствующих о гегемонии Константинопольских Патриархов в Восточной Церкви, данного в статьях митрополита Эносского и проф. Фотиадиса, и переоценивает значение этих фактов.

Факты сами по себе не могут ни отменить существующую норму, ни создать новую, и если каноническая норма гласит, что все вообще предстоятели автокефальных Церквей не имеют права властно вмешиваться в дела других автокефальных Церквей, то этим вопрос о таковом праве Константинопольского Патриарха решается отрицательно и окончательно, и в дальнейшем можно ставить вопрос лишь о том, чем можно объяснить, а иногда и оправдать нарушение таковой канонической нормы со стороны Константинопольских Патриархов, а вовсе не о том, нельзя ли изменить эту самую норму. Тем более не могут колебать канонической нормы приводимые митрополитом Эносским и проф. Фотиадисом в доказательство прав Константинопольских Патриархов свидетельства тех же Патриархов о своих правах или свидетельства об этих правах лиц, им подчиненных, так как правовые аксиомы, внесенные и в канонические сборники Православной Церкви, напр., в Алфавитную Синтагму Матфея Властаря (Д, 8), в Афинскую Синтагму (VI, 229 и 230), в Кормчую Книгу (гл. 48, XXVII, 25 и 27), говорят:

«Не достоин веры тот свидетель, которому я могу приказывать свидетельствовать». — «Никто не свидетельствует в своем деле».

Даваемое журналом объяснение фактической гегемонии Константинопольского Патриарха в Восточной Церкви в общем правильно. Причинами исключительного положения его на Востоке журнал считает, во-первых, волю византийских императоров, давших Константинопольским Патриархам право административной и судебной деятельности во всей империи; во-вторых, существование в Константинополе «Домашнего Синода», в котором принимали участие и другие Патриархи и решения которого приводились в исполнение государственной властью. Однако здесь не упомянута и еще одна причина гегемонии Константинопольского Патриарха в более позднее время — время турецкого ига, к которому относятся почти все факты, упомянутые в перечнях проф. Фотиадиса и митрополита Эносского. Причина эта — власть турецкого султана, сделавшего Константинопольского Патриарха «милет—баши» не только духовным, но и светским главою всех православных, не исключая и самих восточных Патриархов, в Турции.

Не дает журнал и оценки канонического значения этих причин. Хотя вмешательство византийских императоров в церковные дела и одобрялось некоторыми услужливыми канонистами, вроде Вальсамона и Хоматиана, но по своему существу оно является нарушением завета Основателя Церкви — «Божие Богови и кесарево кесареви», и воля византийских императоров и тем более турецких султанов никак не может служить основанием каких-либо постоянных, неотъемлемых прав Константинопольских Патриархов. Точно так же и расширение власти Константинопольского Домашнего Синода за границы патриархата объясняется тою же близостью его председателя к византийским, а потом к турецким самодержцам, тою же системой византийского цезарепапизма и нераздельности религиозного и светского начала в старой Турции, из которой нельзя делать никаких практических выводов в применении к нашему времени, когда господствует система отделения Церкви от государства. Участие же в Домашнем Синоде других Патриархов придавало этому Синоду характер поместного собора, решения которого были обязательны не только для самой Константинопольской Церкви, но и для тех Церквей, представители которых в нем участвовали, но не давало канонического основания этому Синоду и его председателю для вмешательства в дела других Церквей в тех случаях, когда их представители в нем не участвовали. Если же на самом деле Константинопольский Патриарх вмешивался в дела других Церквей и тогда, когда первоиерархи или представители этих Церквей в Синоде не участвовали, то это было с их стороны или превышением власти, оставшимся безнаказанным благодаря защите светской власти, или, как правильно объясняет журнал, требованием необходимости — отсутствием канонических органов — соборов и синодов в других Церквах.

Однако и те и другие случаи никоим образом не могут служить прецедентами для настоящего времени при господствующей ныне системе отделения Церкви от государства и при существовании канонических синодов в автокефальных Церквах и не могут создавать какой-то постоянной привилегии Константинопольского Патриарха.

Нельзя согласиться и с утверждением журнала, будто в Константинопольском Синоде прочие Патриархи могли присутствовать по праву. На самом деле участие в Домашнем Синоде не входило в компетенцию других Патриархов и они участвовали в нем не по праву и не по обязанности, а добровольно — но приглашению его председателя [1].

Нельзя не видеть преувеличения и в заявлении журнала, будто «благодаря Домашнему Синоду вся Восточная Церковь была «Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью». Церковь была таковой и до возникновения Домашнего Синода и таковой бы и осталась, если бы даже этого Синода не было. Синод имел значение объединяющего центра только для Церквей греческой народности, да и такое значение он в значительной мере потерял в последнее время, когда Афинский Синод стал проводить свою политику, нередко несогласную с Константинопольским Синодом, напр., в вопросе об юрисдикции над греческими епархиями в Америке. Более самостоятельным становится и образ действий других восточных патриархов. Напр., Александрийские Патриархи, соглашаясь с новосозданной Константинопольской теорией о подчинении Константинопольской Церкви всей диаспоры, пока эта теория применялась на других континентах, стали решительно протестовать при попытке Константинопольских Патриархов применить ее и в Африке.

«Из всего этого видно, — заключает Александрийский журнал, — что никоим образом нельзя считать специальной привилегией и правом Вселенского Патриарха принятие к рассмотрению, обсуждению и решению в Домашнем Синоде прошений на прочих Патриархов, но скорее следует считать это обязанностью Константинопольского Патриарха, как первого по старшинству среди прочих Патриархов и естественного председателя Домашнего Синода». Здесь журнал повторяет мысль митрополита Эносского, также противопоставляющего право и привилегию долгу и обязанности, с целью сделать более благовидными властолюбивые претензии Константинопольских Патриархов.

Но такое противопоставление невозможно. Дело идет о публичном церковном праве, о компетенции Константинопольского Патриарха в отношении других автокефальных Церквей, а понятие компетенции включает в себя и право и обязанность известного органа церковной власти совершить известный акт во имя Церкви. Здесь право и обязанность — понятия коррелятивные. Обязанность совершить известный правительственный акт предполагает право на это, а в противном случае акт будет превышением власти; с другой стороны, право на известный акт власти влечет за собой обязанность в необходимом случае совершить этот акт, так как иначе будет бездействие власти, караемое и церковным судом, о чем говорит, напр., послание III Вселенского собора собору Памфилийскому, внесенное в канонический кодекс Православной Церкви.

Итак, признать, что Константинопольский Патриарх имеет обязанность вмешиваться в дела других автокефальных Церквей — это значит признать, что он имеет и право это делать.

Нельзя считать точным и следующего положения статьи Александрийского журнала:

«Итак, в случае настоятельной нужды Домашний Синод в Константинополе собирался и принимал решения по делам других патриархий, что естественно упрочило за Вселенским престолом на все будущее время привилегию или обязанность созывать эти синоды и председательствовать на них, и вообще Константинопольский Патриарх получил инициативу во всей жизни Церкви».

Но ведь вопрос вовсе не в том, что упрочило право Константинопольского Патриарха созывать свой Синод и председательствовать на нем. И то и другое право он, как и предстоятель всякой другой автокефальной Церкви, имел уже по канонам (Антиох. 16, 19 и 20), а вопрос лишь в том, имел ли право Константинопольский Патриарх на своем Синоде решать дела других автокефальных Церквей. Александрийский журнал признает, что каноны не давали ему такого права, и указывает единственное основание такой практики — настоятельную нужду. И каноны учат, что нужно принимать во внимание нужду (напр., I Всел. 4; VI Всел. 37 и 80; VII Всел. 3 и 6; Карф. 13 и 106; Аф. С. 95; Двукр. 17 и мн. др.); но вместе с тем они учат и тому, что всякое вынужденное необходимостью отступление от канонической нормы никоим образом не должно менять самой нормы, а может иметь лишь временный характер и должно прекращаться, когда прекращается нужда. «Временная нужда, препятствуя соблюдению точности, не должна изменять норму управления», говорит 37-е правило VI Вселенского собора, постановляя, что иерархи порабощенных язычниками Церквей должны сохранить все свои права. «Редко бывающего не поставляя в закон Церкви, определяем», говорит 17-е правило Двукратного собора, запрещая на будущее время допущенное «по требованию нужды» поспешное возведение в епископское достоинство. Поэтому никак нельзя согласиться с мнением журнала, что вызванные временною необходимостью случаи вмешательства Константинопольского Патриарха в дела других автокефальных Церквей упрочили за ним это право «на все будущее время».

Точно так же нельзя усваивать Константинопольскому Патриарху исключительное право «инициативы во всей жизни Церкви», как это делает «Пантенос». Ведь возбуждение какого-либо вопроса не предполагает и не дает какого-либо особого права в деле его решения возбудившему вопрос. Усвоение инициативы одному первоиерарху предполагает лишение этого права всех остальных, быть может, гораздо глубже, шире и правильнее понимающих современные церковные нужды, и поведет лишь к застою церковной жизни.

А кроме того, иногда инициатива может принадлежать всякому другому первоиерарху, но не Патриарху Константинопольскому. Это. в тех случаях, когда Константинопольские Патриархи допускают догматические или канонические погрешности. И таких случаев история Церкви знает не мало. Напр., когда Константинопольский Патриарх Несторий впал в ересь, инициативу его обличения взяли на себя Патриархи — Антиохийской Церкви Иоанн и Александрийской св. Кирилл. Инициативу борьбы против монофелитства Константинопольского Патриарха Сергия взял на себя Александрийский Патриарх св. Иоанн Милостивый. В самой статье журнала «Пантенос» упоминается о случае, когда, по инициативе Александрийского Патриарха Никанора, было осуждено им и Патриархами Антиохийским и Иерусалимским неканоническое поставление Константинопольским Патриархом архимандрита Евгения опекуном над Патриархом Никанором. Несколько позднее, по инициативе нареченного Патриарха Александрийского Нила, Антиохийским Патриархом Иерофеем и Иерусалимским Кириллом было осуждено неканоническое вмешательство Константинопольского Патриарха в дело избрания Патриарха Александрийского и т. д.

Нельзя не видеть преувеличения, навеянного односторонним подбором фактов в статьях архимандрита Каллиста, проф. Фотиадиса и митрополита Германа, в таком утверждении «Пантеноса», будто Константинопольский Патриарх «в собственном смысле сохранил и спас всю Церковь от больших и страшных опасностей, которые в течение 16 веков возникали в Церкви и угрожали самому существованию христианства на Востоке», и что «вся Восточная Церковь своим многовековым поразительным единством и самым своим существованием обязана Вселенскому престолу».

Как можно утверждать, что Восточная Церковь своим «поразительным единством» обязана Константинопольским Патриархам, когда история свидетельствует, что не раз эти Патриархи возглавляли разделявшие Церковь ереси и что их властолюбивые притязания не раз порождали церковные расколы? Ведь в отделении Западной Церкви от Церкви Вселенской виноваты не только папы римские, но и «папы византийские». А сколько смут и расколов вызвало стремление Константинопольских Патриархов подчинить своей гегемонии другие восточные патриархии! Приведем несколько примеров, начиная с середины XVII века.

В 1639 г. Патриархом Александрийским был поставлен в Константинополе, вопреки воле александрийской паствы, священник Николай, принявший имя Никифора. Его поставил ставленник иезуитов, ревностный слуга Рима, Константинопольский Патриарх Кирилл II, по желанию австрийского консула в Константинополе Шмита, причем Никифор обязался действовать в пользу католической пропаганды.

В 1657 г. Константинопольский Патриарх Парфений поставил в Александрию Патриархом Родосского митрополита Иоакима, хотя там уже был законный Патриарх Паисий (1657—1677). Произошел раскол, но александрийцы отстояли своего законного Патриарха.

В 1710 г. в Александрии был вполне канонично избран и поставлен достойный Патриарх Самуил, а Константинопольский Патриарх Афанасий IV поставил в Александрию своего кандидата Косьму; преемник Афанасия Кирилл IV без суда лишил Патриарха Самуила сана, но преемник Кирилла Киприан II в 1714 г. объявил состоявшееся при Кирилле IV извержение Патриарха Самуила из сана неосновательным и совершенно неканоническим. Наученные этим горьким опытом александрийцы долгое время не решались пользоваться своим законным правом избрания и поставления своего Патриарха, и Александрийские Патриархи ставились в Константинополе, хотя в 1766 г. и писали Константинопольскому Патриарху Самуилу, чтобы он не посылал им самовольно нового Патриарха, так как они его не примут и он будет вынужден возвратиться назад.

Нужно заметить, что Константинопольский Патриарх Самуил был горячим сторонником «великой идеи», т. е. восстановления Византийской империи, подготовкой к чему должно было служить полное подчинение Константинопольскому Патриарху всех православных в Турции. С этою целью он закрыл два славянских патриархата в Турции — Сербский и Болгарский, а содействие турецкого правительства в этом деле он получил, убедив его, что для Турции опасны связи, поддерживаемые славянскими патриархатами с Россией.

Для подчинения Александрийского патриархата Константинопольский Патриарх в 1783 г. выхлопотал берат султана на имя Александрийского Патриарха Герасима, в котором было сказано, что «Патриарх Мисира (Каира) и Александрии с подчиненными ей местностями входит в область Патриарха Ромеев города» (т. е. Константинополя).

В 1845 г. Константинопольский Патриарх Мелетий III и его Синод не только без согласия, но даже и без ведома александрийцев поставили Александрийским Патриархом митрополита Константинопольского патриархата Артемия, хотя Александрийский клир и народ избрали еще ранее своим кандидатом архимандрита Иерофея. Патриарх Мелетий оправдывал это свое деяние ложными доводами, будто Патриархом может быть избран только епископ, а не архимандрит, и будто Артемий уже ранее, еще при жизни Александрийского Патриарха, был дважды избран на его место, так как в Константинополе распространился слух о смерти Патриарха, как будто два прежних незаконных деяния могут оправдать столь же незаконное третье. Но александрийцы отстояли автокефалию своей Церкви, и Артемий, ни разу даже не видав своей паствы, вынужден был отречься от престола (30/I 1847). «Тогдашний владыка вселенский и его синод, — пишет по этому поводу епископ Порфирий Успенский, — верные духовной политике цареградского Патриарха Самуила (1763—1768), думали более о сосредоточении всех вообще дел церковных в своих руках, нежели о каноническом самоглавенстве трех прочих патриархий, имеющих полное право избирать своих владык без участия царьградского синода» [2].

Преемником Артемия был избран и поставлен в Александрии представителями трех других патриархатов кандидат александрийского народа и клира Иерофей II. Но когда он хотел наметить себе преемника, Константинопольский Патриарх Кирилл VII увидел в этом нарушение мнимых своих прав, и два следующие Патриарха Александрии — Каллиник и Иаков ставились в Константинополе.

О том, что избрание следующего Патриарха Александрийского — Никанора в Александрии было встречено в Константинополе с великим неудовольствием и дало повод Константинопольским Патриархам произвести великую смуту и раскол в Александрийской Церкви, мы уже говорили, а теперь приведем лишь вызванное вмешательством Константинопольской Церкви постановление Александрийского собора 1867 г.:

«Поместный собор в Египте, согласно божественным и святым канонам и постановлениям богоносных отцов Единой, Святой, Кафолической и Апостольской Церкви, объявляет, что Патриарх Константинополя не пользуется никаким преимущественным правом пред прочими Патриархами, но является равночестным с остальными, нисколько не имея, вне своего округа, власти вмешиваться в дела их».

Здесь собор повторил мысль, высказанную в «Исповедании Восточной Церкви» великого догматиста — Александрийского Патриарха Митрофана Критопула (1630—1640), где говорится:

«Патриархи никого не желают называть главою Вселенской Церкви, довольствуясь Божественною и Вселенскою Главою — Господом Иисусом Христом... Сами же они относятся друг к другу с равной честью и не отличаются ничем, кроме места на кафедре».

Тем не менее избрание Александрийским собором преемником Патриарха Никанора архимандрита Нила было опротестовано Патриархом Константинопольским Григорием VI, что вызвало новый раскол и смуты в Александрийской патриархии. И только принятый Александрийской Церковью в 1874 г. «Устав об избрании Патриарха Александрии» восстановил автокефальные ее права.

Подобное же «поразительное единство» создавала Константинопольская Церковь и в двух других восточных патриархатах, где главною целью ее вмешательства была поддержка гегемонии греческого меньшинства над арабским большинством. Но чтобы не удлинять нашей статьи, закроем эту печальную страницу истории Православной Церкви.

«Условия жизни Восточной Церкви вследствие больших политических перемен, — пишет далее Александрийский журнал, — полностью изменились и Константинополь перестал быть столицей всего Востока, но вся Церковь попрежнему обращается с вопросами всецерковного характера к Вселенскому престолу и признает за ним должную инициативу».

Но ведь если первенствующее положение Константинопольской Церкви создалось политическими условиями — перенесением столицы Греко-Римской империи в Константинополь, то невольно возникает вопрос, не должна ли и современная Церковь, следуя примеру Церкви древней, приспособляться к изменившимся политическим условиям, отвечает ли интересам Вселенской Церкви сохранение старого строя взаимоотношений автокефальных Церквей, когда столица православной Греко-Римской империи, обнимавшей когда-то весь тогдашний культурный мир, превратилась в провинциальный город мусульманского государства, и не влечет ли такой излишний консерватизм нежелательных последствий для Церкви.

Дальнейшие строки Александрийского журнала подтверждают обоснованность такого опасения.

«Конечно, — читаем мы здесь, — в деятельности Вселенского престола через Константинопольский Домашний Синод встречаем и решения, не заслуживающие одобрения, которые могли бы поставить под сомнение признание всеми Церквами инициативы Вселенского престола в обсуждении вопросов, касающихся всей Церкви, догматических, канонических, литургических и моральных».

Таких не заслуживающих одобрения решений Константинопольской Церкви журнал под пятью рубриками указывает 12, а именно: единоличное учреждение Патриаршества в Русской Церкви, вторичное рукоположение Патриархом Иеремией Русского Патриарха Иова; поставление архимандрита Евгения опекуном Александрийского Патриарха Никанора, избрание Патриарха Александрийского Артемия без извещения и согласия клира и народа Александрийской Церкви; провозглашение автокефалий Церквей Греческой, Сербской, Румынской, Албанской, Болгарской и пр. без участия и согласия прочих Патриархов; самовольное и диктаторское введение нового календаря, «разделившее всю Церковь на две части» (и это «поразительное единство»?); вмешательство в политику после войны 1914—1918 гг., имевшее страшные последствия для самой Константинопольской Церкви и греческого народа, и, наконец, вмешательство в политику в наше время.

Здесь мы должны выступить в защиту компетенции Константинопольской Церкви в вопросе об автокефалии. Несомненно, правотворческий акт провозглашения автокефалии Церквей, подчиненных юрисдикции Константинопольской Церкви, входил в компетенцию этой Церкви; а в компетенцию всех остальных автокефальных Церквей, но не одних лишь восточных патриархий, как полагает «Пантенос», входил лишь акт констатации или признания автокефалии этих Церквей.

Однако мы никак не можем согласиться со слишком снисходительной оценкой остальных неправильных действий Константинопольских Патриархов, как будто бы «незначительных». Как можно назвать незначительным не раз повторявшееся вмешательство в избрание Патриархов Александрийской и других восточных Церквей вопреки воле их народа и клира, производившее расколы и великие смуты? Как можно назвать незначительным самочинное диктаторское введение нового календаря, вследствие чего, по словам самого же «Пантеноса», «вся Православная. Церковь разделилась на две части?» Как можно назвать незначительной попытку «не больше не меньше как уничтожить Турецкую империю» с помощью западных держав, последствием которой, по словам опять-таки самого же журнала, было то, что «турки в отместку принудили христиан к поголовному выселению из Турции и даже до сего дня преследуют Вселенскую патриархию», что «все привилегии Церкви уничтожены, имущество патриархии, всех митрополий, приходов и насильно выселенных лиц конфисковано, что преподавание греческого языка в школах православных греков, которым разрешено остаться в Турции, запрещено, что клир подвергся гонению и что в сущности в Константинопольском патриархате прекратилась христианская жизнь?»

Данный журналом список неправильных актов Константинопольских Патриархов можно увеличить в несколько раз, упомянув, напр., о Лионской и Флорентийской унии, не говоря уже о древних ересях, о многократном поставлении Патриархов — греков в Антиохийской и Иерусалимской патриархиях, о стремлении отделить Синайскую Церковь от Церкви Иерусалимской, осужденном на Иерусалимском соборе 1867 г., о захвате епархий Русской Церкви в Эстонии и Финляндии, о неканоническом провозглашении автокефалии Польской Церкви, о попытке закрытия Русского Патриаршества, о поддержке раскольничьей «живой» церкви, о попытке захвата заграничных епархий Сербской Церкви и заграничных приходов Церкви Румынской и т. д. Таким образом, если анализ канонов доказывает, что претензии Константинопольских Патриархов на обладание апелляционным правом в отношении остальных автокефальных Церквей лишены какого бы то ни было канонического основания, то ознакомление с применением этого мнимого права Константинопольскими Патриархами на практике показывает, что оно обычно вело к тяжелым последствиям для единства, мира и преуспеяния Церкви.

«Пантенос» пытается избежать этого вывода, оговариваясь, что «вышеуказанные и ныне совершаемые ошибки Вселенской патриархии, с одной стороны, могли быть вызваны временными обстоятельствами и личными качествами Патриархов, а с другой стороны, братским выступлением прочих Патриархов может быть обеспечено полное прекращение таких ошибок на будущее время». Но где же гарантия, что в будущем обстоятельства и личные качества Константинопольских Патриархов не дозволят им проявлять свои папистические стремления? Журнал видит эту гарантию в братском выступлении прочих Патриархов, но сам же упоминает, что все три восточных Патриарха просили Константинопольского Патриарха не изменять календаря, но он «не обратил внимания на это братское письмо». Подобные представления три восточных Патриарха делали Константинопольскому Патриарху по делу Александрийского Патриарха Никанора и архимандрита Евгения, по делу нареченного Александрийского Патриарха Нила, по поводу Флорентийской унии и др., но опять-таки без всякого результата. Почему же мы должны думать, что, начиная с настоящего времени, Константинопольские Патриархи будут считаться с подобными «братскими выступлениями» остальных Патриархов, и не правильнее ли будет, следуя примеру II и III Вселенских соборов, на ближайшем Всеправославном соборе строго осудить претензии Константинопольских Патриархов на аппеляционное право в отношении остальных автокефальных Церквей и на юрисдикцию над всей православной диаспорой?

На второй вопрос: «Имеет ли только Вселенский Патриарх право созывать Вселенские и Всеправославные соборы?» — «Пантенос» дает в общем правильный, но не чуждый некоторых противоречий ответ, нуждающийся в оговорках и поправках.

Можно согласиться с тем положением журнала, что «если в дальнейшем ограничить преимущества Вселенских Патриархов инициативой в общих делах всей Церкви, то все прочие Патриархи могут на будущее время признать за Вселенским Патриархом право созывать всю Церковь на соборы, которые занимались бы всецерковными вопросами административного и судебного характера под председательством всех Патриархов при первом председателе — Вселенском Патриархе», но со следующими оговорками.

1) Как уже было выяснено, инициатива может принадлежать Константинопольскому Патриарху не исключительно, а лишь преимущественно.

2) Нужно было упомянуть о признании не только патриархий, но и всех автокефальных Церквей.

3) Нельзя ограничивать компетенцию соборов только административными и судебными вопросами, а следовало упомянуть и о вопросах характера догматического и литургического.

4) Нельзя лишать соборы, как верховный орган церковной власти, права избрать себе председателя или председателей.

Вполне правильно журнал не считает право Константинопольского Патриарха созывать Всеправославные соборы исключительным его правом.

«В настоящее время, — говорит журнал, — ставится и обсуждается вопрос, один ли только Вселенский Патриарх, как первый по чину, может созывать Всецерковные соборы. Нельзя признать это исключительным правом Вселенского Патриарха и что без него невозможен созыв таких соборов, как решили во Вселенской патриархии... Если же Вселенский Патриарх по той или другой причине не может или откажется созвать собор, а все прочие Церкви или большинство их согласятся, что собор созвать необходимо, тогда приглашение на собор должен сделать первый по старшинству предстоятель Церкви из желающих участвовать на соборе, и приглашение имело бы силу, как и исходящее от Вселенского Патриарха»...

Журнал указывает два недавних случая, когда требуемые соборы не были созваны Константинопольским Патриархом.

«В 1925 г. Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский признали необходимым созвать собор, но он до настоящего времени не созван.

Междуправославная комиссия на св. Горе постановила и предложила Вселенскому Патриарху созвать собор из представителей всех Церквей, участвующих в этой комиссии... Но собор этот до сего времени не собирался по причинам чисто политическим.

Пред лицом этих двух примеров, — заключает журнал, — и того, что произошло в связи с собором (совещанием?) в Москве, как может Вселенская Патриархия удивляться, что и теперь некоторые сомневаются в самом праве ее созывать Вселенские и Всеправославные соборы?»

Всецело усваивая основную мысль журнала о возможности созыва Всеправославного собора и другими предстоятелями Церквей помимо Константинопольского Патриарха, мы должны, однако, возразить против некоторых деталей его рассуждения.

Журнал полагает, что Всеправославный собор может состоять из представителей Церквей, желающих участвовать на соборе. Это можно сказать лишь о поместном, но не о Всеправославном соборе. Носителем верховной власти в Церкви является вселенский епископат, а соборы и предстоятели автокефальных Церквей являются органами епископата, выражающими его волю. Поэтому, если большинство епископата считает созыв Всеправославного собора необходимым и Константинопольский Патриарх или следующий по старшинству предстоятель автокефальной Церкви, осуществляя волю епископата, созовет Всеправославный собор, — участие на таком соборе всех автокефальных Церквей является не добровольным, а столь же обязательным, как и участие епископов на соборе своей Церкви; а не пославшим своих представителей Церквам собор должен или «братолюбно сказать слово прещения» (IV Всел. 19; VI Всел. 8), или даже лишить их общения (Карф. 87 и 88; Аф. С. 76 и 77).

Конечно, все это может относиться только к соборам, но никак не к епископским совещаниям, на которые епископы не созываются, а лишь приглашаются и участие в которых является добровольным. Поэтому строки журнала, посвященные Московскому Совещанию, вызывают недоумение.

«Было бы каноничнее и справедливее, по нашему мнению, и согласно с преданием Православной Церкви, — говорит журнал, — если бы Патриарх Алексий прежде общего приглашения на собор известил Вселенского Патриарха и тот высказался бы о месте, времени и о темах для обсуждения. Также следовало посоветоваться и с прочими предстоятелями Православных автокефальных Церквей. И только после того, как состоялось соглашение по всем пунктам, могло последовать приглашение от Вселенского Патриарха».

Итак, по мысли журнала, Всеправославному собору должно было предшествовать совещание предстоятелей Православных автокефальных Церквей. Но ведь именно так и поступил Патриарх Алексий, пригласив предстоятелей Церквей не на собор, а на совещание, и Константинопольский Патриарх имел полную возможность, прибыв на совещание или послав на него своих представителей, «высказаться о месте и времени» будущего Всеправославного собора, «о темах для обсуждения» и придти к соглашению с предстоятелями всех остальных автокефальных Церквей. Но, как известно, представители Константинопольской Патриархии, прибыв в Москву, не пожелали воспользоваться этою возможностью.

Только что выяснив, что право созывать Всеправославные соборы не принадлежит исключительно Константинопольским Патриархам и что, если большинство Православных Церквей считает созыв такого собора необходимым, а Константинопольский Патриарх этого не сделает, собор может быть созван и другим предстоятелем автокефальной Церкви, журнал, впадая в противоречие с самим собой и с историческими фактами, пишет:

«Всеми признанную привилегию созывать Всеправославные соборы Вселенская Патриархия имела в течение веков, и привилегия эта издревле, по преданию, сохраняется неизменной... Разумная политика Вселенской Патриархии, освобожденная от ошибок..., утвердит в будущем несомненное право созывать соборы исключительно за Вселенской Патриархией».

Но ведь перед этим журнал писал, что «все прочие Патриархи могут на будущее время признать за Вселенским Патриархом право созывать всю Церковь на соборы», откуда следует, что пока, до такового признания, этого права Константинопольский Патриарх не имеет.

А затем, как можно утверждать, что Вселенская Патриархия имела всеми признанную привилегию созывать Всеправославные соборы в течение веков, когда история свидетельствует, что ни один Вселенский собор не был созван этой патриархией и что не раз великие соборы для решения даже догматических вопросов, касающихся всей Православной Церкви, собирались другими Патриархами? Напр., в 430 г. Александрийский Патриарх св. Кирилл созвал в Александрии собор для осуждения ереси Константинопольского Патриарха Нестория. В 764 г. Иерусалимский Патриарх Феодор созвал собор в Иерусалиме для осуждения иконоборчества. На соборе участвовали Патриархи Косма Александрийский и Феодор Антиохийский. В 1443 г. Иерусалимский Патриарх созвал собор в Иерусалиме с участием Патриархов Александрийского и Антиохийского, который осудил Флорентийскую унию, а сторонника унии — Константинопольского Патриарха Митрофана лишил сана. Митрофан продал свою подпись в пользу унии Византийскому императору за обширное поместье и получил прозвище «Митрофона», т. е. убийца матери (Церкви). В 1579 г. Иерусалимский Патриарх Герман созвал в Иерусалиме собор, на котором участвовал архиепископ Синайской Церкви и представитель Церкви Антиохийской. В 1672 г. Иерусалимский Патриарх Досифей созвал в Иерусалиме собор, на котором обсуждались важные догматические вопросы и был осужден догматический труд, приписываемый Константинопольскому и Александрийскому Патриарху Кириллу Лукарису, и т. д.

Приходится думать, что в приведенных выдержках «Пантенос» хотел выразить лишь ту мысль, что в будущем Константинопольские Патриархи никогда не станут уклоняться от созыва Всеправославных соборов в Необходимых случаях, благодаря чему не будет и нужды поднимать вопроса о созыве таких соборов предстоятелями других автокефальных Церквей. Нужно сказать, однако, что такие радужные надежды совершенно ни на чем не основаны. Ведь сам же «Пантенос» пишет о нынешнем Константинопольском Патриархе Афинагоре:

«Туркофильские тенденции, которые Вселенский Патриарх проявляет, чтобы снискать расположение турок, не являются ли его вмешательством в политику и не ставят ли они Церковь в полную зависимость от фанатичного мусульманского государства?» Где же гарантия, что и преемники Патриарха Афинагора не пойдут по стопам своего предшественника и не сделаются простым орудием для осуществления планов мусульманского государства, направленных против православного славянства, в частности, и в вопросе о созыве Всеправославного собора?

В связи с этим нужно признать вполне правильным мысли «Пантеноса» относительно места созыва Всеправославного собора.

«Как место собора, — пишет журнал, — не надо обязательно предпочитать кафедру или область Вселенского Патриарха или самого, предложившего созыв собора, потому что этому могут воспрепятствовать власти тех стран или в тех городах окажется невозможным по политическим причинам свободное обсуждение намеченных тем. Из стран и городов, которыми можно воспользоваться, как местом созыва собора, следует всегда предпочитать те, которые могут предоставить наибольшие удобства».

Выражая глубокую благодарность Александрийскому журналу за обсуждение и в общем правильное решение столь важных для Православной Церкви вопросов, мы полагали бы, что спор о них был бы приведен к концу принятием следующих тезисов:

А) По вопросу о праве апелляции к Константинопольскому Патриарху.

1) При нормальном положении всякой автокефальной Церкви, т. е. при сохранении ею православного догматического учения и канонического строя, каноны не допускают вмешательства в ее дела со стороны всякой другой, в том числе и Константинопольской Церкви, в частности, не допускают и апелляции на административные и судебные постановления ее верховной власти.

2) Вмешательство одной автокефальной Церкви в дела другой автокефальной Церкви допустимо лишь в двух случаях:

а) по просьбе верховной власти данной автокефальной Церкви. В этом случае начало автокефалии не нарушается, так как здесь выполняется воля самой автокефальной Церкви, а «volenti non fit iniuria»;

б) в случае нужды, т. е. когда верховная власть известной автокефальной Церкви уклонилась от православного догматического учения или не имеет столько епископов, сколько необходимо для канонической самостоятельности.

3) В том и другом случае вмешательство одной автокефальной Церкви в дела другой автокефальной Церкви должно ограничиться пределами строгой необходимости, а именно — в случае просьбы должно ограничиться ее выполнением, в случае же нужды должно иметь характер братской бескорыстной помощи, направленной к торжеству в ней православного догматического учения или к скорейшему восстановлению в ней полноты канонического строя, при котором дальнейшее вмешательство будет излишним и недопустимым.

4) Так как все автокефальные Церкви являются членами Единой Православной Кафолической Церкви и потому должны «одинаково заботиться друг о друге» (1 Кор. XII, 25), то таковое вмешательство входит в компетенцию всех автокефальных Церквей и преимущественно тех, которые обладают большими духовными и материальными средствами и потому могут оказать более действительную, скорую и бескорыстную помощь, ибо кому много дано, с того много и взыщется.

5) Таковыми широкими средствами в прежнее время обладала Константинопольская Церковь, возглавляемая епископом столицы Греко-Римской империи, получившим в монархической Турции в качестве этнарха православного населения и широкие гражданские права, но не обладает в Турции республиканской и вмешивается в дела других Церквей не для помощи им, а для подчинения себе их епархий и приходов, почему ей нельзя усваивать не только исключительного, но и преимущественного права на таковое вмешательство.

Б) По вопросу о праве Константинопольского Патриарха на созыв Вселенских и Всеправославных соборов.

1) После отделения Церкви от государства созыв Вселенских и Всеправославных соборов зависит исключительно от воли всего епископата Православной Кафолической Церкви, как носителя верховной власти в ней.

2) Выразителями воли епископата, как его органы, являются предстоятели автокефальных Церквей, каковые, прежде созыва Вселенского или Всеправославного собора, должны осведомиться путем опроса своих собратий, такова ли воля епископата.

3) Право преимущественной, но не исключительной инициативы в деле созыва собора принадлежит Патриарху Константинопольскому, как предстоятелю первого по старшинству престола.

4) Если предстоятель первого по старшинству престола не желает или не может выполнить воли епископата или его большинства относительно созыва собора, то право созыва переходит к дальнейшим по порядку старшинства престолов предстоятелям, т. е. сначала к Патриарху Александрийскому и т. д.

5) Есть основание полагать, что, если бы большинство православного епископата признало созыв собора необходимым, Константинопольский Патриарх не пожелал бы выполнить его волю, опасаясь осуждения неканонических папистических актов и теорий Константинопольских церковных политиков, а если бы и пожелал, не смог бы этого сделать вследствие зависимости от мусульманской власти.

6) Инициатива созыва Всеправославного собора не предрешает вопроса о месте его созыва, и возбудивший вопрос предстоятель автокефальной Церкви может предложить созвать собор и в другой, согласной на это, автокефальной Церкви, как обладающей для того большими средствами и удобствами.

7) Участие на Всеправославных соборах, созванных по воле большинства православного епископата, и усвоение постановлений таких соборов являются обязательными для всех Православных автокефальных Церквей,

8) Инициатива приглашения предстоятелей некоторых или всех Православных Церквей на совещание может принадлежать предстоятелю всякой автокефальной Церкви, но участие на таком совещании является добровольным, и усвоение постановлений такого совещания зависит от епископата каждой автокефальной Церкви.

Проф. С. Троицкий

[1] Вальсамон в толковании 6-го правила II Вселенского собора пишет: «В Константинопольском Синоде прочие патриархи не присутствуют» (Аф. С. 11, 186).

[2] Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского, СПБ, 1910, 1, 670.