ИЗЛОЖЕНИЕ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ В ТРУДАХ ПОКОЙНОГО ПАТРИАРХА СЕРГИЯ

(К пятилетию со дня смерти 1944—1949).

Покойный Патриарх Сергий был не только выдающимся церковным деятелем, но и одним из самых замечательных и глубоких православных богословов последнего времени.

Но если при воспоминании о нем прежде всего выступает его церковно-административная деятельность, то она и должна оставаться на первом месте, так как на высоком посту Главы Русской Православной Церкви завершился его жизненный подвиг, плоды которого непосредственно ощущались в жизни всех членов Церкви.

Однако высокое достоинство деятельности покойного, как Главы Церкви, не должно затенять его значение, как православного богослова, ибо этим было бы значительно преуменьшено духовное богатство его выдающейся личности. Тем более, что, по удачному выражению проф. Вл. Лосского, покойный Патриарх не только мыслил, но и «действовал как богослов, возводя все к основным истинам веры» [1].

Конечно, и эта сторона его деятельности не могла остаться незамеченной. И при жизни его авторитет в различных областях богословского знания можно было считать общепризнанным. А после его кончины уже появился ряд статей, авторы которых желали охарактеризовать его как православного богослова и религиозного мыслителя [2].

Но «духовное наследство» покойного Патриарха в этой области так велико, что для того, чтобы удовлетворительно «описать» его, определить его место в развитии русской богословской науки, понадобилось бы специальное богословское исследование.

В настоящей же статье, составляющей главу из исследования по истории догмата искупления в русской богословской науке [3], автор ставит себе скромную задачу — указать на значение богословствования Патриарха Сергия в решении того вопроса, который больше всего занимает русскую богословскую мысль последнего пятидесятилетия, — вопроса о правильном истолковании учения об искуплении.

Основной богословский труд Патриарха Сергия — «Православное учение о спасении» — появился в 1895 году, в самом начале того периода, когда перед русской богословской наукой была поставлена задача научного изложения православной сотериологии.

Причем особенностью того направления, в котором начали рассматриваться проблемы сотериологии, явилось отрицательное отношение к тому пониманию догмата искупления, которое до этого времени было наиболее распространенным в Русской Церкви, так как оно содержалось в «Догматическом богословии» Митрополита Макария (Булгакова) и других учебных руководствах, принятых во всех светских и духовных учебных заведениях. Отрицательное отношение к этому, получившему название «юридического», пониманию искупления не было случайным.

После непосредственного заимствования в XVIII в. готовых систем от инославного — католического и протестантского — Запада, основной тенденцией русской богословской мысли можно считать стремление к освобождению от такой зависимости.

Это постепенное освобождение от «схоластики» видели в появлении «Христианской богословии» Митрополита Платона в конце XVIII века на русском, а не на латинском, языке, в замене того же латинского языка русским при преподавании богословия в начале XIX в., в появлении догматической системы Митрополита Макария и т. д. [4].

Но к концу прошлого века замена одного языка другим, при сохранении по существу того же содержания, перестала удовлетворять русскую православную мысль. От богословских систем потребовалась верность основным источникам православного богословского ведения при разумении истин Откровения по учению Святых Отцов и духовному опыту Церкви.

Вполне естественно, что с точки зрения соответствия этим источникам в первую очередь подверглось изучению изложение самой основы христианства — учения об искуплении.

Сущность этого, подвергшегося критическому рассмотрению, истолкования догмата искупления состоит в том, что крестные страдания и смерть воплотившегося Сына Божия понимались как необходимое «удовлетворение» Божественной Правды, как тот «выкуп», без которого эта Правда «не могла» простить согрешившего человека и даровать ему благодатные силы, нужные для его спасения.

Это понимание сущности искупления основано на таком представлении о Боге, по которому свойства любви и правды (или справедливости) в Боге противопоставляются одно другому и тем самым взаимно ограничиваются. Тем же пониманием в отношении Бога и человека вводятся чисто человеческие понятия права и его нарушения, оскорбления и удовлетворения, образующие основу юридической теории искупления.

При исследовании происхождения этого воззрения в трудах русских ученых богословов конца XIX и начала XX в. неопровержимо установлено, что оно имеет в действительности западное — латинское происхождение. Теория, созданная схоластическим ученым XI века Ансельмом Кентерберийским и получившая дальнейшее развитие в трудах «главы католических богословов» Фомы Аквинского, почти без изменений переходит в XVII и XVIII веках в русское школьное богословие.

В результате всесторонних критических исследований отрицание этой теории становится «общим местом» [5] в русской богословской литературе уже в первые годы текущего столетия.

Но одновременно с критикой этой теории, задачей русской богословской мысли явилось создание более правильного, более соответствующего святоотеческому пониманию, изложения догмата искупления.

Разнообразие высказанных взглядов, неодинаковое разрешение глубочайших богословских вопросов, связанных с истолкованием догмата искупления, допущение отдельных мнений, вызвавших обвинение их авторов в искажении чистоты Православия, интересная полемика между представителями различных воззрений — все это составляет содержание обширнейшей литературы, вышедшей за это время.

Как будто все лучшие представители русской богословской науки и религиозной мысли — выдающиеся богословы и иерархи Русской Церкви, профессоры духовной академии, известные религиозные мыслители и лица аскетического направления — соединились в стремлении возможно глубже проникнуть в тайну нашего спасения и найти наиболее правильное и чистое ее изложение.

Среди всех этих трудов названный труд Патриарха Сергия занимает особое и чрезвычайно важное место.

Самое появление этого труда в печати [6] составило, по отзывам современников, «большое событие в истории богословской науки» [7].

Упоминая о нем, следует прежде всего отметить его совершенно необычайное распространение. Этот труд имел за 15 лет четыре издания. Без преувеличения можно сказать, что ни одно богословское произведение в России, за исключением, может быть, «Подражания Иисусу Христу», творений Епископа Феофана и «Лествицы», не имело такого распространения.

Следует предположить, что одной из причин этого было действительное преодоление в нем влияния западного католического и протестантского богословия.

Критикой западного понимания христианства начинается эта книга, и независимость мысли автора от западных образцов и систем ярко проявляется в использовании им святоотеческих творений, как источника для выражения православного учения.

Патриарх Сергий, один из немногих русских богословов, использует в догматическом исследовании творения св. отцов аскетического направления. «Первый, — говорит он, — кто дал нам и осветил действительный православный смысл возмездия, был преп. Макарий Египетский. Прочитав творения этого отца Церкви, мы и получили руководящую нить для чтения других отцов» (стр. 126—127).

И хотя в своем труде автор говорит преимущественно о «нравственно-субъективной стороне спасения», но эта сторона не может быть удовлетворительно раскрыта без правильного понимания, хотя бы и в основных чертах, учения об искуплении.

А так как правовые начала в отношениях между Богом и человеком составляют основу неправильного понимания не только субъективной стороны спасения, но и самой сущности искупления, то критика в книге Патриарха Сергия этой основы является не менее важной для уяснения ошибочности юридического истолкования учения об искуплении.

Основной ошибкой или «ложью» западного (католического и протестантского) понимания христианства является, по мнению автора, «правовое жизнепонимание, которое с необходимостью влечет к искажению христианской истины» (стр. 13). Но оно присуще не только западному христианству, но также и русскому «школьному» богословию, потому что русская богословская наука находилась под сильным влиянием Запада, откуда и было заимствовано понятие о «правовых отношениях» между Богом и человеком (стр. 12) [8].

Правовое жизнепонимание «непримиримо противоречит христианскому жизнепониманию» (стр. 89).

Правовые взаимоотношения между Богом и человеком по существу невозможны, так как самое понятие права (Jus est ars boni et aequi), всякий правовой союз предполагают взаимную выгоду, т. е. если и не полное равенство сторон, то их некоторую соизмеримость, известные взаимные обязательства. Тогда как никакой соизмеримости между Творцом и тварью быть не может, так же как и никаких обязательств правового порядка у Бога в отношении к человеку (Ср. Рим. 9,20—21).

Право есть искание своего, каждый член правового союза ищет в этом союзе своей пользы. Христианское же жизнепонимание в основу отношений Бога к человеку, человека к Богу и людей между собою полагает любовь, которая «не ищет своего» (I Кор. 13, 5), «которая стремится жертвовать собой, стремится наделить своими благами всех, кто только может их восприять» (стр. 103). «Бог есть любовь», и задача человека — уподобляться в любви Богу (Ср. Мф. 5, 48; Лк. 6, 36).

«Таким образом, самая сущность христианства оказывается искаженной при правовом жизнепонимании: теряется возвышенность и духовность представления о Боге, человек еще остается при его прежнем, дохристианском, самолюбивом расположении» (стр. 83) [9].

Поэтому «необходимо прежде всего отвергнуть это основное (правовое) начало, являющееся главным заблуждением западного христианства и, потом, уже независимо от него, приступить к изучению истины, черпая сведения не из готовых западных сочинений, а из Св. Писания и творений Св. Отцов» (стр. 52).

И хотя, как это уже отмечалось, изложение догмата искупления не входило в непосредственную задачу автора, но, пользуясь отдельными высказываниями и замечаниями, можно изложить понимание сущности искупления, составленное автором независимо от «правового жизнепонимания», господствующего в школьном богословии.

«Любовь составляет основной закон Божественной жизни» (стр. 103), и «в Боге не может возникнуть противоречия между любовью и правосудием» (стр. 135). «В творениях отцов правда Божия и любовь никогда не ставятся одна против другой» (там же).

Мнение, что Правосудие Божие означает такое свойство в Боге, по которому Он не может простить ни одного греха без соответствующего удовлетворения, автор называет пережитком прежних языческих или подзаконных понятий. Бог прощает человека и дает ему жизнь не потому, что получил от него или за него удовлетворение, а потому, что Он благ, ибо без прощения Божия человек погибнет.

Поэтому не может быть речи об «объективной» или «теологической» стороне искупления, как называли ее отдельные авторы: «примирения

Бога с человеком». «Грех удаляет человека от Бога, а не Бога от человека» (стр. 151—152). «Не сказал Апостол, — приводит автор слова Иоанна Златоуста, — примирить с собою Бога, потому что не Бог враждует против нас, но мы против Бога. Бог никогда не враждует» (стр. 158).

Но это не значит, что Бог относится к греху безразлично: «Грех всегда пребудет мерзостью пред святым Богом, никогда не получит права на существование» (стр. 159).

«За грехи человек получает воздаяние, но это воздаяние в самих же делах, в том отпечатке, какой кладут они на душу человека (стр. 134).

Наказание нельзя понимать в том смысле, чтобы правда Божия требовала для своего удовлетворения мучений человеческих» (стр. 131). Само естество человеческое, искаженное грехом, не может быть в общении с Богом и потому носит в себе начала гибели.

Поэтому для спасения человека нужно не изменить отношение Бога к человеку, которое пребывает неизменным, как неизменен Сам Бог, но произвести перемену в человеческом естестве, сделать его способным к общению с Богом: «Перемена происходит в человеке и состоит в примирении его с Богом» (стр. 161). И Церковь «видит во Христе не страдательное орудие умилостивления, а восстановителя нашего падшего естества, называет Его Вторым Адамом» (стр. 23).

Поэтому и «домостроительство Божие направляется не к тому, чтобы как-нибудь примирить образовавшееся в Боге раздвоение между любовью и правдой (раздвоение, с трудом мыслимое в Едином и всегда тождественном в Себе Существе), а к тому, чтобы как-нибудь спасти погибшую овцу, чтобы как-нибудь устроить обращение человека на путь истины» (стр. 160), возвратить нам ту вечную жизнь, которую мы потеряли, что и явилось целью пришествия в мир Сына Божия.

Воплощение Сына Божия, Его крестные страдания и смерть были необходимы для того, чтобы потребить следствия греха, обновить естество человека, дать ему силы для новой жизни без нарушения его свободы. «Благодать, — говорит автор, — хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри свободы и сознания. Это — основное православное начало и его не нужно забывать, чтобы понять учение Православной Церкви о самом способе спасения человека» (стр. 155).

Полагать в невменении сущность оправдания и следствие искупления (как это имеет место при юридическом понимании искупления), значит говорить только о непременном предположении оправдания, о самом же последнем не говорить» (стр. 161). «С православной точки зрения можно говорить о невменении греха человеку, лишь в качестве домирного предположения всего домостроительства Божия о нашем спасении, которое низвело на землю Сына Божия и возвело Его на крест» (стр. 159) [10].

Достоинства книги были признаны его оппонентами, и автору была присуждена степень магистра богословия.

Признание достоинств труда Патриарха Сергия выразилось не только в присуждении автору ученой богословской степени и в широком распространении его в последующие годы.

Несмотря на ряд возражений, сделанных автору сторонниками «юридического понимания» христианства, идеи, в нем выраженные, становятся общим достоянием русской богословской науки. Нет почти ни

одного сочинения по вопросам сотериологии, в котором не было бы ссылок на труд Патриарха Сергия [11].

«Это потому, что автор, — как говорит его современный исследователь, епископ Гурий (Егоров), — всюду верен святоотеческому учению [12]. Он не хотел сказать ничего своего нового, но его верность учению св. отцов и последовательность в изложении явились тем новым словом, которого давно ждало русское богословие».

Исследование Патриарха Сергия, как всякое крупное произведение, не может потерять своего значения со смертью автора и, несмотря на долгие годы, прошедшие после его написания, продолжает изучаться и комментироваться и в наше время.

«Ваша книга, — говорил автору на диспуте ректор Московской Духовной Академии, — как исповедь духовного разумения, не относится к интересам дня, не есть предмет внимания текущей минуты, она смотрит в будущее, давая нам еще одно подтверждение той светлой надежды, что мы избавимся, наконец, от влияния инославного богословия и сольемся своими умами с преданием Церкви» [13].

В труде Патриарха Сергия не было дано законченного изложения учения об искуплении, но его основные положения оказали огромное влияние на все последующие опыты истолкования. «Богословие его было действенным, «сотериологическим», направленным к цели спасения, целеустремленным, жизненным» [14].

В этом труде указаны те идеи и понятия, которые должны быть положены в основание правильного понимания искупления:

Бог есть любовь и неизменен в своих отношениях к твари, в Нем нет раздвоения между любовью и правдой.

Искупление есть дело Божией любви и милости к согрешившему человеку, восстановление падшей природы человека без нарушения его свободы.

На границах этих понятий и развивалось последующее истолкование догмата искупления в русской богословской науке.

Но в труде покойного Патриарха указаны не только основные идеи, воспринятые последующей богословской мыслью, — в нем дано указание и на необходимость широкого использования, при определении православного догматического учения, творений всех отцов Церкви, — в том числе и аскетов, — богослужения и всего православного духовного опыта. В нем указана разница православного богословия, устремленного к единой цели спасения, от безжизненных логических построений богословия католического и протестантского.

Значение свое труд покойного Патриарха сохранит еще на долгое время.

П. Гнедич

[1] «Личность и мысль Святейшего Патриарха Сергия». См. Сборник «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М. 1947 г. стр. 285.

[2] См. в том же сборнике, помимо указанной статьи, также статью епископа Гурия (Егорова) — «Патриарх Сергий как богослов».

[3] Диссертация автора на степень кандидата богословия: «Догмат искупления в русской богословской литературе последнего пятидесятилетия».

[4] Арх. Иннокентий Херсонский в отзыве Св. Синоду о «Догматическом богословии» Митрополита Макария назвал его полным преодолением схоластики.

[5] Выражение проф. Моск. Духовной Академии А. П. Орлова.

[6] Архимандрит Сергий, Православное учение о спасении. — Опыт раскрытия нравственно-субъективной стороны спасения «а основании Св. Писания и творений святоотеческих. Диссертация на степень магистра богословия печаталась в виде отдельных статей в «Богословском Вестнике» за 1895 г., а с 1805 г. по 1910 г. имела четыре отдельных издания и 2 популярных изложения. Все цитаты приводятся по 4 изд., СПБ, 1910 г.

[7] Сборник о Патриархе Сергии, стр. 51.

[8] Юридическое понимание искупления положено в основу католического и протестантского учения о спасении. И именно это порождает известный спор между католическими и протестантскими богословами о значении веры и «добрых дел» для спасения, приводит одних к учению о «сверхдолжных заслугах» и индульгенциях, а других — о безразличии или даже вреде добрых дел для спасения («антиномизм» протестантских богословов XVI в.), — по существу же одинаково удаляя их от правильного понимания христианства, не связанного «правовыми началами».

[9] Критике католического и протестантского учения о личном спасечии и выяснению православного понимания посвящена основная часть труда Патриарха Сергия, изложенная в указанной ранее статье епископа Гурия (Егорова).

[10] В указе Московской Патриархии 1935 г. по поводу воззрений прот. С. Булгакова, Патриарх Сергий несколько иначе, в выражениях, приближающихся к юридическому смыслу, излагает учение об искуплении. Но это объясняется, с одной стороны, краткостью, я с другой, — задачами полемики — употреблением тех же выражений, какие употреблял прот С. Булгаков.

[11] На тснигу Патриарха Сергия ссылается также Вл. Соловьев в своем ответе Б. Чичерину — «Мнимая критика» (Собр. соч. т. VII).

[12] См. Сборник «Патриарх Сергий и его духовное наследство», стр. 132.

[13] «Богословский Вестник», 1895 г. № 10, стр. 106.

[14] В. Лосский. См. Сборник о Патриархе Сергии, стр. 265.