СВ. ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИК АФАНАСИЙ, ИГУМЕН БРЕСТСКИЙ (1648—1948 г.)

(Блаженной памяти протопресвитера Г. Ф. Костельника)

Триста лет тому назад, после десятилетнего (1638—1648 гг.) затишья, которое польские историки называют «золотой мир», украинский и белорусский народы начали решительную борьбу с польско-литовской шляхтой. Воина эта затянулась на несколько лет, имела периоды и подъема и упадка, выдвинула многих героев и прежде всего выдающегося вождя в лице чигиринского сотника, а затем славного гетмана войска Запорожского Богдана (Зиновия) Михайловича Хмельницкого. Но классовая и национально-освободительная война украинского и белорусского народов тесно была связана и с борьбой за свободу веры. Украинский летописец второй половины XVII в., «самовидец» описываемых событий, прямо говорит, что «початок и причина войны Хмельницкого есть едино от ляхов на православие гонение и козаком отягощение»... [1] Перечисляя в своей жалобе королю Владиславу IV притеснения, чинимые польскою шляхтою украинскому населению, и вызвавшие восстание, Хмельницкий отмечает и преследование православного духовенства и требует возвращения православных, захваченных в унию церквей: в Люблине, Красноставе, Саноке, Владимире и во всей Литве... [2]. На поле битвы под Пилявцами 12/22 сентября 1648 г. Хмельницкий призывал своих казаков к битве с польской шляхтой словами: «За вiру, молодi, за вiру»! [3].

На всем протяжении освободительной войны украинского и белорусского народов церковно-религиозный вопрос ставился всегда и везде: и в переговорах казачества с польско-литовским правительством и в «листах» гетмана Хмельницкого к русскому царю Алексею.

Отправляя в 1649 г. (в феврале) к королю Яну Казимиру «пункты», при условии принятия которых казаки могли бы еще оставаться в «верном подданстве» королю, Хмельницкий на первом месте ставит требование полного уничтожения в Польско-литовском государстве церковной унии. «Во-первых, мы просим, чтобы не было неволи, которую горше неволи турецкой терпит от унии народ русский,... т. е., чтобы и теперь, как было издревле, Русь была одной древней греческой религии, чтобы не было самого имени «уния», только была вера греческая и римская Должно существовать только два вероисповедания: римское и греческое, как было с древних времен, чтобы не губить людей наших унией, без которой водворится спокойствие и дела пойдут благополучно»... [4].

Летопись Самовидца о войнах Богдана Хмельницкого, изд. Бодянского, М. 1864, 1 стр.

Костомаров Н. Богдан Хмельницкий, т. II, СПБ, 1870, стр. 5.

Костомаров Н., Богдан Хмельницкий, т. II, СПБ, 1870, стр. 139—140.

Памятники, изданные Временною Комиссией для разбора древних актов. Киев. 1848, т. I, ч. III, стр. 373—374.

Можно видеть, что казаки готовы были оставить на Украине даже католичество, но только не унию. Впрочем в этих же «пунктах» есть оговорка: «только, чтобы нигде не было на Украине отцов-иезуитов, от которых произошло не мало замешательств» [5].

Уния для украинскго и белорусского народов — была врагом замаскированным, которого не сразу и не все могли распознать. Она незаметно приводила к чистому латинству и являлась своего рода диверсией в тылу. Поэтому, естественно, она и вызывала против себя особенное озлобление в православном народе.

Через несколько времени (8 августа 1649 г.) вступая в переговоры с королем под Зборовом, Хмельницкий вторым условием мирного договора казаков с польско-литовским правительством ставит ликвидацию в Белоруссии и на Украине церковной унии. «Уния, говорит он, как постоянная причина притеснений русского народа, должна быть уничтожена как в Короне, так и в княжестве Литовском». Требование это вошло в текст Зборовского договора... [6].

Известный английский деятель и современник Хмельницкого Оливер Кромвель подчеркивает религиозный характер восстания украинского народа под руководством Хмьльницкого, когда называет его (Хмельницкого): Dei gratia generalissimus Ecclesiae graecorum et exterminator Sacerdotum Romanorum» [7].

С самого начала освободительной войны украинского и белорусского народов за свою самобытность, видную роль играло в ней православное духовенство. Мученически погиб 5 сентября 1648 г. отважный борец за православную веру игумен Брестского Симеоновского монастыря св. Афанасий (Филиппович). Героически пал под Берестечно в 1651 г. Коринфский Митрополит Иоасаф, с освещенным мечом в руках ободрявший расстерявшихся казаков и крестьян при переправе их через болото. Озверелый шляхтич заколол мужественного Святителя. Подвиг Митрополита Иоасафа был настолько выдающимся, что король Ян-Казимир приказал похоронить убитого с почетом в ближайшей православной церкви [8]. Нельзя не отметить имена Львовского владыки Арсения (Желиборского) и Луцкого епископа Афанасия (Пузыны), которые были заподозрены польским шляхетским правительством в сношениях с казаками. Относительно того и другого имелись сведения, что будто бы они посылали казакам порох, пули и свинец, а епископ Афанасий (Пузына) даже снабжал пушками («гаковницами»), правую руку Хмельницкого, известного Максима Кривоноса [9].

Вряд ли дело обстояло таким образом, но что оба эти архиерея были на стороне восставшего украинского народа, в этом сомневаться не приходится.

Если большой интерес и сочувствие проявляли к событиям на Украине и Белоруссии восточные иерархи, то с тревогой смотрел на них Ватикан. Ликвидация унии на Украине и Белоруссии нанесла бы сильный урон католичеству. Поэтому как только началась освободительная война на Украине и Белоруссии, тотчас же. в Польше появился агент Ватикана: папский нунций адрианопольский архиепископ Иоанн де-Торрес (1648—1652). Восставшие белоруссы и украинцы характеризуются у Торреса, как «rebelles» (бунтовщики), еретики-схизматики, а само выступление их как бунт (rebellio). По настоянию папы (Иннокентия Х)

Памятники, изданные Временною Комиссией для разбора древних актов. Киев. №48, т. I, к. 3, стр 373—374.

Акты Южной и Зап. России, т. III, № 304, стр. 415—416.

«Киевская Старина», 1882 г., январь, стр. 212

Костомаров, цит. сочинения, т. II, стр. 358.

Памятники Киев. Ком. I, 3, стр. 62; Петрушевич, Сводная галицко-руоокая лет., стр. 105—106.

нунций Торрес добился аннулирования сеймом Зборовского договора в его первоначальной редакции, невыгодной для униатов [10].

В настоящем очерке мы изложим историю подвига выдающегося борца за православную веру в середине XVII столетия, в самом начале освободительной войны украинского и белорусского народа, игумена Брестского Симеоновского монастыря св. Афанасия (Филипповича) [11]. Это был человек идеи. Для него православная вера составляла не комплекс богословских доктрин, которое можно и должно было обосновать и защищать теоретически, а жизненную стихию, вне которой св. Афанасий не мыслил своего существования. Человек, безусловно незаурядный, достаточно образованный по своему времени, св. Афанасий никак не мог примириться с непрекращающимися в Польско-литовском государстве притеснениями православных. Он был искренно возмущен тем, что бесцеремонно попираются даже те ограниченные права Православной Церкви, которые были предоставлены ей самим же польским правительством. Еще недавно (1 ноября 1632 г.) новоизбранный король Владислав IV опубликовал свои «Пункты успокоения» православного русского населения Польско-литовского государства, предоставляющие ряд уступок православным, но уже к концу 30-х годов они оставались только на бумаге.

Мы не имеем сведений ни о родителях св. Афанасия, ни о социальной среде, из которой он происходил. Можно только догадываться, что он вышел из мелкого белорусского шляхетства. Не располагаем мы и датой его рождения. Не известно нам и его мирское имя. По всей видимости, св. Афанасий обучался в Виленской братской школе, выпустившей не мало образованных деятелей в винограднике Христовом. Он хорошо знал польский, латинский, греческий и славянский языки, был начитан в церковно-богословской литературе, был знаком с летописями и хронографами. По окончании школы св. Афанасий занимался обучением молодежи в семьях богатых белорусских панов. Так, например, в течение некоторого промежутка времени (по всей видимости, в начале 20-х годов) Афанасий проживал при дворе Литовского канцлера Льва Ивановича Сапеги в качестве преподавателя подготовлявшегося для русского государства нового самозванца Ивана Дмитровича (Лубы).

В 1627 г. Филиппович принял монашеский постриг в Виленском Св.-Духовском монастыре, но вскоре же был направлен в Кутеинский монастырь (под Оршей), где была организована типография. В Кутеинском монастыре св. Афанасий пробыл недолго и перешел в Межигорский монастырь. В 1632 г. он был рукоположен в сан священника и был назначен наместником в Добойский (близ Пинска) монастырь, но в 1636 г. этот монастырь был по распоряжению литовского канцлера и Виленского воеводы Николая Радзивилла (Черного) отнят у православных и передан сначала униатам, а потом иезуитам [12]. Покидая монастырь св. Афанасий обратился с трогательным письмом («листом»), к православному населению г. Пинска, а сам ушел в соседний Купятиц-

Theiner Vetera monumenta Poloniae et Lithuaniae t, III. № 435., p. 460; Harasiewicz. nnales Ecolesiae Kuten d. p. 139.

В русской Исторической Библиотеке, т. IV помешен «Diariusz» игумен Афанасий Филиппович. Это запись событий (дневник) самого Афанасия. Обрывается он на рассказе о возвращении Афанасия в Берестейский монастырь по распоряжению епископа Афанасия Пузыны. К «Diariusz» приложена повесть о кончине св. Афанасия, составленная одним из почитателей его. Этот источник лег в основу двух работ

о св. Афанасии: 1) Левицкого О. И., «Афанасий Филиппович, игумен Брест-Литовский и его деятельность в защиту Православия против унии» (Киевск. Университет. Известия 1878 г., № 5, стр. 433—462) и Н. И. Костомарова: «Афанасий Филиппович, борец за православную веру в Западной Руси» («Историч. монографии и исследования», т. XIV, СП Б, 1881, стр. 1—42).

Митрополит Макарий, История Русской Церкви, т. XI, стр. 552.

кий монастырь. Монастырь этот славился среди православных чудотворной иконой Божией Матери, изображенной в кресте. Церковное и монастырское здания были в запущенном, полуразрушенном состоянии. Новый Киевский Митрополит, умный, энергичный и образованный Петр Могила (1633—1646) усиленно приводил в порядок церкви и монастыри, еще уцелевшие от униатского захвата. К этому он привлекал православных епископов и настоятелей монастырей. Пользуясь своим знакомством в высших правительственных сферах, Петр Могила не терял надежды добиться улучшения положения Православной Церкви путем сеймовой борьбы, поднятия на должную высоту школьного просвещения и возвращения захваченных униатами церковных и монастырских фундушей. В 1637 г. Петр Могила предоставил Купятицкому монастырю фундуш и разрешил сбор пожертвований на обновление церковного здания. Игумен (Иларион Денисевич) возложил сбор пожертвований на своего наместника св. Афанасия. Св. Афанасий побывал в Копыле, Шклове, Могилеве, Головчине и в некоторых других городах и селениях Белоруссии, но сборы оказались весьма ничтожными. Шляхта в значительной своей части ушла либо в унию, либо в католичество, городское население («мещанство») и крестьяне большими средствами не обладали. Кроме того, незадолого перед этим производил сбор на свои нужды местный епископ (Сильвестр Коссов).

В это время у св. Афанасия созрела мысль побывать в столице единоверного и единокровного русского государства в Москве, где и раньше православные белоруссы и украинцы получали материальную помощь. В своей докладной записке царю Михаилу Федоровичу о положении Православной Церкви в Польско-литовском государстве свою поездку в Москву св. Афанаоий объясняет повелением свыше. Когда он стоял на молитве пред иконой Купятицкой Божией Матери, от иконы последовал голос: «Афанасий! Царь московский построит мне церковь, иди к нему, к царю Михаилу и рцы ему: «Звитяжай неприятели наши, бо юж час пришел!» Но Афанасию не сразу удалось перейти русскую границу. В это время на территории Украины происходили казацко-крестьянские восстания. Много народа перебегало из Украины на русскую территорию. Порубежная линия охранялась с той и другой стороны. Когда св. Афанаоий хотел было перейти за русский рубеж в районе Трубчевска, местный русский воевода (Петр Трубецкой) задержал его. Пришлось несколько изменить маршрут, и в районе Новгорода Северского св. Афанасий уже благополучно перешел русскую границу.

В Москве св. Афанасия встретили весьма радушно. Ему отвели соответствующее его сану помещение на Ордынке (в Замоскворечье) и обеспечили продовольствием. Св. Афанасий тотчас же, не отдохнув от трудного пути, принимается за составление подробного доклада царю Михаилу о положении Церкви в Речи Посполитой, который он закончил просьбою заступиться за угнетаемых православных. Обращение это встречено было русским правительством весьма благосклонно. Св. Афанасий отправился домой (16 июня 1638 г.) щедро одаренный царскою милостыней. Через два года (в 1640 г.) св. Афанасий был избран игуменом Берестейского Симеоновского монастыря. Согласно выданным королем Владиславом при его вступлении на престол «пунктам» православное население г. Бреста получило обратно отнятые униатами церковь Рождества Богородицы и Симеоновский монастырь [13]. Среди местного униатского населения, насильственно обращенного в унию, началось движение в сторону возвращения в православие. Униаты жаловались, что берестейские братчики, «старшие» берестейских ремесленных цехов

Акты Вилен. Археогр Ком., т. V., предисл., стр. XXX — XXXI «вышли из послушания» униатскому Владимиро-Брестскому епискому, стали прихожанами церкви св. Симеона и отдались в послушание православному Луцкому епископу (Афанасию Пузыне).

Митрополит Киевский Петр Могила в 1635 и 1640 гг. приглашал православных братчиков искать защиты своих прав на сеймах. На сейме 1635 г. права православных внесены были в сеймовую конституцию, но они были значительно изменены и ограничены в пользу униатов. Много церквей, отнятых у православных, оставлены были за униатами; православные, попрежнему, в некоторых городах (Витебске, Полоцке и Новогрудке) лишены были права вообще иметь свои церкви. Отмеченные явления происходили в Бресте. Королевская грамота 1635 г. оставила за православными только право свободного совершения богослужения, но православные братчики обязывались давать воск на униатский собор, выступать в католических и униатских церковных процессиях, а в цеховом старшинстве половина должна состоять из католиков, а вторая из униатов и православных. Собрания православных братчиков были запрещены вообще [14].

По приезде в Брест св. Афанасий сразу же приступил к действиям. Он розыскал старые королевские пожалования Берестейскому православному Николаевскому Братству и внес их в местные городские книги, а в следующем году он отправился в Варшаву и добился от короля Владислава привиллея, подтверждающего все прежние права братству. Больше того, он получил от короля право учредить в Бресте школу «языка русского и польского». Коронный канцлер и подканцлер отказались приложить печати к королевскому привиллею, а без печатей он был недействительным. Попытки св. Афанасия воздействовать на канцлера и подканцлера путем «подарков» остались безрезультатными. «Будьте униатами, говорили Афанасию, мы тогда и даром приложим печати, а вы знаете, что святой отец, папа Римский нам запрещает это (т. е. покровительство православным) под угрозою проклятия, чтобы вера греческая в нашем крае больше не множилась».

В это время в Варшаве находились и другие православные лица, приехавшие по своим личным делам на время сейма. Св. Афанасий пытался было обратиться к ним за советом: как ему поступить. Но его постигло разочарование. Православные епископы и архимандриты, которых св. Афанасий встретил в Варшаве, были заинтересованы только своими делами и «угоняли» только свою «привату». Дела церковные их занимали уже во вторую очередь. Здесь же, в Варшаве, св. Афанасий встретил православных депутатов от православных мещан из разных белорусских и украинских городов: Люблина, Сокола, Орши, Пинска, Бельска, Кобрина, Бреста и др. Они рассказали св. Афанасию о тяжелом положении православного белорусского и украинского населения у себя дома. Эти делегаты не могли найти защиты своих прав и на сейме, так как количество православных дворян на сейме значительно сократилось.

Болезненно переживал св. Афанасий все эти сообщения. Перед отъездом из Варшавы, во время чтения акафиста Божией Матери в своей комнате в доме местного жителя Стефана Пискаря св. Афанасий явственно услышал голос: «Афанасий! подавай суплику (прошение) на сейм через образ мой Купятицкий, в. кресте начертанный, и грози королю и всей Речи Посполитой праведным судом Божиим, если они не опомнятся и не уничтожат проклятой унии».

Св. Афанасий стал готовиться к будущему сейму. В 1643 г. в Варшаве открылся очередной сейм. Св. Афанасий снова оказался в Варшаве. Сам он направился в сенаторскую избу, а в посольскую послал

Там же, стр. XXXII—XXXVI.

своего диакона — Леонтия. Пред лицом короля и сенаторов, св. Афанасий принес жалобу на испытываемые православными гонения, на «незносную кривду» православному населению, чинимое во имя «унеи проклятой». Резко обрушился св. Афанасий и на католическое духовенство, особенно на иезуитов, которые в своих школах обманывают учащуюся молодежь науками «облудными» и «титулами высокими». Закончив свою речь св. Афанасий требованием уничтожения унии, обещая за это «щастливые лета», а за упорство угрожает: «дознаете запевно гневу Бозского».

Речь св. Афанасия произвела сильное впечатление. Но польские паны постарались представить его как человека, психически больного. На другой (или на третий?) день св. Афанасия и его диакона Леонтия задержали и посадили под домашний арест в доме одного служащего при королевском дворе некоего Яна Железовского на срок до окончания сейма. Сам св. Афанасий считает, что инициатива этого ареста исходила от православных церковных властей, бывших в это время в Варшаве и разгневанных на берестейского игумена за выступление на сейме без их согласия.

Прошло несколько недель. Тщетно св. Афанасий добивался, чтобы его выслушали свои же православные иерархи и архимандриты. На все его обращения не было, как говорится, «ни гласа, ни послушания». Тогда св. Афанасий решил использовать тот способ борьбы за попранную правду, к которому прибегали некогда подвижники особого рода, именовавшиеся в народе блаженными, или «Христа ради юродивыми». Босые и нагие, «которых весь мир не был достоин», скитались они по улицам шумного города, бичуя пороки и преступления сильных и властных людей... «Блаженных» не смела коснуться рука даже всесильных деспотов. Улучив момент, когда стража ослабила над ним свой надзор, св. Афанасий выбежал на улицу совершенно нагим, только с монашеским клобуком на голове и в параманте. Забрызганный грязью, св. Афанасий бегал по улицам и кричал: «vae maledictis et infidelibus!» [15]. Это происходило 25 марта, в праздник Благовещения; улицы были полны народа, шедшего в костелы к богослужению. Челядь Могилевского православного владыки (Сильвестра Коссова) после продолжительных усилий поймала, наконец, обессиленного игумена, связала его и водворила на место его заключения. Находившиеся в Варшаве епископы Сильвестр Коссов и Афанасий Пузына и игумен луцкого и виленского монастырей произвели суд над св. Афанасием и отправили его из Варшавы в Киев. Более трех месяцев пробыл св. Афанасий в заточении в Киеве. Но по заступничеству Митрополита Петра Могилы, лично хорошо знавшего св. Афанасия и видевшего в нем действительного борца за православную веру, он был освобожден, восстановлен в своем сане и звании и получил возможность вернуться в Брест в своей Симеоновский монастырь.

Видимо подавленный неудачей своих прежних выступлений и не встречая поддержки со стороны православных иерархов св. Афанасий решил было впредь «осторожней поступовати», но католики и униаты вскоре же снова вывели его из терпения. Поскольку за св. Афанасием уже сложилась репутация активного врага католичества и унии, ему все время приходилось переносить оскорбления, брань и даже побои со стороны иезуитских школьников и униатских попов. На Симеоновский монастырь нафанатизированная толпа с иезуитскими школярами во главе совершала настоящие набеги. Буйная толпа во время богослужения врывалась в храм, разгоняла молящихся и производила кощунственные действия. По адресу проходящего по улице православного раздавались

свист и дикие крики: «га, га! русин! волк, схизматик, турко-гречин, отщепенец, наливайковец!». Требовалась действительная сила воли и подлинно христианское терпение, чтобы без ропота сносить все эти оскорбления. Но скоро они превзошли всякую меру.

Св. Афанасий решил снова обратиться с жалобой к сейму. Но предварительно он хотел испробовать более простой способ найти управу на берестейских католиков и униатов. В 1644 г. св. Афанасий поехал в Краков к пану Сапеге, новогрудскому воеводе, считавшемуся патроном Берестейского Симеоновского монастыря. Он обстоятельно изложил Сапеге положение церковных дел в Бресте и просил его унять происходившие там бесчинства. Сапега, выслушав доклад св. Афанасия ограничился только советом св. Афанасию принять унию, что, то его словам, будет единственным средством жить спокойно и не подвергаться ни преследованиям, ни оскорблениям.

Будучи в Кракове, св. Афанасий встретился с московским послом князем Львовым. Эта встреча оказалась весьма кстати для московского посла. В это время русское правительство царя Михаила занималось делом самозванца Яна Фавстима Лубы, с которым связано было и имя св. Афанасия. Суть этого темного дела заключалась в следующем: когда в 1614 г. была поймана правительственным войском жена первого, а затем и второго Лжедимитриев Марина Мнишек со своим четырехлетним сыном и опекавшим ее шляхтичем Иваном Заруцким, то польский шляхтич Белинский пытался было выкрасть «царевича», заменив его мальчиком-однолетком, сыном проживавшего и умершего в Москве польского шляхтича Дмитрия Лубы. Белинскому не удалось совершить подмен. Заруцкий и «царевич» Иван были казнены, а Марина умерла в заточении в г. Коломне. Белинский доставил в Польшу сына шляхтича Лубы, выдав его за якобы спасенного им «царевича» Ивана. В Польше все же заинтересовались судьбой «царевича». Сейм ассигновал на его содержание 6 тысяч злотых (ежегодно), а канцлер Лев Сапега принял непосредственное участие в воспитании «царевича», подготовляя в нем орудие для борьбы с московским правительством. Обучение «царевича» Лев Сапега поручил Афанасию Филипповичу, тогда еще светскому человеку. После заключения мира (поляновского) с Россией (в 1634 г.) роль самозванца оказывалась уже не нужною и юного Лубу только по традиции и шутя, называли царевичем. В Москве узнали о царевиче с большим запозданием. Польское правительство подозревало в этой информации св. Афанасия, когда он был в Москве (в 1638 г.).

Русское правительство придавало большое значение делу о самозванце Иване Фавстине Лубе и посол Львов получил специальное задание разузнать о «царевиче» подробнее. Можно представить себе, как кстати для Львова оказался приход к нему св. Афанасия. Если последний рассчитывал получить через посла от московского правительства какую-либо материальную помощь для своего монастыря, то Львову нужно было выведать от св. Афанасия интересующие московское правительство сведения относительно «царевича». Св. Афанасий сообщил все, что знал, и о чем расспрашивал его Львов. Последний добивался получить от св. Афанасия какой-либо автограф «царевича». У св. Афанасия оказалась какая-то записка, адресованная к нему от его ученика с такой надписью: «Ян Фавстин Дмитрович, писано в царевичевой господе на обеде». Эту записку взял себе Львов и потом она фигурировала в деле о самозванце Лубе. Все старания польских панов доказать, что эта подпись Яна Фавстина ничего не говорит о притязаниях молодого Лубы на Московский престол, оказывались тщетными. Св. Афанасий попал в неприятную историю. Делу самозванца Лубы св. Афанасий не придавал никакого значения. Он добивался только одного получить

канцлерскую печать к королевскому привиллею, и для этой цели он. поехал в Варшаву. Для получения печати от св. Афанасия потребовали 6 тысяч злотых. Таких денег у него под руками не оказалось. Пришлось вернуться в Брест. Однажды во время молитвы пред иконою Купятицкой Божией Матери св. Афанасий услышал знакомый голос, повелевающий ему снова отправляться в Варшаву и добиваться от короля и сейма уничтожения унии, грозя в противном случае страшными бедствиями для Польши. Св. Афанасий стал готовиться к этой поездке. Он составил сочинение против унии с изображением иконы Купятицкой Божией Матери и с описанием своей поездки в Москву. В заключение было приложено обращение от имени Православной Церкви ко всем «станам» «Речи Посполитой» о прекращении гонений на православных.

Но обстоятельства приняли другой оборот. Св. Афанасий был арестован польскими властями по делу самозванца Лубы и посажен в тюрьму. Причины этого заключались в том, что будто бы св. Афанасий раскрыл глаза русскому правительству на самозванца Лубу, предоставив Львову автограф-записку «царевича».

Сидя в тюрьме, св. Афанасий интересовался исключительно тем, как бы подать на сейм «суплику» (прошение) о прекращении гонения на православных. Один экземпляр этой суплики св. Афанасию удалось вручить 15 марта 1645 г. маршалку Осинскому, а другой был брошен в карету короля Владислава, когда тот ехал в свой королевский замок. Однако, положение дел оставалось без изменения. Св. Афанасий продолжал сидеть в заточении, рассылая оттуда свои записки и «суплики» к королю и панам, хотя русское правительство и удовлетворилось объяснением по делу Лубы, а король Владислав распорядился выпустить св. Афанасия из тюрьмы.

Однако св. Афанасия не выпустили на свободу, а под конвоем двух драгунов отправили в Киев, где он и должен был оставаться до конца своих дней. В Киеве св. Афанасий был помешен Митрополитом Петром Могилой в Печерском монастыре. Архимандриту дано было задание следить, чтобы св. Афанасий «жадных галасов» не чинил. Но в Печерском монастыре св. Афанасий пробыл недолго. 1 января 1647 г. скончался Митрополит Петр Могила. Прибывший на погребение его Луцкий епископ Афанасий Пузына, уезжая из Киева, взял с собою и св. Афанасия, как принадлежавшего его епархии. Через несколько времени, уступая просьбе берестейских братчиков, епископ Афанасий отправил св. Афанасия в Брест, в Симеоновский монастырь в прежнем звании — игумена.

Недолго правил св. Афанасий своим монастырем. Наступил 1648 год. На территории Украины и Белоруссии вспыхнула освободительная война. Под Жолтыми Водами и Корсунем погиб цвет шляхетского войска. По Украине и Белоруссии разошлись листы гетмана Богдана Хмельницкого с призывом к православному населению выступить в защиту своих прав. В ответ на это поднялись крестьянские загоны, истреблявшие шляхту. Восстание, как мы уже отмечали, приняло и религиозный оттенок— как борьбы и с унией, орудием полонизации. Православное духовенство не могло оставаться в стороне. Среди польской шляхты пошли слухи о том, что будто бы Львовский епископ Желибровский и Луцкий епископ Афанасий Пузына не только рассылали казакам призывающие к восстанию воззвания («листы»), но и снабжали восставших порохом. Вся Речь Посполитая была переведена на военное положение. В стране стали действовать каптуровые суды, обладавшие большими полномочиями; постановления их немедленно приводились в исполнение.

июня (1648 г.) св. Афанасий служил Литургию. Во время «Херувимской» он заметил в храме несколько вооруженных шляхтичей. Св. Афанасий понял, что пришли за ним. Действительно, после окончания Литургии св. Афанасий был схвачен и доставлен в замок, где заседал каптуровый суд берестейского воеводства. Шляхтич Шумский, капитан королевской гвардии, выступил в качестве обвинителя. Св. Афанасию ставилось в вину то, что он, якобы, установил сношения с казаками Хмельницкого. Св. Афанасий потребовал доказательств. В Симеоновский монастырь был отправлен тот же шляхтич Шумский с заданием произвести в монастыре тщательный обыск. Последний не дал абсолютно никаких результатов. Шумский был раздосадован и бранил своих гайдуков за то, что они не догадались подбросить в монастырь, хотя бы небольшую дозу пороха.

Несмотря на это, св. Афанасия не оставили в покое. Ему было предъявлено новое обвинение: он порицал и проклинал унию. Св. Афанасий не отказывался от того, что унию он действительно проклинал и проклинает, и громко на всю залу произнес: «Я еще на сейме пред королем Владиславом и перед всем сенатом говорил, а теперь вам то же повторяю: проклята ваша уния, и знайте, что если вы не выведете ее из государства, и не успокоите православной веры, то испытаете на себе гнев Божий»!

Зал суда был наполнен католиками и униатами и эти слова бесстрашного игумена вызвали взрыв негодования. Раздались крики: «убить его, четвертовать, на кол посадить схизматика!» Разъяренную толпу пришлось силою выводить из зала. Вывели и св. Афанасия, и заперли в цейхгаузе.

До сентября месяца просидел св. Афанасий в тюрьме, закованный в кандалы. Но и в таком положении он не переставал громить ненавистную ему унию. Через окно цейхгауза он обращался к проходившему мимо народу со словами: «не изыдут из этого государства меч и война, пока, наконец, уния себе шею не сломит, а благочестие не зацветет. Хоть не скоро, а зацветет оно! Ей-ей, зацветет, а уния пропадет. Не успокоится война с казаками, потому что не хотят искоренить унию из государства!»

Св. Афанасия снова позвали в суд. На суде были и Луцкий католический епископ Гембицкий и князь Радзивилл. «Ты проклинал унию?»— спросил епископ. «Она и есть проклята», — произнес св. Афанасий. «За это завтра ты увидишь собственный язык в руках палача,» — сказал епископ. Св. Афанасий был снова отведен в тюрьму.

В ночь с 4 на 5 сентября в тюрьму явились иезуиты и тщетно убеждали св. Афанасия принять унию, обещая ему всякие блага и угрожая огнем за непокорство. На рассвете явились в тюрьму новые лица, расковали св. Афанасия и приказали ему следовать за собою в польский военный лагерь, расположенный близ г. Бреста. По дороге св. Афанасия нагнали ученики местной иезуитской школы и горячо убеждали его не губить себя. Св. Афанасий отправил их от себя.

В лагере («в обозе») св. Афанасия конвоировавшие его передали в распоряжение воеводы, но последний предоставил узника снова в распоряжение приведших его гайдуков. Гайдуки повели св. Афанасия к ближайшему бору на расстоянии в четверть мили от лагеря по дороге в с. Германовичи. Здесь св. Афанасия подвергли пытке: стали жечь огнем, добиваясь, чтобы он отказался от резких слов по адресу унии. Мужественный страдалец стойко переносил пытку. В это время другие гайдуки стали копать ему могилу у сосны. Когда могила была готова, гайдуки поручили одному из своих товарищей застрелить св. Афанасия. Дрогнула совесть у палача. Со слезами он испросил у своей жертвы прощения и благословения. Св. Афанасий дал гайдуку то и другое и прислонился к сосне. Гайдук выстрелил. Две пули прошли навылет голову страдальца. Но труп продолжал стоять, опершись на сосну. Тогда гайдуки сбросили его в могилу. Застреливший св. Афанасия гайдук рассказывал,

что сваленный в могилу труп убитого игумена сам сложил себе крестообразно руки. Тело св. Афанасия было засыпано землею, чтобы православные не розыскали его.

До 1 мая 1649 г. православные почитатели св. Афанасия не знали, где было зарыто его тело. Только случайно какой-то мальчик обнаружил место погребения св. Афанасия. Вырытое тело по всем признакам оказалось телом мученика-игумена. Труп был почти обнажен. На нем была только изодранная рубашка и только на одной ноге обувь. На теле сохранились следы перенесенных пыток. Под пахами были обнажены кости с остатками почерневшего от огня мяса. На голове имелись три раны: две на левой стороне от ружейных пуль, а третья шире первых на правой стороне за ухом. Лицо почернело от пороха и запекшейся крови. Язык был виден и прикушен. Очевидно, св. Афанасий был зарыт еще живым. Ночью православные перевезли тело св. мученика в монастырь. Развертывавшиеся на Украине и Белоруссии события побуждали польские власти относиться терпимее к православным, чтобы не раздражать их Полковник берестейских поветовых хоругвей не стал препятствовать православным предать тело мученика открытому погребению. 8 мая в церкви св. Симеона Столпника у правого клироса опустили тело св. Афанасия в могилу.

Имя св. Афанасия было очень популярным среди православного белорусского населения, и могила его была предметом народного почитания. В начале XIX столетия последовало открытие мощей св. Афанасия и его канонизация [16]. Память св. преподобномученика Афанасия, игумена Брестского совершается два раза в году: 20 июля (обретение его мощей) и 5 сентября (день его кончины).

Прошло пять с небольшим лет после мученической кончины св. Афанасия. 8 января 1654 г. Украина вошла в состав русского государства. Большая роль в этом деле принадлежала главе Русской Православной Церкви — Патриарху Никону [17], которого гетман Хмельницкий, уже на смертном одре, называл «милостивым заступником и ходатаем к царю Алексею Михайловичу». Очевидно, не без оснований [18]. 14 января Киевский Митрополит Сильвестр (Коссов), встречая у Золотых ворот царских послов, выражал надежду, что при новых условиях «обновится яко орля юность» украинская земля,— «наследие великих князей русских»

Несколько позднее, игумен Полоцкого Богоявленского монастыря Игнатий Иевлевич в своих речах к царю Алексею Михайловичу сравнивал его с Константином Великим, прекратившим гонение на христиан, и проводил аналогию между приходом его на территорию Белоруссии и восходом солнца, которое собирает во едино верных сынов Востока [19]. Андруссовское перемирие 1667 г., а затем вечный мир 1686 г., отдалили окончательное и полное объединение украинско-белорусских земель с Россией еще на сто лет. Вскоре же после перехода Белоруссии и Украины после разделов Польши (1772—1795 гг.) под власть русского правительства «отторженные насилием» стали возвращаться в лоно Православной Церкви «любовью». Акт воссоединения униатов в 1839 г. был лишь логическим и историческим завершением внутреннего процесса [20].

Уния продолжала оставаться в Галичине, которая по первому разделу Польши (в 1772 г.) перешла к Австрии. Но и здесь, как искра под

пеплом, сохранилось тяготение к Матери-Церкви. В наши годы была попытка, правда, неудачная, снова навязать унию белорусско-украинскому народу, оказавшемсуя в 1918 г. под властью шляхетской Польши. С воссоединением белорусского и украинского народов в составе Советских Социалистических республик, ликвидировалась уния и в Галичине. Иезуитско-шляхетское орудие духовного и политического разобщения братских русского, белорусского и украинского народов, естественно было обречено на гибель. Вечная память борцам за святую православную веру и Церковь, своею смертью завершивших свой добрый подвиг.

В. Никонов

[1] Летопись Самовидца о войнах Богдана Хмельницкого, изд. Бодянского, М. 1864, 1 стр.

[2] Костомаров Н. Богдан Хмельницкий, т. II, СПБ, 1870, стр. 5.

[3] Костомаров Н., Богдан Хмельницкий, т. II, СПБ, 1870, стр. 139—140.

[4] Памятники, изданные Временною Комиссией для разбора древних актов. Киев. 1848, т. I, ч. III, стр. 373—374.

[5] Памятники, изданные Временною Комиссией для разбора древних актов. Киев. №48, т. I, к. 3, стр 373—374.

[6] Акты Южной и Зап. России, т. III, № 304, стр. 415—416.

[7] «Киевская Старина», 1882 г., январь, стр. 212

[8] Костомаров, цит. сочинения, т. II, стр. 358.

[9] Памятники Киев. Ком. I, 3, стр. 62; Петрушевич, Сводная галицко-руоокая лет., стр. 105—106.

[10] Theiner Vetera monumenta Poloniae et Lithuaniae t, III. № 435., p. 460; Harasie-wicz. nnales Ecolesiae Kuten d. p. 139.

[11] В русской Исторической Библиотеке, т. IV помешен «Diariusz» игумен Афанасий Филиппович. Это запись событий (дневник) самого Афанасия. Обрывается он на рассказе о возвращении Афанасия в Берестейский монастырь по распоряжению епископа Афанасия Пузыны. К «Diariusz» приложена повесть о кончине св. Афанасия, составленная одним из почитателей его. Этот источник лег в основу двух работ о св. Афанасии: 1) Левицкого О. И., «Афанасий Филиппович, игумен Брест-Литовский и его деятельность в защиту Православия против унии» (Киевск. Университет. Известия 1878 г., № 5, стр. 433—462) и Н. И. Костомарова: «Афанасий Филиппович, борец за православную веру в Западной Руси» («Историч. монографии и исследования», т. XIV, СП Б, 1881, стр. 1—42).

[12] Митрополит Макарий, История Русской Церкви, т. XI, стр. 552.

[13] Акты Вилен. Археогр Ком., т. V , предисл., стр. XXX—XXXI

[14] Там же, стр. XXXII—XXXVI.

[15] "Горе проклятым и неверным".

[16] Профессор Е. Голубииский затрудняется точно датировать время канонизации св. Афанасия, но, видимо, склонен отнести ее к первой четверти XIX в. («История канонизации святых в Русской Православной Церкви»),

[17] См. .письма Хмельницкого к Никону. («Чт. Моск. Общ. Ист. и древн. Росс.», III год, книга VIII (21), 1848 г., стр. 54 .и след.

[18] «Акты Южной и Западной России», т. III, № 369, стр. 561.

[19] «Витебская Старина», т. IV, ч. 2, стр. 58 и след.

[20] М. И. Коялович, Лекции по истории Зап. России, изд. 1864 г., стр. 361—366.