РЕЧЬ Святейшего Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ произнесенная в Московском Воскресенском храме в Сокольниках перед открытием торжественного собрания, посвященного юбилейным торжествам автокефалии Русской Православной Церкви, 8 июля 1948 г.

Ваши Святейшества, Преосвященные Архипастыри, всечестные отцы и братие и все благочестивое Собрание!

Сегодня мы все молились у святых мощей Святителя и Чудотворца Алексия, и этою соборною молитвою положили начало празднованию 500-летия исторического события в Русской Церкви — самостоятельности ее бытия.

Для нашего церковного сознания особенно радостным является Это наше, молитвенное единение по случаю знаменательного юбилея Русской Православной Церкви, так как оно свидетельствует о тесной духовной связи, объединяющей православные церкви и являющейся залогом духовной крепости нашей против врагов Православия.

Итак, мы в этом году празднуем 500-летие автокефалии Русской Православной Церкви, для которой 1448-й год явился знаменательным годом: с этого времени она самостоятельно начала ставить российских митрополитов, избирая и посвящая их Собором русских иерархов, И первым из русских избранников и ставленников явился святый Иона, носивший титул Митрополита Киевского и всея Руси; преемники его назывались уже — Московскими и всея Руси.

Как же случилось, что Русская Церковь, всегда с сыновним чувством относившаяся к Матери-Церкви Греческой—Константинопольской и с самого основания своей церковной иерархии, в течение без малого 500 лет находившаяся в положении зависимости от Церкви Греческой, — приобрела вдруг полную самостоятельность? Какие события внешние и внутренние привели к этой самостоятельности и вызвали ее?

Надо отметить, что даже на первых порах зависимость Русской Церкви от Константинополя носила особый характер, и, можно сказать, ограничивалась лишь тем, что Константинопольский Патриарх посвящал для Русской Церкви митрополита, предоставляя ему самостоятельное управление Русской Церковью по канонам Церкви Вселенской; так, даже определения суда митрополита и его собора не посылались на утверждение Патриарха. Таких широких автономных прав не имела ни одна подчиненная Патриарху Церковь.

И нужно сказать, что Русская Церковь уже в первые годы своего существования имела право и на большее, имела все канонические условия не только для широкой автономии, но и для автокефалии.

Число ее епископов далеко превышало тот минимум, который, по канонам, требовался для полной церковной самостоятельности.

Она находилась в другом, громадном по территории, государстве, совершенно независимом от государства ее Церкви-Матери.

Ее верующие принадлежали другому народу, имеющему другой язык, другие нравы и обычаи.

Она была отделена от Церкви-Матери громадным расстоянием, и сношения с ней требовали многих месяцев пути, сопряженного с великими трудностями и опасностями. И вот, когда родственные ей меньшие и более близкие к Царьграду славянские церкви — Болгарская и Сербская — уже давно пользовались автокефалией, Русская Церковь в течение более 450 лет смиренно мирилась со своим зависимым положением, и русские иерархи, духовенство и весь русский православный народ в духе христианской кротости относились к своей Матери-Церкви и во всех важных и затруднительных случаях, вопросах и обстоятельствах искали у нее советов, указаний и помощи.

Одновременно с возрастанием мощи Российского Государства возрастала и крепла власть Всероссийского Митрополита, и созревала потребность не только иметь во главе Русской Церкви русского по происхождению митрополита, но иметь и право на поставление его независимо от Патриарха Цареградского, Собором своих же русских епископов.

Последним, присланным из Греции, Митрополитом был грек Исидор, изменивший Православию и принявший унию с Римской Церковью, явившийся, таким образом, не столько посланником Константинопольского Патриаршего Престола, сколько легатом папы Евгения IV.

Уже одно то, что избранный в Москве на кафедру Митрополита епископ Рязанский Иона не был поставлен в митрополиты в Константинополе, а должен был возвратиться в Москву лишь в свите новопоставленного Митрополита Исидора, явилось оскорблением не только для великого князя Василия Васильевича, но и для всей Русской Церкви, которая до сего времени имела не один случай утверждения избранного ею русского ставленника в митрополиты. Но главным и совершенно непреодолимым препятствием к принятию Митрополита Исидора было то, что открылось несколько времени спустя после первоначального прибытия Исидора в Москву в 1437 году, — именно его измена Православию. Известно из многих документов, что Исидор был главнейшим деятелем на Флорентийском соборе и ревностным сторонником унии. Известна его подпись под актом унии: «στεργϲoν και τνυχιυωυ νηεγραφα», т. е. «с любовью соглашаясь и соодобряя подписую».

Можно представить себе смущение и ужас православного русского народа, услышавшего в воскресенье 19 Марта 1441 года в Успенском соборе поминовение не Патриарха Константинопольского Иосифа, а папы Римского Евгения, и прочтение с амвона грамоты 8-го Собора и акта соединения Русской Православной Церкви с Римской Церковью.

Великий князь спешно созвал Собор в Москве, и, как он писал Константинопольскому Патриарху Митрофану, «явися всем нашим боголюбивым епископом русским и честнейшим архимандритом и преподобным игуменом и прочим священноиноком и иноком и всему нашему православному христианству, яко чюже есть и странно от божественных и священных правил Исидорово все дело и прихождение».

Исидор был осужден, низложен Собором и помещен в Чудов монастырь, откуда спустя полгода бежал через Тверь и Литву к папе. «И тако, — говорят летописец, — бежа к Риму, откуду и злато еретичества семя принесе».

А когда в Москву пришла весть о том, что и преемник Патриарха Иосифа Митрофан, и император Иоанн Палеолог, несмотря на то, что уния была отвергнута большинством греческого духовенства и греческого народа, остались верными обязательствам, данным папе на Флорентийском соборе, то в Москве было принято окончательное решение поставить своего митрополита.

И в 1448 году предызбранный несколько лет назад русским Собором епископ Рязанский Иона становится Митрополитом всея Руси.

С его поставления начинается таким образом новый период, период полной независимости Русской Церкви от Церкви Константинопольской.

Русская Церковь всегда, как уже сказано мною, свято чтила свой союз с Греческой Церковью; но всего дороже была для нее чистая вера. И только в полной независимости от подверженной тогда колебаниям Греческой Церкви, как это показало сношение Константинополя с Римом в эпоху Флорентийского собора и дальнейшие события, в связи с подчинением Константинополя мусульманскому игу, — видела она тогда возможность сохранить в полной неприкосновенности и чистоте свою православную веру.

Таким образом, учреждение на Руси автокефалии вытекает из стремления русской иерархии, духовенства и народа к сохранению чистоты веры и является памятником горячей любви его к Церкви и ревности его о Православии.

Но и потом, по установлении в Русской Церкви автокефалии, не прекращалась связь этой Церкви с Церковью Греческой. Связь эта выражалась и в письменных сношениях, и в неоднократных приездах восточных иерархов в Москву, и в оказании помощи нуждающимся Церквам Востока, и, даже, при царе Иоанне Васильевиче Грозном — в испрошении и получении от Патриарха благословения на сан царский. И патриархи не прекращали своих сношений с Русской Церковью, они извещали о переменах в Патриаршестве и посылали Русской Церкви грамоты и послания по большей части благодарственные за благодеяния и просительные о новых пособиях.

В этом, теперь не зависимом, а братском общении нельзя не усмотреть благословенных черт единства Церквей, составляющих Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, — единства, о котором говорит св. апостол Павел в послании к Ефесской Церкви, заповедавший «блюсти единение духа в союзе мира... во едином уповании звания... един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех... (Ефес. IV, 3—6).

Этими чертами и теперь ознаменовано единство и общение Церквей, составляющих Православную Церковь. Церкви отдаленные, иноплеменные с доверием и надеждою отзываются на взаимные приглашения; молятся вместе, приемлют к сердцу взаимные нужды, стремятся подать друг другу руку помощи и участия.

Исповедуем непостижимые, но благие и промыслительные судьбы Божии о Церкви Российской, ныне совершающей празднество 500-летия своего свободного бытия, и радуемся, что сему торжеству приобщаются и единоверные нам Православные Церкви в лице прибывших на него их Предстоятелей и сопутствующих им Представителей.

Мы сожалеем о том, что благочестивые Предстоятели древних великих Церквей Востока, по скорбным обстоятельствам, постигшим их страны и лишившим их свободы передвижения и действий, не могли прибыть к нам и быть, как это имело место в 1945 году, нашими вожделенными Гостями.

Приветствуя от лица Русской Православной Церкви наших дорогих Гостей — Святейших Патриархов, Преосвященных Митрополитов, и сопутствующих им Преосвященных и прочих духовных и мирских лиц, также наших Преосвященных Экзархов, и архипастырей, и пастырей, подвизающихся за пределами нашей Родины, я радуюсь этому нашему общению — молитвенному и братскому, и выражаю уверенность, что это общение еще более тесными узами соединит нас взаимно и наши Церкви.

Приходится нам с сожалением отметить, что наряду с отрадными явлениями благодатного общения между собою единоверных Церквей, мы наблюдаем и прискорбные явления. Так, даже настоящее церковное Собрание, на которое с разных мест стеклись наши собратья по вере; стремление Русской Церкви иметь самые близкие братолюбные связи с единоверными Церквами как Восточными, древними Патриархатами, так и с Церквами Сербской, Румынской, Болгарской, выражавшееся в посещении этих Церквей как мною, так и посылаемыми нами делегациями; наши старания привести к единству, восстановить нарушенное не по нашей вине единство с отколовшимися частями единой Русской Церкви, — многие склонны рассматривать как наше стремление подчинить братские Церкви влиянию, руководству и владычеству Русской Церкви.

Если не приходится удивляться тому, что враги Православия, с одной стороны, и враги русского народа — с другой, изощряются в сочинении подобной намеренной лжи про нас и про Русскую Церковь, то, во всяком случае, удивительно, что влиянию этих нездоровых и лживых измышлений поддаются и иные дружественные нам церковные деятели, как будто закрывая глаза на всем известный факт лживости и тенденциозности огромной части европейской и заокеанской прессы, в которой разрабатываются эти измышления.

Русская Церковь остается неизменно верной своим отцепреданным началам: строго держаться Православия; воспитывать своих чад в духе преданности правилам и уставам церковным; чуждаться всякого нецерковного влияния. И потому не может быть никакого сомнения в том, что она, Русская Церковь, ни при каких условиях не будет стремиться властно действовать в посторонней для нее, хотя и братской, области.

Возблагодарим Бога, дарующего нам радость общения; воспользуемся этим общением для блага наших Церквей, для блага Единой Православной Церкви. Будем тверды в своем исповедании и да не поколеблют мир наш никакие козни врагов мира.

Да благословит Господь в мире и духовной радости, в братолюбном общении совершить наше церковное празднование во славу Божию и Его Святой Церкви.