РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА
В зимний сумеречный час я зажигаю маленькую елочку, и комната наполняется пленительным, таинственным полусветом. В этом полусвете, как и в лесном запахе талой хвои, чувствуется нечто праздничнонеобычное, бесконечно давнее и милое. Необычны, по своей обостренности, и те ощущения, которые возбуждает во мне мерцающее дерево, перевитое тончайшими нитями серебра. Понятия о возрасте, о его «бремени» утрачивает свою реальность: я опять вижу себя десятилетним подростком, учеником захолустного городского училища.
Зимой, по воскресеньям, в училище устраивались «художественные чтения» с волшебным фонарем. Никогда не забыть мне, как однажды, в темном классе, светилась лишь притушенная лампа на учительском столе, как зазвучала напевная гоголевская речь: «последний день перед Рождеством прошел, зимняя ясная ночь наступила...» — и перед глазами стали возникать чудесные картины святочной сказки, разрешающейся победой Добра над злом, Света — над мраком.
Это было за несколько дней до Рождества, и помню, все вокруг казалось мне таким же сказочным и чудесным. Над городом, глухим и забытым, падал и падал снег, чуть ли не до верхних окон заметавший старые дома. Рано и по-захолустному грустно загорелись в одиноких улицах туманно-желтые огни. Печально разливались в сумерках «валдайские» бубенцы почтовой тройки.
И все это уже и тогда «на утре дней», до восторженной боли трогало сердце и русской красотой, и тем, что в эти снежные дни в мире приготовлялось великое и священное таинство: Рождество!
В Книге Книг сказано:
«Когда же Иисус родился в Вифлееме иудейском, во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят:
«Где родившийся царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему...».
...И се звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец.
Увидевши же звезду, они возрадовались радостию весьма великою.
И вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши поклонились Ему; и открывши сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну...».
Эти вековые слова воспринимались в ту начальную пору, прежде всего, поэтически. Они устремляли воображение вдаль и вглубь древности, создавали впечатление трогательной детскости, трогательной материнской нежности.
В рождественских выпусках иллюстрированных журналов, так любимых мною, евангельские слова получали наглядное живописное отражение. В журналах было много рисунков, изображавших синюю ветхозаветную ночь в далекой вифлеемской земле, бедную пастушескую пещеру, Божественного Младенца в яслях и склоненную над Ним счастливую и ласковую Мать. Много было в этих журналах и святочных пейзажей, полных, обычно, звезд и солнца, инея и блеска.
В сочельник, после полудня, действительно, показалось солнце. В доме, уже приготовившемся к празднику, стало светло и радостно. На дворе, разметенном и гладком, перелетали изящные снегири. На крыше сарая глухо ворковали голуби. Березы были густо унизаны инеем. Снег слепил мельчайшими алмазнымы крошками. Улица, уходящая в поле, синела и розовела. По улице, все выростая и приближаясь, двигался высокий, седобородый старик, настоящий дед-мороз из рождественской сказки. Он нес на плечах большую, тяжелую елку. Скоро она уже красовалась посредине нашего двора. Дремучая, обросшая мохом, она благоухала лесом, стылой смолою, звонким морозом.
Мороз все крепчал, все усиливался. Погожий красный закат долго не давал сгущаться сумеркам. Прелестно, в чистоте и ясности, поднялась голубая вифлеемская звезда. Я долго смотрел на нее, стоя у окна, выходящего на восток. В доме, перед образами, теплились лампадки, — святой вечер проходил в благостной тишине, в миротворной торжественности.
Мама, усталая и радостная, заканчивала предпраздничные хлопоты. Раньше обычного пришел добрый отец. Маленький брат счастливо склеивал гуммиарабиком цветные елочные картонажи. Я читал «Ночь перед Рождеством», упиваясь и восторгаясь ее мерным и легким ладом. «Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Снег загорелся широким серебряным полем и весь обсыпался хрустальными звездами...». Я оставлял книгу и опять подходил к окну, за которым, в морозной синеве, стоял такой же огромный месяц, опять отыскивал среди звезд ту, сокровенную, которая вела когда-то древних волхвов к колыбели Света.
Необычность и красоту этой ночи я ощущал всем своим юным существом.
Потом я читал Андерсена и Афанасьева, вновь погружаясь в мир сказок, населенный добрыми феями и мудрыми волшебниками. Я мысленно видел Снегурочку и Золушку, царевну-лебедь и жар-птицу, и мне все казалось, что вокруг льется и льется тихая, какая-то лунная музыка с тонкими и звучными перезвонами, словно в старинных бронзовых часах.
А в окно смотрела голубая рождественская звезда.
Меня разбудили задолго до рассвета. В комнате ослепительно горела лампа. От окон тянуло резкой свежестью, — за ночь они стали ледяными и узорчатыми от мороза. Отец и мать собирались в церковь.
Через полчаса мы уже шли по улице, звеневшей, как стекло под ногами прохожих. Мороз слипал ресницы, жег щеки, кристаллически оседал на губах. По городу перекликались третьи петухи. Еще высоко стоял, среди разноцветных звезд, медный месяц.
Церковь овевала теплом, благоуханием кадильного дыма, запахом бараньих шуб и бобровых воротников. Ласково сияли зеленые и малиновые лампады. Ярко пылали пахучие свечи перед ликом Пречистой
Девы — Матери, бережно державшей на руках Своего Превечного Сына. Мелодично, протяжно и грациозно пел хор, именуя в своих славословиях родившегося Христа Светом Разума и Солнцем Правды. Пламень паникадил ярко озарял расписные церковные своды, достигал до высоко вознесенного образа могучего и грозного Саваофа. Нежно алела атласная алтарная завеса. Над Царскими вратами вспыхивал золотой щит, подобный тем, которые носили древние русские витязи.
Я прошел на свое место — на левый клирос, стал вслушиваться в возгласы священнослужителей, в звуки хора, умилявшего вдохновенной песнью Романа Сладкопевца:
«Дева днесь Пресущественного раждает, и земля вертеп Неприступному приносит, ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют...».
Рождественские песнопения с их безупречной красотой слов и напевов, опять создавали в душе мир глубоких и сложных ощущений, в основе которых лежала все та же сила поэтического воздействия.
Возвращался я домой ранним-ранним утром.
На востоке, за Волгой, скованной льдами, зачиналась студеная заря. Поникшая луна казалась зеркальной. Было так тихо, что дым вывивавшийся из труб, плотнел и пышнел, уходя в небо гранеными лиловыми колоннами.
В доме, в корридоре, с треском и звоном топились печи, на кухне вскипал и бурлил самовар.
Солнце взошло в морозных перламутровых кругах. На парчевых снегах опять заблистала алмазная пыль. Тонко зарозовел мохнатый иней на березах. В дом внесли и поставили в столовой рассеребренную елку. Мама достала красивую коробку с игрушками. Я бережно положил ее на стол, нетерпеливо открыл и ахнул от восхищения. Там были золоченые стеклянные шары и пунцовые звезды, жемчужные бусы и оранжевые хлопушки, гуттаперчевые лебеди и плюшевые медведи, бумажные фонарики и миниатюрные пароходы. А отец подарил мне Пушкина, к которому я с младенческих дней, относился с обожанием и благоговением. Я сел к окну, раскрыл книгу и наугад прочел:
«Под голубыми небесами Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит...»
За окном, как и в этих музыкальных, самоцветных стихах, голубело небо, «великолепными коврами» лежали снега, и великий простор лесов и полей будил в молодой душе гордое и славное чувство России.
С тех пор детское Рождество на всю жизнь слито для меня с чувством Родины и отчего дома, со стихами Пушкина и сказками Гоголя, с ощущением чистейшей свежести всех душевных сил.
«Сердце не считается с годами»... И в такой же, совсем детской свежести, ясности и живости видятся мне эти бесконечно далекие дни при романтическом мерцании милых елочных огней в зимний сумеречный час.
А это значит, что над возрастом, над его бременем постоянно и неизменно торжествует красота и радость жизни, до исхода дней по-детски пленяющая человека.
Андреи Порошин
