Прожил я почти тридцать лет за границей, т. е. почти всю мою жизнь, ибо мне теперь только тридцать четыре года. Скоро исполнится, год, как я вернулся на Родину. Знаю, что многие мои друзья и знакомые, проживающие еще за границей, если бы имели возможность, спросили бы меня, не жалею ли я, что вернулся на Родину. Хотя и прожил я почти всю свою жизнь за границей, все же я не слился с тамошними народами и не пожелал жить там дольше. Будучи сыном столь великой Родины, невозможно ее не любить, невозможно согласиться быть навсегда оторванным от нее. Родители мои с детства научили меня любить Отечество, и в очень раннем возрасте у меня зародилось желание увидеть родную землю.
22 июня 1941 года... Памятная дата для всех сынов нашей Великой страны. Враг вероломно нападает на СССР. Многим из нас, живущим за границей, приходится пострадать за Отечество, кто сослан в ссылку, а кто за него полагает и жизнь. Моя участь была более легкой: я, через гестапо, был выслан из Бельгии, где был в то время настоятелем прихода в г. Антверпене, во Францию, по доносу одного из моих прихожан, не постеснявшегося продать себя врагам своего Отечества. Ибо, с самого первого момента войны, я стал проповедывать, что мы не можем быть с врагом нашей Родины, а что должны ему всячески вредить, чтобы, хоть в какой-то мере, облегчить участь наших братьев, которые проливают кровь свою за свободу Отечества. Здесь, во Франции, я встречаюсь с новыми людьми. Удается мне наладить связь с советскими военнопленными. Вы, кто читаете эти строки, и которые меня знали тогда, вспомните, как щедро вы откликались на мои призывы жертвовать съестные продукты и одежду в пользу наших пленных. И, несмотря на то, что и сами во всем нуждались, вы все же отрывали от себя, а может быть, и от детей своих, хлеб и другие припасы, чтобы поделиться с братьями, находящимися в нужде. И те, которые не боялись пролить свою кровь за спасение Отечества, в тот момент шли на последнюю жертву, пренебрегая всякими угрозами, даже — смертью, отказывались работать как бы то ни было на немца. Но, пришло освобождение от чужого ига. Остались советские военнопленные, ожидавшие возвращения на Родину. Вспомните, как вы тогда интересовались и расспрашивали меня, когда я возвращался из их лагерей. Вспомните, как вы проливали слезы радости, что самим вам удалось встретиться с родными братьями — соотечественниками, от которых вы были почти тридцать лет оторваны. Какое искреннее желание зародилось тогда во многих из вас — вернуться поскорее на Родину. В то время и окружавшее нас чужое нам население восхваляло нашу Родину, и не было для него лучшей страны, чем Советский Союз... Но время прошло, политические обстоятельства изменились. Иностранцы, завидуя внешним и внутренним успехам нашей Родины, стали все больше и больше в прессе нападать на нее. Многие из нас поддались этой пропаганде. Более же стойкие и любящие с большей силой свое Отечество, осталить верными своим убеждениям и, не взирая ни на что, продолжали добиваться скорейшего возвращения на Родину. И они избрали благую часть — Правительство нашей страны пошло нам навстречу и дало нам возможность осуществить наше давнишнее желание вернуться на Родину. Все вы, вероятно, помните, какая еще в прошлом году велась ложная пропаганда вокруг нашего отъезда. Говорили, что никогда нас на Родину не отправят, а, если и отправят, то сошлют в Сибирь и будем мы там прокладывать дороги. Запугивали нас даже расстрелом: «Вот, увидите, — говорили враги страны нашей, — вы туда приедете, и вас сразу же расстреляют или повесят». Одни называли нас храбрыми, а иные безумными, когда узнавали, что мы собираемся ехать в Советский Союз. Интересно, что говорят они о нас теперь? Как должны были бы завидовать нам, а, вероятно, в душе своей и завидуют нам те русские люди, которые подпали под эту иностранную пропаганду и сами содействуют ее распространению.
14 октября 1947 года, отслужив напутственный молебен во дворе казармы, которая была нашим последним пристанищем на французской земле, мы покинули пределы Франции.
Каждый круг колеса нашего поезда приближал нас к вожделенному пристанищу.
Приезжаем мы в небольшой городок Германии, где нам предоставляется возможность немного отдохнуть от длительного и утомительного путешествия. На вокзале нас встретили с военным оркестром. Ждали нас у станции машины, которые повезли нас в специально отведенную для нас, отлично оборудованную казарму. Здесь, как и в течение всей дороги, мы были окружены любовию и вниманием военных чинов, которым было поручено доставить нас на Родину. Мне, лично, отводят отдельную комнату, с хорошей кроватью, с мягким матрацем. Кормят нас так, что мы не можем всего съесть, хотя и приготовлено очень вкусно, и несмотря на то, что мы недавно только сошли с полуголодного французского пайка. Проведя здесь, в отличных условиях, несколько дней, мы снова погрузились на поезд для дальнейшего следования на Родину. Вот проезжаем мы Польшу. Перед нашими глазами полуразоренная немцами Варшава. Приближаемся мы к родной границе. Трудно описать то состояние, которое мы испытывали, приближаясь к родной земле. Мы считали километры, часы и, даже, минуты, которые, нас отделяли еще от границы нашей страны. Но, вот пришел момент, когда наш поезд, покидая чужие пределы, оказывается на родной нам земле. Как мы благодарили Господа за то, что Он нас сподобил такой радости, и как мы были признательны нашему Правительству за то, что оно дало нам возможность осуществить давнишнее наше желание. Какими радостными песнями покрывался шум колес наших вагонов при въезде на Родину.
Как милы нам кажутся русские поля, русские просторы.
С каким неописуемым чувством радости мы заговариваем с нашими братьями, которых Господь сподобил никогда не расставаться с родной землей, и которые всю свою жизнь прожили здесь. Узнав от нас о том, что мы едем на Родину для того, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не расставаться с ней, они нас радостно приветствуют.
После формальной и очень быстрой проверки наших документов, мы выходим из поезда в городе Гродно. Здесь нас опять встречают приветственными речами и на машинах отвозят в приготовленный для нас лагерь, откуда мы через три дня разъедемся в разных направлениях. Я в свое время подал прошение ехать в Москву. Это мое желание удовлетворено и я оказываюсь назначенным Святейшим Патриархом нашим в Троице-Сергиеву Лавру.
Приехали мы с моими спутниками в одиннадцатом часу вечера в столицу нашей Великой Родины.
Она только что отпраздновала Тридцатилетие Советского Строя, и вся была еще освещена, и так красива.
Я сразу же отправился в Патриархию, где меня любезно приняли и устроили на ночлег. Проведя здесь четыре дня, я отправился в Троице-Сергиеву Лавру, которая находится в 72-х километрах от Москвы и куда ходит прекрасный, очень удобный, электрический поезд. Здесь меня очень любезно встретил Наместник Лавры, о. архимандрит Иоанн. Мне отвели отдельную, прекрасную, заново выкрашенную и очень теплую келлию в братском корпусе. Из ее око» — прекрасный вид на Загорск с его обильной зеленью, на территории которого находится Лавра. Вскоре я получил послушание от Патриархии, которое меня обязует часто ездить в Москву и это дало мне возможность познакомиться с ней.
Москва прекрасный европейский город, по моему мнению, гораздо красивее, богаче и чище Парижа, с большими широкими бульварами, поражающими даже европейских гостей, с большими домами, стиль «модерн», с самым лучшим в мире метро, станции которого отделаны мрамором. Ездить в нем представляет сплошное удовольствие. Здесь нет, как в Париже, бесконечных, больших и малых лестниц. Здесь, на каждой станции, действуют электрические эскалаторы. Люди одеты не хуже парижан, но сильно отличаются от последних своей вежливостью и любезностью. Мне никогда не приходится стоять ни в поезде, ни в метро, т. к. сейчас же предлагает место молодой человек или девушка. Спросишь какую-либо улицу, так не только объяснят обстоятельно, но еще и проведут до нужного места. Как милы милиционеры, всегда очень почтительно приветствующие вас и любезно дающие необходимую справку. Поражают обилием своих товаров и красотой своей убранности, московские магазины. Здесь вы можете купить все, что пожелаете, и в любом количестве. И чего-чего только здесь нет... Ведь в нашей стране уже почти год как отменены все карточки, как на предметы питания, так и на одежду. Как неверны те слухи, которые распускаются за границей, согласно которым в Советском Союзе нельзя одеться, что здесь нет материй. Скажу вам искренне: их здесь больше чем во Франции, и цены на них доступнее, чем там. Понятно, что нам так завидуют иностранные государства, не сумевшие до сих пор наладить у себя после войны нормальную жизнь, как это смогли сделать в нашей стране.
Живу я теперь в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Участвую в ее прекрасных монастырских богослужениях. Смотрю на богомольцев, стекающихся сюда со всех концов страны для того, чтобы приложиться к святым мощам Преп. Сергия. В Лавре можно встретить и москвичей, и крымлян, и дальне-восточников, и жителей далекого Севера. Как прекрасно все они молятся! Мы, за границей, отучились молиться. Невольно льются из глаз слезы, когда смотришь с какой верой молятся здешние люди.
Нет, прожил я уже здесь почти год, и не раскаялся в том, что покинул Западную Европу, в которой вырос и воспитался, и с которой, казалось бы, должен был сжиться на веки. Не раскаялся и не раскаиваюсь в том, что приехал на давно желанную и горячо любимую, но почти мне незнакомую Родину. Наоборот, непрестанно радуюсь и благодарю Господа, что хожу своими ногами по родной земле и что живу среди родного народа. Я здесь живу в монастыре, но получаю не только морально-духовное удовлетворение, гораздо большее, нежели получал на приходе во Франции или в Бельгии, и материально я здесь гораздо лучше обеспечен, чем там. И мне сейчас кажется странным, что есть люди, которые поддаются ложной иностранной пропаганде и клеймят свою Родину, не признавая ее даже за свою и не желая вернуться в нее. О, как хотелось бы убедить этих людей в искренности моих слов, в том, что все, что говорится скверного о Советском Союзе, является чистейшим измышлением и ложью. Как хотелось бы мне убедить всех вас, моих друзей и бывших духовных чад, в том, что вы здесь были бы несравненно счастливее, чем за границей. Некоторых моих прежних знакомых, вернувшихся со мной и раньше меня на Родину, я уже здесь встречал. Ни один из них не жалеет о своем возвращении, а все горят большим энтузиазмом и желанием отдать все свои силы на служение своему народу. Встречал я также здесь и бывших военнопленных, которых обслуживал в свое время во Франции. Они смеются, когда расспрашиваешь их об их участи непосредственно по их возвращении на Родину. Ведь за границей, и особенно в Англо-американских лагерях в Германии, наших братьев запугивают всякими небылицами, не желая их отпускать в Советский Союз. Все эти запугивания основаны на лжи и никак не соответствуют действительности. Ко мне приезжал в гости один юноша, проживший у меня во Франции несколько месяцев в ожидании возвращения на Родину. Он был военнопленным, спасся в свое время от немцев, был в Американском лагере в г. Шербурге, во Франции, и, познакомившись со мной, когда я обслуживал этот лагерь, переехал на временное жительство ко мне. Как только началась отправка на Родину, он уехал в лагерь «Борегар», что близ Парижа, и через два или три дня был переправлен на самолете в Советский Союз. Он теперь проживает у себя дома, где жил и раньше, в Московской области. Узнав о моем приезде, он поспешил повидаться со мною. Нашел я его цветущим, жизнерадостным. Он мне поведал, что отбыл уже военную службу, и теперь работает кассиром в школе, успел уже жениться и полон надежд на будущее.
Сильно он смеялся, когда я ему рассказал о том, что говорят за границей о судьбе возвратившихся на Родину бывших военнопленных.
Когда я ехал на Родину, то в том же поезде, что и я, ехало из Германии несколько молодых людей, бывших военнопленных. Они мне рассказывали, как запугивают их в лагерях, всячески удерживая их от возвращения на Родину. Одному из них, когда он изъявил желание вернуться к себе домой, ради насмешки, обстригли волосы под машинку и издевались над ним. Отпустили же их только потому, что от тяжелой работы и голода они заболели чахоткой. Советские власти им предоставили хорошие условия для путешествия, поместили их в санитарный вагон и питали их хорошей пищей.
Дорогие друзья мои, бывшие мои духовные чада, читая эти строки, вы, может-быть, найдете в них даже когда-то вами самими произнесенные слова. Вы меня хорошо знаете. Знаете, что я не люблю кривить душой. Некоторые из вас, сами некогда меня предупреждали, чтобы я был поосторожнее в тяжелые дни немецкой оккупации. Вспомните мои с вами разговоры. Я никогда не боялся высказывать то, что я думаю. За это, вы сами знаете, я в свое время и поплатился, когда немцы меня выслали, после допроса в «гестапо», во Францию. Поверьте, что если бы хоть немного что-либо мне не нравилось бы у нас, на моей общей с вами Родине, то вы не читали бы в настоящее время, этих моих строк, я их не написал бы. Пишу их исключительно по той причине, что мне хотелось бы убедить вас, моих дорогих друзей, и всех, кто будет читать их, во лживости той пропаганды, которая ведется против Советского Союза. Мне хотелось бы, чтобы вы поверили моим словам, а не тому, что вам говорят враги нашего Отечества.
Я желаю всем вам, исключительно добра, а не зла.
Не взирая на то, что вы уже привыкли к насиженным местам, на то, что есть у вас родственники французы, или бельгийцы, или какой-другой национальности, на то, что вы там занимаете какое-то привилегированное положение, наконец, на ложную пропаганду, бросайте все и приезжайте сюда.
Смею вас уверить, что здесь вы найдете себе и более удобный уголок, и лучших своих русских родственников, и лучшее даже положение, ибо все будущее принадлежит теперь исключительно нашей могучей стране. Вы здесь получите и морально-духовное и материальное удовлетворение для себя несравненно большее, чем там.
И вы, бывшие военнопленные и вывезенные немцами на работу, страдающие по сию пору в лагерях Германии и в других странах, не верьте той ложной пропаганде, которой вас питают. Поверьте, что двери на Родину вам открыты, и что ваши родные и друзья с нетерпением вас ждут. Будьте уверены, что найдете здесь кров и работу, и будете благоденствовать, как и другие ваши товарищи, уже вернувшиеся домой.
Игумен Павел (Голышев)