сударством, в состав которого она искони входила под именем Червонной Руси. Казалось бы, что теперь история вплотную подошла к разрешению нашей трехсотлетней тяжбы с Ватиканом, вопроса о воссоединении с Православной Церковью галицийских униатов. Увы, века церковнополитического гнета успели наложить свою неизгладимую печать на психику униатской массы, в душах которой продолжала жить кошмарная фигура «кровавого Иосафата» (Кунцевича), этого жестокого гонителя Православия, мрачный образ Талергофа, этого страшного застенка, где австрийское правительство гноило сторонников православной России; в памяти галицийского народа оставалась еще свежей устроенная австрийцами резня воссоединившихся униатов во Львове после оставления его русскими войсками в 1915 г.; не без влияния на настроение униатских масс оказались также доносившиеся из националистического лагеря голоса, усматривающие в религиозном воссоединении с Москвой измену нации, придерживающиеся лозунга: «лучше тиара, чем куколь»; наконец, многие униатские священники, получившие вместе с воспитанием в униатских, а нередко и католических, академиях и семинариях римскую закваску, протянув свои руки к «ралу», пугливо оглядывались назад, на Запад. И невольно хотелось спросить [1] кто при такой сложной психологической и политической ситуации найдет в себе силы нарушить религиозную косность униатских масс, удалить из них выработанную веками боязнь преследования, воспламенить их души любовью к вередедов и прадедов; кто, обнажив всю ложь и неправду католицизма, дерзнет уничтожить обаяние его авторитета в глазах униатского духовенства и поведет последнее за собой; чей, наконец, голос зазвучит открытым призывом к воссоединению с любовно открывающей свои объятия Матерью-Церковью некогда «отторженных насилием» ее детей?!

Этот голос зазвучал скоро после освобождения Галиции от папского ига и фашистского гнета; он зазвучал в самом «униатском Риме» — во Львове; он звучал, как звон набата, он был слышен в Галиции, Волыни, Закарпатьи, во всей Европе; этот голос настойчиво звал униатские массы Галиции вернуться к вере своих дедов, вере, с которой их связывала кровь 500 православных убитых во Львове, когда под стенами его стояло войско Хмельницкого, кровь Наливайки, Остраницы, Железняка, Гонты и других многочисленных руководителей казацких восстаний, вызванных религиозным гнетом, кровь многих тысяч мирных украинцев, умерших в корчах на кольях, на которые они были посажены злобным ренегатом Православия печальной памяти князем Иеремиею Вишневецким. Этот голос, скоро нашедший живой отзвук в тысячах душ галицийских униатов, принадлежал настоятелю Преображенской церкви г. Львова, протопресвитеру, а в то время только скромному Львовскому декану, о. Гавриилу Костельнику. Не ограничиваясь этим призывом, о. Костельник посрятил массу времени, силы и энергии организации самого воссоединения — события колоссальной исторической важности, нашедшего свое завершение на Львовском соборе 1946 г. и справедливо, ставящего имя о. Костельника наряду с именами Георгия Конисского и. Иосифа Семашко. Однако, и после Львовского собора о. Костельник с присущей ему энергией продолжал углублять и расширять дело воссоединения, закреплять положение Православной Церкви в Галиции; чтобы убедиться в этом достаточно видеть номера «Львiвского Вiстника», в каждом из которых вы найдете проповеди отца Костельника, глубокие по своему смыслу и увлекательные по форме с доминирующим в них лейтмотивом — благодарностью Господу, даровавшему возможность обрести «добраго бисера» — веру Православную и с призывом к тому же всех колеблющихся. Но особенно замечательны принадлежащие перу о. Костельника статьи, в которых он, обнаруживая богатейшую богословскую эрудицию, с присушим ему оттенком тонкого юмора беспощадно разоблачает всю беспочвенность догматических новшеств Рима и его исторические неправды.

И вот о. Костельника не стало; не стало пламенного церковного трибуна, деятеля, с именем которого отныне неразрывно связано массовое воссоединение униатов, дело огромной церковно-исторической значимости; злодейская рука неожиданно прервала эту богатую по своему внутреннему содержанию и многоплодную для Святого Православия жизнь. Мы не знаем, кому принадлежит эта рука, но, несомненно, она не принадлежит личному врагу о. Костельника, поскольку их у него не было; его поразила рука его идейных врагов, противников воссоединения, и если, по словам древней поговорки «все дороги ведут в Рим», то не имеем ли мы и здесь дело с незримой нитью, протянутой от Львова к Ватикану?!

Когда-то, уже после своего увлечения католицизмом, Владимир Соловьев выразился о Римско-католической Церкви:

"Она небес не забывала,

Но и земное все познала,

И пыль земли на ней легла".

Хорошо, если только пыль, а если, страшно сказать, и капли еще свежей крови?!

Как ни возмутителен сам по себе этот факт убийства, он лишний раз красноречиво подтверждает всю правоту того дела, за которое отдал свою жизнь о. Костельник, ибо правда для своего утверждения не нуждается в убийстве из-за угла; это — метод темной, боящейся света, неправды. И тем не менее чувство щемящей скорби невольно охватывает душу при мысли о насильственно прерванной жизни выдающегося современного церковного деятеля, и сердце невольно обливается кровью при мысли об убийстве ревностного борца за правду.

Пусть же он, чей, всецело проникнутый исканием правды, жизненный путь вплотную столкнулся с водоворотом исторической бури, найдет «глас хлада тонка» и вечное упокоение в лоне Высочайшей Правды.

Протоиерей Евгений Садовский

[1] Автор этих строк находился в это время во Львове.