ПАСХА В СЕЛЕ

(Из воспоминаний)

«О божественного, о любезного, о сладчайшего Твоего гласа!»

(Из Пасхального канона)

Проходили века, сменялись народы, губительным вихрем проносились войны, множество людских поколений обычной чредой сменяли друг друга, но животворный момент Воскресения Христова остается извечно живым, и весь мир земной и небесный переживает эту живость чувства вместе с мироносицами, с ангелом, отвалившим камень от дверей гроба. С детским трепетом души, с чистым сердцем стараемся мы подойти к моменту этого божественного события, непонятного слабому разуму, но близкого простой искренней вере, приготовляя себя к восприятию этого радостного события 40-дневным постом, ибо Воскресение Христово — основа нашей веры, жизни и упования. «Если Христос не воскрес, напрасна вера наша!» (I Коринф. 15, 17) — восклицает святой апостол. И нередко вспоминается мне один небольшой кусочек дорогих, сладких переживаний — пасхальная ночь в глухом селе, среди лесов и полей.

Особенно памятна мне весна 1921 г. в южной полосе нашей страны, когда она была особенно ранней, когда уже на Благовещение, лес, одетый нежной зеленью шелестел уже мягкими липкими благоухающими листочками, а стада привольно паслись на густой траве под жарким солнцем. Давно отжурчала весенняя вода по камешкам приветных деревенских речек и ручейков. В Великую Пятницу зацвела черемуха, а на сирени готовы были лопнуть душистые бутончики. Озимые посевы вышли уже в трубку и виднелись головки ржаных колосков. Леса и парк, огромный и запущенный, были оживлены множеством птичьих разнообразных голосов. Необычно было в Великую Субботу слышать заунывное кукование, а в сумерки — прелестные трели соловья. Пасха была в этом году 17 апреля.

Кончилась неземная художественная красота Велико-Субботней Литургии. Только что прослушали 15 паремий. «Воскресну Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех...». Священнослужители сменили черные ризы и покрывала на белые; торжественно трогательно отзвучала изумительно глубокая, величавая песнь: «Да молчит всяка плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, ничтоже земное в себе да помышляет...» Священник освятил пять хлебов, пшеницу, вино (масло в этот день по уставу не освящается) для остающихся молящихся на ночное чтение «Деяний Св. Апостолов». Скромная Плащаница возвышалась на середине храма, украшенная густым благоухающим венком из черемухи, подснежников и лесных душистых лиловых фиалок. Не сидится дома весь этот день и особенно вечером Как хорошо! Не ушел бы из оживленного неумолчными птичьими концертами леса, какой особо душистый аромат от древесной листвы, фиалок и черемух охватывает и опьяняет вас! Это — лучший росной ладан, который благодарная природа день и ночь струит из невидимых кадильниц своему Премудрому Творцу и Архитектону.

А кто не знаком с прелестью долгих весенних сумерек? Кому не близка охватывающая вас волна грустных воспоминаний о ваших близких, оставивших эту жизнь, о вашем милом, непорочном детстве под сенью забот и ласки любимых родителей, о светлой незабываемой юности с ее мечтами! А в пасхальную вечернюю пору и сумерки эти настроения, воспоминания и переживания вами особенно остро и рельефно воспринимаются.

Но вот в лесной чаще до вас доносятся 12 мерных, замирающих ударов церковного колокола, извещающего о начале чтения «Деяний», и зовущего в последний раз навестить живоносный Гроб нашего любимого Господа и Спасителя, Который «Язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша; наказание мира нашего бе на Нем, и язвою Его мы исцелехом». (Исаия 53, 5).

Чудесный, высокий архитектурный храм уже полон сгустившегося мрака, ни лампад, ни свечей нигде нет, и только Плащаница освещается массой потрескивающих на подсвечниках свечей. Еще не тесно в храме, но народ в молчании и величавом спокойствии уже прибывает с белыми узелочками из ближних и дальних деревень. На раскладном аналое, перед Плащаницей, один из грамотеев деревни, высокий с проседью, в очках с железной оправой, не робея и не торопясь, раздельно, громко и прекрасно читает «Деяния Св. Апостолов». Прислушиваемся: «И не единыя вины смертныя обретше, просиша у Пилата убити Его: яко же скончаша вся, яже о Нем писана, снемше с древа, положиша во гробе. Бог же воскреси Его от мертвых: иже являшеся во Дни многи совозшедшим с Ним от Галилеи во Иерусалим, иже ныне суть свидетелие Его к людем. (Деян. 13, 28—31). И дальше, и дальше читает высокий старик о Павле и Варнаве, о гонении на них, об исцелении хромого от рождения в Листре Апостолом Павлом. Под чтение это так хорошо и приятно мыслится... И думаете вы, что и на вашу грешную голову упала одна из бесценных капель Пречистой Крови этого Невинного Страдальца, избавив вас от греха, проклятия и смерти. Грустно и стыдно становится от сознания всей мерзости своей черной холодной души и глубины своего падения..

«...И вся терпит мене ради осужденного, Избавитель мой и Бог, да спасет мир от прелести». С этими мыслями я целую пречистые язвы Господа и выхожу из храма, чтобы приготовиться к Светлой заутрене. Коротка, величава, торжественна и непостижима нашим грешным умом «сия, поистине, великая спасительная ночь!». Никто не спит в эту ночь. Нет желания спать. Некогда спать. Нет нужды искусственно создавать себе настроение в эту ночь. Величие неизбежности предстоящего момента — вот оно само настроение, и ты хочешь быть свидетелем и участником Воскресения Христова, этого торжества, этого пира веры нашей.

Первые удары колокола возвещают, что пора итти в церковь. На улице непроницаемо темно и душисто, и в теплой ночной тиши мирно и призывно звучит колокол. Во тьме рельефно выделяются освещенные окна церковного купола. Народ гуще притекает к храму, в ограде на лавочках и на могилках расположился народ. С трудом пробираюсь внутрь храма.

В 11 час. 30 мин. ночи начинается полунощница... Последний раз нежно, мелодично звучит страстной канон «Волною морскою». Плащаницу уносят в алтарь. На 10 минут воцаряется полная тишина и покой.

Ровно в полночь ярко освещается Святая Святых — алтарь, преобразующий небо, и оттуда раздается, пока еще отдаленное, известие о Воскресшем: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесах...» Открываются царские врата, и из алтаря, в блистающих серебряных ризах, выходят на амвон и спускаются вниз по ступенькам — настоятель с крестом и трисвечником, священники с Евангелием и образом Воскресения и диакон с высокой свечей и блестящей кадильницей. Певчие и весь народ с воодушевлением подхватывают: «и нас «а земли сподоби чистым сердцам Тебе славити». У многих вырываются вздохи сокрушения, а по лицам текут слезы радости: в такой великий момент, когда небеса торжествуют, и радуется земля, и ликовствует сама природа, думается: готов ли ты, человек, выйти навстречу Воскресшему Иисусу, отбросил ли ты, хотя бы здесь, в эти святые мгновения, злобу, зависть, ненависть к брату своему, угасил ли ты всегда жгущее тебя пламя страстей—наживы, прелюбодейства; воздержался ли ты от яда осуждения и злословия, омыл ли ты свое сердце, направил ли волю свою к деланию добра, настроил ли ты свой ограниченный разум для славословия Господа данным тебе от Него дарованием — словом, искусством, действием? Действительно ли с чистым сердцем все мы, в такой массе собравшиеся в эту Святую ночь, идем «свещеноснии в сретение Жениху»? Одна от другой зажигаются свечи в руках народа, и в этом море света впереди, высоко над головами народа, колыхаются хоругви, крест и образа... Крестный ход медленно выходит из храма под мелодичные переливы колоколов. Этот пасхальный, искусно исполняемый трезвон, то удаляется, сходя на два колокольчика, то, постепенно возрастая, приближается и охватывает вас громом звуков, и снова удаление, и опять приближение, — все это как бы напоминает нам морские приливы и отливы волн. Торжественно и величаво обходит крестный ход вокруг храма, а трогательная песнь «Воскресение Твое, Христе Спасе» сотнями уст повторяется и звучит победно и торжествующе. Крестный ход вошел на высокий портал храма и расположился между колоннами. Закрыты тяжелые железные двери. Настоятель при абсолютной тишине громко начинает: «Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельней Троице, всегда, ныне! и присно и во веки веков». Хор заканчивает эти слова: «Аминь». И вот наступил тот долгожданный момент, который все мы так трепетно и терпеливо ожидали весь год, а особенно во дни Великого Поста. Радостно поет настоятель первые слова победного гимна нашей веры, нашего чаяния и упования: «Христос воскресе из мертвых...», но мощная волна голосов не дает ему закончить этих слов, она громовым аккордом подхватывает начатые слова и с силой прорвавшего плотину потока несет их вдаль и туда, в бездонную глубину звездного неба, где сейчас же победную песнь повторяют миллиардные сонмы небожителей... «смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».

Прислушайтесь, как красиво поет это простое, великое, доброе сердце русского народа, как все ширится и возрастает победная песнь; она льется медленно и. не удержать ее (Никаким другим чуждым силам, «...смертию смерть поправ...», море победных голосов заполняет соседнее кладбище, переходит в ширь полей и отзывается эхом в ближних лесах. Много и много раз эти слова подтверждают другие великие слова, относящиеся к Христу — Победителю смерти: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его... Тако да погибнут грешницы от лица Божия, а праведницы да возвеселятся».

Открываются церковные двери, и вся эта торжествующая волна вслед за иконами, блещущими серебром, и духовенством вливается в ярко освещенную церковь, и быстро заполняются все уголки храма. Храм горит от паникадил и множества свечей. Все царские двери в алтарях раскрыты, алтари блистают светом. Священнослужители, облаченные в праздничные ризы, идут кадить по храму, а с хор веселым речитативом несется: «Очистим чувствия и узрим неприступным светом Воскресения Христа блистающася и радуйтеся...». Священник радостно и громко возглашает в народе многократное: «Христос воскресе!» Сильным задушевным гулом несется отовсюду в ответ: «Воистину воскресе!». Вот мелькают голубые, зеленые, розоватые ризы среди народа на каждой песне канона. Быстро проходит Светлая утреня. Все ликует и торжествует. Начинается христосование... Хор уже зовет к этому трогательному моменту: «...и друг друга обымем, рцем, братие, и ненавидящим нас простим вся Воскресением, и тако возопиим: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...».

Трижды христосуются с народом священники, а народ друг с другом. Необычайное нарастающее оживление. Христосование выливается и за пределы храма. На амвон выходит настоятель и читает «Слово огласительное» св. Иоанна Златоустого. Это шедевр ораторского красноречия, где раскрывается нам особое милосердие Воскресшего Христа ко всем людям без различия. «Если кто благочестив и боголюбив, да насладится сегодня этим святым торжеством. Да внидет в радость Господа своего». Свет из гроба всем одинаково воссиял. Все равны. Всем обещается награда, прощение греха. Всем в равной мере преподается божественная приветность и утешение. Кто постился и кто не постился, да не смущается; упитанный телец заклан для общего пира. Если кто пришел на этот божественный светлый пир в третий, шестой и девятый час, да не смущается... Если даже пришел кто в одиннадцатый час, да не устыдится и не устрашится — Любочестивый Владыка и последнего принимает, как первого. Он приветствует не только дела, но и наши мысли и желания. Где жало смерти? Где ада победа? Он посрамлен, низложен, упразднен».

В ограде праздничное настроение. Все обмениваются разноцветными яичками. На кладбище христосуются с близкими и дорогими покойниками. Зазвонили к обедне. Пасхальная Литургия идет быстро, напевы простые, стройные и веселые. Под торжественный трезвон, колоколов читается всеми священнослужителями Евангелие от Иоанна в разных языках.

Это особо величественное Евангелие, повествующее о Божестве Иисуса Христа, о миссии Иоанна Предтечи, о благодати учения Христова: «И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать. Ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Иоан.1, 15—17). Быстро заканчиваются последние песнопения Литургии. Освящаются артосы в память прообраза избавления людей от первородного заражения их грехом и избавления иудеев от рабства фараонского.

Окончена обедня. Долго подходит народ ко кресту. Рассвело. Скоро покажется яркое солнышко на безоблачном небе и возвестит людям о славном дне Воскресения. Капли росы блестят на траве и листьях весенних цветов. Высоко в голубом эфире заливаются звонкие жаворонки, как малиновые колокольчики. В ольховых речных зарослях, и в лесу, и в старом темном парке перекликаются соловьи. После жары и духоты в церкви вас приятно охватывает душистая предрассветная прохлада. Пахнет листьями тополя, черемухой « свежим ароматом березы. Несмотря на две подряд бессонные ночи, чувствуется приятная истома тела и здоровое бодрое настроение. Народ расходится группами по деревням, каждый в. свою сторону, и в утреннем воздухе слышно то здесь, то там пение: «Христос воскресе из мертвых...». То совсем далеко, едва уловимо звучит этот мотив, то ближе, то еще ближе, а то вовсе родом за церковью в тех густых кустах за речкой. И какое величие и мощь создаются от этого безыскусственного пения победного воскресного гимна: «...смертию смерть поправ...» Сколько искренней радости приносят вам издалека эти родные русские голоса!

«И сущим во гробех живот даровав», — нежным аккордом замирает где-то уже совсем далеко, далеко за лесом. И в это ясное ароматное утро мы полны твердой уверенности ,в силу и мощь нашего родного народа, в его чистую неподкупную искренность, в его детскую наивную доброту. И верим мы, что никакие провокации, никакие натравливания и поджигательства на кровавые жертвы не страшны великому народу с чистым сердцем, с огромной душой, готовой и способной на любые жертвы, с любовью глубокой и широкой, как море; тому народу, который многократными опытами показал миру свои реальные возможности и уменье отражать и поражать любого недруга. И верим мы в слова Воскресшего: «Я с вами, и никтоже на вас!».

Даниил Двинский