ПРАЗДНИК БОГОЯВЛЕНИЯ В СТАРОЙ МОСКВЕ

6 января Православная Церковь вспоминает евангельское событие на Иордане, когда Господь Иисус Христос пришел к Иоанну Предтече и крестился у него в иорданских водах. По воспоминаемому событию и самый праздник называется Крещением Господним. А так как в этом событии, по свидетельству евангелиста (Мф. 3 16—17), совершилось явление Триединого Бога, то и праздник Крещения известен еще под именем Богоявления. С другой стороны, Иисус Христос с этого момента явил Себя миру, как обещанный Спаситель его: «До дня крещения Он был неизвестен народу, — говорил св. Иоанн Златоуст, — почему Богоявлением называется не тот день, в который Христос родился, а тот, в который Христос крестился». В тропаре и кондаке ясно выражено значение Крещения и как явление Троицы («Тройческое явися поклонение») и как явление Сына Божия («Явился если днесь вселенней»).

Богоявление принадлежит к самым древнейшим христианским праздникам. О нем говорит еще Климент Александрийский (II в.).

Обычай освящать воду в Богоявление точно также ведет свое начало со времен глубокой древности, «от апостольского предания, по преемству в тайне», по выражению Василия Великого. Впервые он явился в Церкви Иерусалимской, где было обыкновение выходить на реку Иордан для воспоминания крещения Спасителя и совершать там водосвятие. В древности же началось и благоговейное отношение христиан к богоявленской воде, которая, по замечанию Златоуста, целый год, а часто два и три года, остается свежею и неповрежденною. В Москве праздник Богоявления совершался в XVII веке с необыкновенною торжественностью.

Накануне, в навечерие, царские часы совершались обыкновенно в Успенском соборе, и их читал соборный дьякон в стихаре. Патриарх не служил часов, но присутствовал при совершении их. Поэтому совершение часов переносилось иногда в Крестовую Патриаршую церковь, когда в соборе «студено было». По той же причине на богоявление употребляли сосуды средние, «а золотых для того не выносят, что в них греть нельзя: мусия портится от жару, и впредь зимою их не выносят к службе».

Порядок службы не отличался от современной. Лишь по окончании часов, по совершении обычного многолетия, Патриарх говорил присутствующим особую речь. Он призывал к себе всех прилучившихся там властей, т. е. Митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов, протопопов и весь священный чин, и гостей, и всех православных христиан и произносил вслух всем: «Празднуем предпразднество Богоявлению Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И молим всемилостивого и всещедрого и преблагаго в Троице Славимого Бога и Пречистую Богородицу, и великих чудотворцев, и всех святых о вселенском устроении и о благосостоянии святых Божиих Церквей и о многолетнем здравии великого государя нашего. Дай, Господи, великий государь наш царь и великий князь (имя рек) владимирский, московский, и новгородский, и казанский, и астраханский, и всея Руси самодержец, здрав был на многие лета... и со всеми православными христианами, в нынешний настоящий год и в предыдущие многие лета!»

Водоосвящение совершалось или после заамвонной молитвы Литургии, или после «Исполним вечерние молитвы» вечерни (в субботу). Литургию и вечерню в Успенском соборе служил сам Патриарх. После обычного начала, он сам говорил: «Царю Небесный» и псалом.

На Литургии, после Херувимской песни, начинались приготовления к водосвятию. Ключари ставили стол пред амвоном, между передними столпами собора, на столе постилали цветные пелены, числом до 8, а на пелены полагали две скатерти. На этом столе ставили две чаши: серебряную да оловянную, в которых воду святили потом, три серебряных кратира, да один ковшик серебряный, и четыре шандала со свечами. Пред столом (с полсажени) на аналое полагали икону праздника. Тем временем сторожа приносили воду с реки и поставляли ее около стола, а у стола полагали колоду или «приступ», на которую становился Патриарх при погружении креста.

После заамвонной молитвы начиналось водоосвящение. Из алтаря выходил Патриарх, неся на голове своей крест. Его вели под руки два архиерея, а около шел диакон с Евангелием. Впереди диаконы и придельные священники несли запрестольный крест и образ Богоматери: впереди же шли со свечами и рипидами. Патриарх становился на своем месте, где облачается, с иконой и крестом становились за амвоном, а Евангелие и крест золотой с фиником («чем кропят государя и народ») диаконы полагали — первое на скатерти, а второй на серебряном блюде. К этому времени в собор приходил царь и становился у заднего столпа. Патриарх раздавал свечи царю, властям, боярам и всем молящимся, кадил икону праздника, стол, алтарь и всю церковь. Тем временем ключари или диаконы наливали воду в чаши, а воду для этого приносили с государева двора «отвариванную», в четырех оловянных сосудах, и если не хватало ее, то доливали речною. Певчие в это время начинали петь стихиры, и освящение воды совершалось по чину. Когда, после Евангелия, Патриарх читал молитву над водою и в этой молитве подходил к молению «о царе, и о царице, и о чадех», то он, взяв в руки крест, обращался лицом к царю, и осеняя его крестом, молился о нем. Для погружения креста Патриарх становился на колоде и, освящая воду, держал крест к востоку, «не обращая к себе». При этом погружении Патриарх сам со служившими архиереями дважды пел тропарь праздника, а в третий раз его пел соборный протопоп с ключарями. Освятив воду, Патриарх погружал в нее свечи государевы и мирские, наливал две кружки водою и посылал их одну во дворец к государю, а другую к себе в келью, «к завтрею», причащаться после обедни, и раздавал воду народу. После этого, налив воды на мису, кропил ею алтарь и всю церковь и, возвратившись на свое место, причащался сам святой воды из кратира, причащал ею царя, властей и весь народ. Для этого Патриарх сам становился на главном амвоне, а сослужившие с ним архиереи и архимандриты в других местах, собора давали каждому причащаться святой воды из кратиров «по единожды». За причащением следовало благословение всех крестом и окропление святою водою. В это время певчие пели тропарь праздника.

По окончании богослужения пономари ставили на амвон аналой с иконой праздника, а посредине собора подсвечник; певчие выходили на середину и пели тропарь и кондак, а диакон возглашал многолетие царю и всему его дому. Патриарх выходил из царских дверей к царю и здравствовал ему со властями своими, а после них здравствовали царю бояре. Протодиакон возглашал многолетие Патриарху, и Патриарху здравствовали власти, потом царь и бояре. Этим и оканчивалась служба в соборе. Царь получал благословение от Патриарха и возвращался к себе во дворец, а Патриарху еще особо здравствовали в алтаре соборяне во главе со своим протопопом.

В самый Богоявлениев день водоосвящение совершалось еще один раз, но уже не в соборе, а на Москве-реке, пред Тайницкими воротами. Крестный ход на воду отличался таким блеском и великолепием, как ни один другой. В нем принимал участие сам Патриарх вместе с многочисленным духовенством, окруженный возможным церковным благолепием; в нем и царь являлся народу в полном блеске своего сана, со всем великолепием и пышностью. Посмотреть на этот ход и на торжественный обряд освящения воды Патриархом на Москве-реке съезжались в Москву русские люди со всего государства, почему и стечение народа в этот день было необыкновенным.

На Москве-реке, пред Тайницкими воротами, где должно было происходить освящение воды, устраивалась высокая красивая сень, на четырех колоннах, с расписным карнизом и золоченым крестом на верху. По углам сени находились изображения евангелистов, а внутри — апостолов и Крещения Господня. Для украшения ее употреблялись раскрашенные цветы из шелковых материй и жести, зеленая листва и птицы, вырезанные из листьев меди. Около этой Иордани ставились особые места для Патриарха и царя. Царское место устраивалось на подобие круглой сени, на пята столбах, с пятью главами, украшенными золочеными крестами. Внутри и снаружи отделывалось резьбою и расписывалось красками, серебром и золотом; между столбов находились рамы со слюдяными окнами; одна из них служила дверью. Кругом сени и мест (царского и патриаршего) обносилась резная решетка, а все пространство ее покрывалось красным сукном.

Самое водоосвящение совершалось перед обедней. В 1682 году, кажется, в первый раз ходили на Иордань после Литургии. Благовест к выходу на воду начинался обыкновенно «в четверть часа дня», т. е. в седьмом часу утра. В это время сходились в Успенский собор с образами из Чудова монастыря, от Николая Гостунского, с Троицкого подворья, от Архангела и из других соборов и изо всех сороков. Вместе с крестным ходом со всей Москвы собиралось в Кремль и всенародное множество. Однако путь от Успенского собора до Иордани был совершенно свободен: по сторонам его, в две линии, были поставлены ратным строем стрельцы, в известном платье, со знаменами и с барабанами.

«В полчаса дни» власти собирались в Крестовую, откуда вместе с ними Патриарх шел в собор. По облачении Патриарха и властей, торжественный звон возвещав о царском шествии в собор. В сопровождении бояр и прочих сановников, царь входил в собор и здесь, в приделе Димитрия Солунского, возлагал на себя большой царский наряд. Приложившись к иконам и мощам, он подходил к Патриарху и, получив от него благословение крестом и рукою, становился у заднего столпа. Ключари раздавали кресты и иконы и устанавливали в порядки священников с иконами. Между прочим иконы на воду брали только те, которые носили в малых крестных ходах, только крест большой и фонарь, да Евангелие харатейное из Архангельского собора. Последнее несли два диакона в особом бархатном ковчеге, вынув предварительно тетрадь, по которой Патриарх читал Евангелие на Иордани.

Крестный ход открывали стрельцы в числе 400 или 600 человек. Они были в лучшем цветном платье и шли по четыре человека в ряд, с золочеными пищалями и винтовками, с золочеными копьями и протазанами. За ними следовало многочисленное духовенство в богатейших облачениях, с Патриархом во главе. Впереди шли два соборные священника, наблюдавшие за порядком и местом участников хода. Когда крестных ход выходил в западные двери, царь шел и останавливался в южных дверях. Проходя мимо него, Патриарх осенял его крестом, а духовенство чествовало поклонами. За Патриархом следовал царь со своею парадною свитой по три человека в ряд. Впереди шли дьяки и те служилые люди, которые были в бархатных кафтанах; за ними — дворяне, стряпчие, стольники в золотых кафтанах и наконец, ближние люди в богатых шубах. Сам государь шел в большом царском наряде. На нем было царское платье из дорогой золотой материи, с жемчужным кружевом, усыпанным драгоценными каменьями. Царский венец блестел алмазами, изумрудами, яхонтами; плечи государя покрывали великолепные бармы; на груди его, на золотой цепи, был крест, а в правой руке жезл, украшенный золотом и каменьями. Под руки поддерживали государя двое стольников.

Когда крестный ход приближался к Тайницким воротам, вперед отправлялись ключари и кропили святою водою путь, Иордань и места царское и патриаршее. С собою же они приносили в ковчеге крест жемчужный для погружения, а большой золотой, который нес Патриарх на главе, не погружали. У Иордани на трех аналоях, они размещали иконы: на среднем полагали крест и Евангелие, крест на мисе, на правом - иконы Предтечи, Николая чудотворца и др., на левом — Влахернской Богородицы, Московских чудотворцов и в том числе Сергия и др. Соборные диаконы очищали лед на Иордани сеткою, обшитою красным сукном.

Когда царь и Патриарх становились на свои места, власти подходили к ним и отдавали поклоны. Патриарх осенял крестом государя и народ, раздавали всем свечи, кадил и потом совершал водоосвящение по чину. Нужно заметить, что чин начинался в соборе, и во все время хода на воду царские певчие пели стихиры: «Глас Господень». После креста Патриарх погружал свечи государевы, даже в 1656 г., хотя в этом году действо совершалось уже «по Чиновнику по новому печатному, а в Чиновнике о том не написано, в кое время свещи погружать».

По освящении воды Патриарх почерпал ее серебряным ведром и передавал ее ключарям, наполнял ею государеву стопу для дворца и, взойдя на свое место, здравствовал государю, давал ему в своей руке крест целовать, кропил св. водою и кадил. За ним прикладывались ко кресту и окроплялись власти, бояре и все люди, поздравлявшие царя, а для окропления знамен и войск, расставленных по Москве-реке, посылались два архимандрита. С воды крестный ход возвращался в том же порядке. Патриарх нес крест уже не на голове, а в правой руке, а в левой _ посох. За ним два архиерея или архимандрита кропили св. водою по обе стороны пути. Патриаршие певчие в это время пели «Воспоим вернии» и задостойник. В соборе Патриарх кропил святой водою весь храм, сам пил святую воду и подавал пить государю и всем людям, а около него один архиерей раздавал антидор, а другой — «благодарный хлеб». Однако воды святой пить не подавали потому, замечает современник, что «довольно на реке было напиться, благодаря Бога».

Царь с воды ехал в санях и, получив в соборе благословение от Патриарха, отправлялся слушать обедню к празднику на Троицкое подворье.

После обедни соборяне ходили со святой водою к Патриарху и царю и получали от них денежные дары. У царя в этот день постоянно бывал праздничный стол для духовенства и бояр, за которым он жаловал дары, большею частью, в виде нового облачения.

Впрочем, кажется, не всегда в Москве совершался крестный ход на воду в день Богоявления. По крайней мере, под 1656 годом писан ход «к крестильнице» накануне, а в самый день праздника Крещения нет упоминания о крестном ходе, ни об освящении воды.

Проф. Г. П. Георгиевский