Выход в свет «Службы всем святым, в земли Российстей просиявшим» (издание Московской Патриархии 1946 г.), помимо того, что отсутствие подобной книги весьма сказывалось в богослужебной практике, является примечательным событием. Книга никак не заменяет, конечно, «Житий святых», в новом издании которых давно назрела потребность, но тем не менее способна не только удовлетворить церковным нуждам, но и вызвать целый ряд дум и размышлений. Для того, кто знает и любит историю своего Отечества, кто знаком с житиями и деяниями славных его сынов, для того и в этой небольшой книге открывается изрядная духовная сокровищница. Святители и благоверные князья, преподобные и Христа ради юродивые, доблестные мученики российские какая дивная галлерея избранников Божиих! Духовное величие святых неразрывно сочетается с их высокой гражданственностью, в них сверкают алмазами лучшие качества человеческой души, в них кристаллизованы благороднейшие черты национального характера.
Позволительно думать, что нет надобности брать для доказательства прославленные имена свв. Антония и Феодосия Печерских, Александра Невского и Сергия Радонежского, Московских Митрополитов и Патриарха Гермогена. Даже малообразованному человеку хорошо известно, какое редкостное сочетание добродетелей было воплощено в знаменитом основателе обители во имя Пресвятой Троицы. Пламенный патриотизм и миролюбие, мудрость и нестяжательство, смирение и любовь к ближнему. И как венец всего стремление к Богу, взыскание вышнего града. Можно лишь поражаться тому, как щедро наградил Создатель подвижника, как дивно прославил его еще в земном странствовании. Жизнь преподобного Сергия так преисполнена святостью, что вряд ли нуждается в подробных толкованиях.
Подобное утверждение не умаляет ни на иоту достоинства любого из российских святых. Напротив, в каждом из менее известных угодников открываются при изучении их жизни такие духовные богатства, что православное вероучение почло бы величайшим кощунством всякую попытку применить к небожителям какую-то сравнительную классификацию. Никогда и нигде не внушает Церковь своим последователям, что святой (имя рек) гораздо выше и преславнее другого; И если порой мы обращаем наши прошения частного характера (например, об исцелении от данной болезни) к определенному святому, то этим самым нисколько не предпочитаем его остальным, а только, опираясь на то, что в своей земной жизни он часто сталкивался с подобной немощью, верим, что и его душа скорее услышит наши молитвы.
Сонм русских святых велик, — труды их прекрасны. Но на некоторых из их подвигов необходимо подольше остановить внимание верующих, дабы они хотя частично осознали громадную ценность такого подвига. Избирая для настоящей статьи произвольно несколько фигур, мы пребываем в глубоком убеждении, что полученные при этом выводы останутся в силе, если воспользоваться для поставленной нами цели и любыми другими именами.
Середина XIII века. В трудную для отчизны пору довелось владеть Черниговом христолюбивому князю Михаилу. Русские земли опустошены и покорены свирепыми монголами. В неравной борьбе с завоевателями пали смертью храбрых св. Георгий, великий князь Владимирский и его дружинники, погибшие за Родину в ожесточенной борьбе с врагом на реке Сити (1238 г.). Долго, но тщетно ищет Михаил за рубежом помощи отечеству. Приходится со скорбью взирать, как один за другим путешествуют в ханскую столицу русские князья, чтобы ценой унижений и заискивания удержать за собою власть. После длительного раздумья решает Михаил подчиниться сильнейшему, но как примириться с язычеством двора Батыева? (Монголы почитали тогда солнце, луну, воду, землю и требовали от всех иноверных поклоняться их идолам и выполнять очистительные обряды, вроде прохождения между двумя кострами). Можно перенести всякое поругание, рассудил князь, но святой верою надо дорожить больше всего. Духовник Михаила, епископ Иоанн укрепил его в этой мысли: «Исповедуй веру христианскую. Лучше принять мученический венец, нежели поклониться твари».
Михаил и сопровождавший его в орду боярин Феодор — муж, не уступавший князю в благочестии и твердости духа, категорически отказались выполнить требования языческих жрецов. Напрасно внук князя и некоторые из свиты умоляли Михаила не противиться. Чтобы поддержать стойкость своего господина, Феодор напомнил ему слова Спасителя: «Иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим!» И Михаил мужественно исповедал свою веру перед вельможами хана. Ни ласки, ни угрозы не возымели на него ни малейшего действия. Даже язычники изумлялись такой непоколебимой преданности князя Православию: существует предание, что Батый, которому передали непреклонный ответ Михаила, воскликнул: «Это — великий человек!»
После зверского избиения и пыток Михаил и Феодор были обезглавлены в Орде. Это совершилось 20-го сентября 1244 г. — Память их празднуется Церковью в этот день. Наши предки благоговейно чтили страдания мучеников, называя их подвигом «за веру».
Сколько таких подвигов запечатлели летописи в период монгольского нашествия и владычества над Русью! Умиравший на поле боя рязанский князь Олег Игоревич отклонил предложение приближенных хана о помощи, при условии отказа от родной веры и обычаев. «С врагом христианства не могу быть в приязни» — ответил Олег и был изрублен в куски.
Радетельный о храме Божьем, благочестивый и просвещенный св. Василий князь Ростовский (память 4-го марта; в княжение Василия был завершен строительством прекрасный ростовский собор) был взят в плен после упомянутого выше сражения на р. Сити. За отказ перейти на службу к монголам и жить по их обряду, смело исповедавший веру своих отцов, Василий был варварски умерщвлен в Шаренском лесу (в 25 верстах от Кашина).
Св. муч. Роман, князь Рязанский (память 19-го июля) воспитывался в скорби и слезах о разоренной земле русской. Стараясь утешить порабощенных подданных и помочь им, Роман по клевете одного баскака, которого он всячески удерживал от насилий при сборе дани, был обвинен в оскоблении хана Менгу-Темира и его веры. Разгневанный повелитель монголов предложил Роману выбор между их верой и смертью. «Христианин не может менять своей веры на другую!» — твердо заявил князь. После жестокого истязания и содержания в темнице его вывели на место казни. Мучили исповедника с неописуемым зверством: отрезали язык и выкололи глаза, отсекли уши, губы, сперва пальцы на руках и ногах, а потом и самые конечности. Когда туловище подавало еще признаки жизни, изверги содрали с головы мученика кожу и наконец обезглавили князя (19 июля 1270 г.).
Таким образом, принять мученическую кончину за свою землю и родную православную веру русский человек всегда считал для себя радостным жребием. Лучше смерть, чем отступничество, — такой выбор делали истинные воины Церкви Российской. И отечественная агиография назидает нас еще многими примерами мученичества. Киевляне Феодор и Иоанн, пострадавшие в самые первые годы христианства на Руси, виленские мученики, дерптский пресвитер Исидор с прихожанами, стойкий борец против унии св. Афанасий Брестский — все они сияют такой же христианской доблестью. Память о них перейдет и в грядущие века, чтобы служить могущественнейшим средством к укреплению веры колеблющихся. И всегда будет напоминать о них верующим Церковь, призывая: «Приидите, мучениколюбцы вернии, песньми почтим первомученики русския..., идолам не поработавшая и крови своя за Христа давшая!» [1].
Эту любовь к родной земле и вере, ярко горевшую в сердцах героев-первомучеников, последующие поколения русских людей сберегли, как драгоценнейшее наследство, и приумножили неисчислимыми подвигами и делами. Какими достойными потомками Михаила Черниговского и св. князей рязанских и ростовских явили себя скромные сельские священники, наотрез отказавшиеся воссылать молитвы за Наполеона и защищавшие своими телами от осквернения храмы, замученные и убитые озверевшими бандами. Сколько таких свидетельств, широко известных и еще не ставших достоянием гласности, обнаружено в недавней Великой Отечественной войне! И не может быть сомнения, что какие бы еще испытания ни выпали в будущем на долю нашего Отечества, всегда объявятся сотни и тысячи русских людей, патриотов и христолюбцев, про которых с гордостью и восхищением станут говорить их сограждане и весь мир.
«Честна пред Господем смерть преподобных Его».
Лучшие сыны Руси послужили Родине и Православию, сражаясь на поле брани или мужественно погибая от руки мучителей. Но были и другие замечательные русские люди, которые, уйдя в тихие обители и отказавшись от временных радостей мира — любви, славы, семейного счастья, радели об Отечестве, вере и ближних своих не менее сильно и глубоко. Об этом повествует многовидная жизнь преподобного Дионисия, архимандрита Сергиевского (память 12 мая). В 1610 г. Дионисий переводится Патриархом Гермогеном в Троицкий монастырь, только что перенесший полуторагодовую осаду. Тяжелые испытания переживало тогда Московское государство. В столице хозяйничали польские войска, вокруг нее рыскали отдельные вражеские отряды и шайки тушинского вора. Толпы несчастных, голодных и искалеченных простолюдинов стекались в монастырь в поисках помощи и пристанища. Страннолюбивый Дионисий развернул кипучую деятельность: в подмонастырских слободах открываются больницы и дома для бесприютных. Рассылаются нарочные отыскивать изнемогших по лесам и дорогам. Сам архимандрит и братия довольствуются овсяным хлебом и водою, чтобы сберечь лучшую пищу для отощавших и обессиленных. «Егда не бысть прибежища людям бедствующим, еже укрытися, тогда ты, преподобне Дионисие, крепкий помощник страждущим явился еси». В этих лаконичных словах молитвы [2] обрисована трогательная, евангельская любовь священноинока к людям.
От забот об отдельных людях Дионисий переходит к заботе об исстрадавшейся Родине. В том же 1610 г. пишет он в Рязань, призывая стать за отчизну. Осенью следующего года Дионисий и келарь Авраамий Палицын отправляют послания в Нижний Новгород и другие волжские города, умоляя о помощи Москве. Каждый советский человек знает, какое значение имела одна такая грамота, попав в руки знаменитого Кузьмы Минина. Когда сформированное уже ополчение несколько задерживается в Ярославле, Дионисий посылает князю Д. М. Пожарскому одного инока за другим с горячим увещанием поспешить. 11-го августа 1612 г. архимандрит-патриот, возглавивший после мученической кончины Патриарха Гермогена духовное руководство борьбой с интервентами, благословляет на горе Волкуше народную рать в поход, снабдив ее, кроме того, порохом и свинцом из монастырских осадных орудий. При громадном стечении народа служит он благодарственный молебен на Красной площади освобожденной вскоре от врага Москвы. Патриотическое горение преподобного сделалось навсегда достоянием нашей истории.
Как и незабвенному Максиму Греку, немало пришлось пострадать Дионисию за ревность к вере. Не успели еще закончиться восстановительные работы в монастыре, как преподобный вызывается в Москву, где ему поручают пересмотреть требник. Много и долго трудятся исправители, сверяя текст по древним славянским спискам и греческим образцам. Но благодаря интригам завистников, эта важнейшая работа привела к тому результату, что Дионисий и его ближайший помощник священник Иоанн были объявлены на церковном соборе 1618 г. еретиками и запрещены к священнослужению. До отправки в ссылку в один из дальних монастырей, преподобного долго держали в Московском Новоспасском, где томили в дыму бани, морили голодом, держали в оковах. Дионисий стойко переносил эти надругательства, уверенный в своей правоте.
Только по ходатайству прибывшего в Москву Иерусалимского Патриарха Феофана и по получении разъяснений от остальных восточных патриархов, одобривших исправления Дионисия в богослужебных книгах, преподобный был освобожден из темницы и совершенно оправдан.
Проведя жизнь в таких истинно христианских подвигах, Дионисий мирно преставился в 1638 году. Мощи его почивают под спудом в Троице-Сергиевом Лавре. Русская Церковь может справедливо гордиться тем, что она взрастила в своем лоне столь светлую личность, как Дионисий Сергиевский, имя которого не может оставить равнодушным даже человека, чуждого религии.
До сих пор сохраняются в памяти нашего великого народа имена муромских князей Давида и Евфросинии. Правда, уцелело очень немного достоверных сведений о жизни этой благочестивой четы, но поэтическое народное творчество дополнило их множеством трогательных рассказов и легенд. Наибольший же интерес представляет написанная около 1540 г. «Повесть о муромском князе Петре и супруге его Февронии», принадлежащая к самым замечательным произведениям древней русской письменности [3]. Основное содержание этой прекрасной повести, любопытные эпизоды и детали, которые щедро в ней рассыпаны (не говоря уже об ее исключительно своеобразном стиле) настойчиво утверждают одну и ту же мысль. Составитель жития угодников, помещенного в Прологе (память их празднуется Церковью 25 июня), заимствовал для него все вероятное из упомянутой повести и отвергнул, разумеется все сказочное.
Возникает естественный вопрос: что же именно в жизни муромского князя и его жены так поразило воображение наших далеких предков, если оно сплело вокруг имен Петра и Февронии такой чудесный венок, в котором поэтический вымысел искусно сочетается с действительными событиями? Надеемся, что если предложить верующему читателю хотя-бы самое краткое изложение жития — повести (где он без всякого труда сумеет отделить легендарное от фактического), то его исключительная ясность и направленность избавит нас от длительных рассуждений и комментариев.
Сын князя Юрия, Давид правил в Муроме с 1203 по 1228 годы. Незадолго до начала правления мужественного князя — участника многих походов постигает тяжелая болезнь: все его тело покрывается струпьями и язвами. Старательно, но тщетно пользуют его местные врачи. Тогда прослышав, что особенно славится искусниками по этой части Рязанская область, Давид приказывает везти его туда, ибо от изнурения он не может даже сесть на коня. Дочь древолазца — бортника, скромная девушка из деревни Ласково, по имени Евфросиния, соглашается вылечить князя, если он возьмет ее себе в жены. Давид признает высокие качества ума и сердца своей исцелительницы, но медлит, находя неприличным для князя сочетаться с крестьянской дочерью. Тогда болезнь возвращается к нему с прежней силой. Благочестивый Давид, видя в этом указание свыше, перестает колебаться, и с помощью той же Евфросинии получает тогда полное исцеление.
Однако, простое происхождение княжеской супруги шокирует муромскую знать, и она ставит своему князю условие: отпустить жену или покинуть Муром. Как истинный христианин, князь твердо помнил евангельский завет: «что Бог сочетал, человек да не разлучает». Поэтому Давид не предпочел почести и преуспевания, а верный христианскому долгу оставил княжение и некоторое время жил с Евфросинией совсем бедно. «Блаженный же князь Петр не возлюби временного самодержаства кроме Божиих заповедей, но по заповедем его шествуя и держашеся их, якоже богогласный Матфей в своем благовестии вещает, рече бо: яко иже аще пустит жену свою разве словеси прелюбодейного и оженитца иною, прелюбы творит».
Но нескончаемые раздоры среди бояр вынуждают их просить Давида и Евфросинию вернуться в Муром. Долгое правление князя было мудрым и милостивым. Давид не был стяжателем: когда великий князь Всеволод за участие в походе против мятежных рязанских и пронских князей наградил его богатым Пронским княжеством, то через малое время Давид вернул его прежним владетелям.
Оба супруга вели постническую и целомудренную жизнь, не любили ни гордости, ни корысти. «И держаствующа во граде своем, и ходяше во всех заповедях и оправданий их беспорочно, в молитвах непрестанных и милостынях и ко всем людем, под их властию сущим, аки чадолюбивый отец и мати: беста бо ко всем любов равну имуща... беста бо своему граду истинная пастыря, а не яко наемники, град свой истиною кротостию, а не яростию правяще...»
Достигнув глубокой старости, Давид и Евфросиния одновременно облекаются в иноческое одеяние под именами Петра и Февронии. Они усердно просят Господа, чтобы смерть постигла их в один и тот же час, и не желая разлучаться друг с другом и в будущей жизни, приказывают устроить для себя общую каменную гробницу с двумя ложами. Незадолго до кончины праведная Феврония, будучи в монастыре, вышивает серебром воздух для соборного храма, когда посланец князя приходит к ней со словами: «Сестре Феврония! Я хочу отходить уже от тела, но жду тебя, чтобы отойти с тобою вместе». Княгиня умоляет Петра повременить, чтобы она смогла закончить свою работу, но напоминание присылается еще дважды, и в повести имеются прелестнейшие строки о том, как Феврония откладывает воздух с недошитым ликом, заматывает нить вокруг иглы, чтобы преставиться одновременно со своим замечательным супругом.
Жители Мурома положили тела их в разных церквах и гробницах, ибо сочли неудобным поместить их вместе, как скончавшихся в монашестве. Но на следующее утро тела их были обнаружены лежащими рядом в соборной церкви, в заранее приготовленной ими гробнице. Это повторилось и еще раз, после чего не пытались уже разлучать почивших угодников.
Вот какой замечательный супружеский союз являют собой праведный Петр с Февронией. И все подробности и штрихи, которые прошли перед нами — князь неоднократно извещает супругу, что он готовится расстаться с земной жизнью, неразлучные при жизни оказываются соединенными и по смерти и т. д. — подчеркивают, что никогда ни делом, ни помыслом праведники не осквернили таинства, освященного Церковью. Несомненно, что такой высокий пример христианского единения в браке сохранит свое значение во все времена. Вот почему и поныне новобрачные испрашивают себе молитвенную помощь святых Петра и Февронии, житие которых составляет глубоко нравственную и благоуханную в своей лиричности страницу российской агиографии.
Г. ЗВЕНИГОРОДСКИЙ
[1] Служба всем святым, в земли Российстей просиявшым. Канон, песнь 1 (стр. 7).
[2] «Служба всем святым, в земли Российстей просиявшим». Канон, песнь 4 (стр. 10).
[3] В нескольких вариантах повесть приведена в «Памятниках старинной русской литературы». С. П. Б. 1860. Выпуск 1, стр. 29—52.