Всякий раз, как читаешь евангельский текст: «И когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо», — становится грустно.
В течение сорока дней после Своего Воскресения Христос еще оставался на земле, освящая ее Своим присутствием.
И в память об этом от праздника Святой Пасхи до Вознесения наш слух услаждается торжествующими напевами «Христос Воскресе» и пасхальными стихирами, наполняющими душу священным трепетом, и мы сильнее испытываем невыразимую радость, которая ниспосылается нам самим Небом в пасхальные дни. А когда наступает праздник Вознесения Господня и мы знаем, что больше не услышим этих чарующих мотивов, и Господь после дней пребывания среди нас как бы отдалится от нас, — тогда легкая тень грусти ложится на душу, как будто что-то отрывается от сердца.
Представляется беспредельная синяя знойная даль, в безмолвной молитве внимающая Создателю природа Палестины, Елеонская гора, покрытая масличными деревьями, самый воздух, напоенный молитвой; предстоящие апостолы, исполненные сознания возложенной на них миссии, и возносящийся от земли Христос в ореоле незаходимого света. Увеличивается расстояние между Учителем и учениками. Вот облако скрыло Спасителя, и апостолы остаются одни... Грустно...
Чья дерзновенная мысль могла бы последовать за Господом?
Хочется представить себе, какими чувствами были исполнены сердца апостолов в тот момент, когда Христос, благословив их на подвиг проповедничества евангельской истины, удалился от них и оставил землю. (Кажется, им также было грустно. Они осиротели. Хотя Господь и сказал им: «Не оставлю вас сиротами, приду к вам», но ведь они уже больше не видели на земле своего любимого Учителя.
Вскоре после Вознесения, исполнившись, по обетованию Божьему, Духа Святого, апостолы рассеялись в разные стороны. Их семья как бы распалась. Труден был их путь; он был полон всяких лишений, гонений, но они не останавливались ни перед какими испытаниями, потому что, преданные своему Божественному Учителю, жили только одним желанием исполнить Его волю: распространить свет христианского учения.
Получив от Бога дар проповедничества, они возвестили истину всему миру. От светильника веры, который приняли апостолы от Самого Иисуса Христа, загорелось много огней во всех концах земли. Множество человеческих душ возродилось для новой духовной жизни, потянулось к святому учению, затосковало о небе, устремилось по пути к нему.
Путь был указан. В святом Евангелии с неисчерпаемою мудростию и замечательной простотою и ясностью изложены законы нравственности, указано, как надо жить, о чем думать и заботиться, чтобы до наивысшей награды, — вечного единения со Христом.
Но так ли живем мы? Следуем ли заветам Спасителя.
Не отдаляемся ли мы сами от Него?
И не потому ли грустно нам, что мы мало заботимся о потребностях души, а ведь она томится и грустит о небе, и хоть мы часто забываем о ней порою дает себя чувствовать очень сильно?
Писатель Короленко в одном из своих произведении устами матери слепорожденного ребенка говорит: «Мы часто грустим о невозможном», то есть как бы о том, чего мы не знаем, но что предощущает наша душа. Мы порою испытываем грусть и тогда, когда к этому нет никаких видимых причин. Не есть ли то грусть души о небесной родине, о том, что скрыто, что очень далеко от нас, что кажется нам недоступным но к чему все же живет в нас непреодолимое стремление. Это нечто забытое, но родное, зовущее... когда-то очень давно слышанное и виденное нами, оставившее по себе хотя и неясное, но неизгладимое и дорогое воспоминание. И вот хочется воскресить это воспоминание с полной ясностью и отчетливостью.
Почему при виде всего красивого вместе с восторгом вы переживаете также и грусть? Не потому ли, что всякая видимая нашими земными очами красота напоминает о красоте нетленной, манящей душу куда-то еще, к какой-то еще большей, великолепнейшей красоте.
Эта грусть не тяготит свинцовой тяжестью душу, она не похожа на тоску отчаяния или пустоты, но она заставляет искать Того, Кто дает покой душе, Кто является источником всего красивейшего и совершеннейшего. Эта грусть подобна появляющемуся неожиданно на лазурном небе облачку, за которым хочется последовать и проследить его путь.
Если наша душа наделена способностью воспринимать не только восторг и радость, но также грусть и печать, то мы, естественно, не можем не знать этих чувств.
И не потому ли, когда природа в полной красе, когда, как гласит народный календарь: «К Вознесенью дню все цветы весенние расцветают Христа Батюшку потаенною молитвой в сады райские провожают», когда душой мы провожаем Христа, когда Христос возносится от земли, отдаляется от нас, и вместе с этим как бы отдаляется и радость Воскресения Христова, — грустим мы? В пасхальные дни Спаситель как-то ближе был к нам, а теперь ушел от нас. И жаль расстаться с радостью о Господе.
Как удержать в душе образ Спасителя, чтобы никогда не расставаться с Ним, чтобы не испытывать томящего чувства отсутствия Божества? Евангелие повествует нам, что апостолы, после того как видели возносящегося Господа, поклонились Ему и с радостью великою возвратились в Иерусалим, потому что Христос всегда оставался в их душах и радость о Христе не покидала их.
Господь через святое Евангелие именно к этому-то постоянному единению с Ним и призывает всех нас. Если мы иногда не слышим Его зова, не ощущаем Его присутствия, так только потому, что засоряем свою душу греховною жизнью.
Иногда ведь бывает так, что один и тот же предмет то кажется нам прекрасным, достойным поклонения, вызывает у нас слезы умиления, желанье молиться, а то вдруг тот же самый предмет, то же явление не волнует нас, не говорит нам ничего, будто и не существует для нас вовсе. Не означает ли это очерствение нашей души, потерю чуткости, — этого ценнейшего Божьего дара? Христос говорит: «Имеющий уши слышать, да слышит, имеющий очи видеть, да видит». А мы часто и видя не видим и слыша не слышим, от того что нет у нас духовного зрения и слуха или притуплено то и другое, вследствие нашей отдаляемости от Бога, от той жизни, которой Он учит нас. И своими слабыми силами, без помощи Божией, мы не можем ни возвратить, ни оздоровить в себе ни духовного слуха, ни зрения, которыми, несомненно, была одарена Богом каждая человеческая душа. Как же нам приобрести эти чувства, чтобы повсюду видеть и слышать Господа, чтобы встречаться с Ним постоянно в условиях земной жизни?
Только исполнение воли Его может приблизить нас к Богу.
Каждого человека Господь ведет своим путем, желая спасти его бессмертную душу, вернуть ее к жизни светлой и вечной, к которой безотчетно и неудержимо рвется и грустит душа.
Но часто мы не хотим итти по пути, указанному нам Богом, уклоняемся от него, ищем чего-то еще, стремимся, сами не знаем к чему, тогда как Бог знает лучше нас самих наши способности и силы.
В любых обстоятельствах, при всяких условиях душа может чувствовать Бога.
Прежде всего в исполнении закона Божия, — в чуткости, в любви друг к другу, в добрых делах мы встретимся с Господом, увидим и ощутим Его возле нас близко.
Во всем окружающем нас внешнем мире мы также можем видеть Его: и в красотах природы, и в искусстве.
Когда вы видите перед собой картину гениального художника или слышите музыкальные звуки любимого композитора, или читаете произведение любимого писателя, тогда вы испытываете чувство, близкое к религиозному, и во всем этом чувствуете и видите отражение Божественной красоты, потому что все прекрасное, все то, что рождает в нас устремленность к высокому и идеальному, имеет своим началом Бога, ибо от Него исходит и служит прямо или косвенно напоминанием о Том, Кто является Начальником жизни, Промыслителем о нашем спасении, Кто в своих неисчислимых дарах проявляет к нам любовь и милосердие и зовет притти к Нему.
Ведь может случиться, что очень зачерствелую больную душу, потерявшую веру в доброе и святое, ничто не трогает, не умиляет; быть может, даже и самое доброе отношение, — и вдруг какая-нибудь знакомая мелодия напомнит ему голос матери, поющий над ним в детстве ту же мелодию, и вместе напомнит детские радости светлой невинной души; или несколько строк вдруг тронут и покорят своей правдой, сердечностью, благородством и ясностью мысли, силою отражения внутренних переживаний, и душа станет искать и увидит и доброе и чистое. Или какой-нибудь скромный полевой цветочек, своею безмолвною лаской умилит эту душу до слез и заставит молиться, и душа, кажущаяся глухой ко всему, встрепенется и станет любить и благословлять мир Божий и свой земной путь, предназначенный Богом, и все, что видит вокруг, в порыве благодарности и возрожденных душевных сил скажет словами поэта:
Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды,
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму.
И одинокую тропинку
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду.
Такое всеобъемлющее чувство любви, как передает нам А. К. Толстой, наполняло блаженством душу Иоанна Дамаскина, когда он, оставив роскошь дворца и славу, шел к давно зовущему его монастырю, чтобы там понести монашеский подвиг.
Такие чувства могут быть знакомы человеку в лучшие минуты его жизни, когда он душою своей, всем своим существом чувствует во всем дыхание Божие.
Все проявления человеческого духа имеют между собою какую-то связь и как бы отождествляются в окружающем нас мире, и часто если не одно, так другое напомнит ему о Боге, всколыхнет чувство красоты и вознесет душу над землей.
Сильно и красноречиво говорит нам о Боге сама природа.
Когда вы смотрите на звездное небо, оно кажется вам родным и зовет к молитве.
Когда вам случается итти полем среди колосящихся хлебов, когда ветер шумит колосьями и плавно клонит их к земле, не молитву ли слышите вы в этом шорохе, не кажется ль вам, что колосья все вместе и каждый в. отдельности склоняются в молитве, прославляя Бога, и не испытываете ли вы желания встать на колени и помолиться в открытое небо и вместе с трогательно и неподражаемо изящными и милыми колосьями поклониться до земли Превечному Богу, Который дал жизнь каждой травинке?
И опять вспомните вы и другие слова того же автора А. К. Толстого из его стихотворения И. С. Аксакову:
Нет, в каждом шорохе растенья
И в каждом трепете листа
Иное слышится значенье,
Видна иная красота.
Я в них иному гласу внемлю,
И, жизнью смертною дыша,
Гляжу с любовию на землю.
Но выше просится душа».
Жажда духа подняться выше над землей и хотя на миг приблизиться к Богу родится часто при соприкосновении и с внешней красотой.
В видимых нами красотах природы отражается нетленная небесная красота, что влечет наши души и немолчно проповедует о Том, Кто создал небо и землю, о Ком поет и ручей и шепчет трава, и шелестит листва, Кто наполняет Собою вселенную.
И если только мы своею недостойною перед Богом жизнью не закроем себе доступ к пониманию этих красот, не заглушим греховностью голос души и будем обращаться к Нему с молитвой, мы увидим Господа, и всегда и везде будет Он с нами по слову Его: «Се Я с вами во вся дни до скончания века. Аминь».
Н. ВАСИЛЬЕВА