НЕЗАБВЕННЫЙ ПОБОРНИК ПРАВОСЛАВИЯ В БЕЛОРУССИИ
(Памяти Архиепископа Георгия Конисского)
У абсолютного большинства виднейших деятелей Церкви одаренность в деле христианско-просветительной деятельности проявляется очень рано, а глубокохристианская настроенность аскетического склада, обычно наследственная, с ранних детских лет.
Но у выходцев из семейств родовитых, ряд поколений которых жил в спокойных и внешне комфортабельных условиях, такая настроенность зачастую приходит с годами, приходит с жизненным опытом, с жизненными переживаниями, опираясь на большие положительные знания.
Так было и у святителя Георгия.
Родился он в г. Нежине в семье черниговских дворян Конисских 20 ноября 1717 г. Фамилия Конисских родоначальниками своими имела видных представителей украинского казачества, немало потрудившихся над сближением, а затем и воссоединением Украины с братской и единоверной Россией.
В 1728 г. Григорий (мирское имя Конисского) поступает в Киевскую академию — знаменитый рассадник знаний... многих сотен просвещеннейших деятелей Церкви, богословской и светской науки и культуры, государственных мужей XVII—XVIII веков. Там одаренный юноша проявил блестящие способности, особенно в области философии и пиитики. Эти знания опирались на капитальную базу изученных им в совершенстве языков: греческого, еврейского, латинского, немецкого и польского. Он не стремился к формальному окончанию курса академии, к выходу из нее прежде чем не почерпнет всего того, что ему могли дать академические преподаватели. Поэтому его пребывание в академии затянулось до 1744 г., в Каковом он был пострижен в монашество с наречением ему имени Георгия.
С 1745 г. начинается профессорская деятельность Георгия по кафедре философии в родной академии. Деятельность Георгия в качестве профессора, префекта и ректора — одна из золотых страниц в славной истории Киевской академии. Современники согласно говорят
о поразительно широкой для их времени эрудиции молодого иеромонаха (позже — архимандрита) во всем круге учебных дисциплин академии, его неукротимой энергии, усидчивости и ораторском искусстве. В его преподавании не было столь обычной для того времени схоластичности, в административной деятельности — элементов черствого нажима. Учебно-педагогическая деятельность Георгия, на которой мы не имеем возможности остановиться, — ценный вклад в украинскую культуру в ее целом. Исключительные качества ученого архимандрита стали хорошо известны в столице, и в августе 1755 г. Святейший Синод назначает Георгия на овдовевшую после смерти епископа Иеронима (Волчанского) архиерейскую Могилевскую (Белорусскую) кафедру. Эта кафедра была действительно боевым форпостом православия в белорусских владениях католической Речи Посполитой (Польши).
В самом деле, положение дел на территории, духовно окормляемой Белорусской кафедрой, было исключительно сложным, а условия деятельности православного архипастыря невыразимо трудными.
Восточные окраины Речи Посполитой, населенные почти исключительно белорусами, рассматривались папством, как один из важнейших территориальных трамплинов для своей и религиозной и политической агрессии на Востоке. Известно, что в основе агрессивности Ватикана всегда лежали политические побуждения, лишь заключенные в церковно-католическую оболочку. Польша XVII—XVIII веков была надежным оплотом Ватикана.
Стержневой линией папства в Белоруссии была денационализация белорусской народности; идеологическим выражением денационализации было окатоличение белорусов, переходной ступенью к окатоличению являлась церковная уния. Сказкой для детей младшего возраста были разговоры о том, что уния якобы преследует благую цель канонического, благодатного вселенского объединения христиан во имя чистой веры во Христа.
Как известно, уния с Римом, провозглашенная на Брестском «соборе» 1596 г. при содействии нескольких ренегатов — украинских и белорусских епископов, тесно связанных с католическими магнатами, вызвала сильное негодование среди подавляющего большинства православного населения Речи Посполитой.
Если в тактических целях католики соглашались сначала на сохранение в униатских церквах почти полностью православного уклада, догматики и обрядности, то уже в XVII веке они переходят к решительному натиску «по всему фронту», конечно, не брезгая никакими средствами и методами. А в начале XVIII века производятся «латинские» вставки в богослужебные униатские книги, из святцев исключается ряд имен прославленнейших православных святых, зато вклеивается, например, служба в память справедливо ненавистного для православных (да и не только православных) Игнатия Лойолы — кондотьера, основателя ордена иезуитов и т. д. Если раньше паписты ограничивались требованиями признания главенства папы, то в описываемый период они требуют от униатов признание чистилища, крещения через обливание, исхождения Св. Духа «и от Сына»...
Историческая объективность обязывает нас категорически засвидетельствовать, что весьма значительная часть белорусского по национальности дворянства не только пошла в унию, но через нее легко, быстро и довольно прочно окатоличилась, чему, безусловно, способствовало предоставление таким ренегатам многочисленных правовых и материальных благ. Образование было преимущественно в руках иезуитов. Невозможно отрицать, что эти последние великолепно владели очень сильными методами громадного эмоционального воздействия на чувства и нервы учащихся. Неудивительно, что русские и белорусы нередко выходили из этих школ рьяными католиками. Скажем больше: к середине XVIII века в православии в Белоруссии оставались почти исключительно крестьяне, придавленные крепостным помещичьем гнетом, да низовая часть городского мещанства.
Папизм и его польская агентура стремились вообще свести православие в Белоруссии на-нет, а унию завершить полным окатоличением. Уже в 1717 г. в сейм вносится циничнейший проект, в котором довольно прозрачно выставляются требования: православных и даже умеренных униатов лишить права занимать должности на государственной службе, лишить их права на образование и даже на элементарную грамотность, парализовать для них возможность заниматься в городах торговлей и ремеслами (с этой последней целью проект идет даже на предоставление льгот евреям и караимам), изнурить их особо большими поборами за приобретение книг Св. Писания и творений святых Отцов, назначать униатскими епископами только таких лиц, которые имеют фамильные связи с видными католиками; «попов» и епископов подчинить ревизионной юрисдикции католических прелатов; «поповских» сыновей не допускать ни в какие учебные заведения, а потом их, как не получивших образования, обращать в крестьянство (т. е. в крепостное состояние). Сейм по соображениям внешнеполитического характера официально не принял этого проекта, но имеется большое количество доказательств того, что все изложенное в этом человеконенавистническом документе на практике реализовалось полностью. Практика была даже еще более суровой.
Трудно перечислить те мучения, которые переживали труженики белорусы, стойкие в вере своих отцов и предков; неудобно печатно перечислять те издевательские клички и эпитеты, которыми католическое панство награждало православных: «хлопская вера», «собачья вера» — это были наиболее «культурные» эпитеты.
Католические проповедники, иезуиты, базилианцы, «босые кармелиты» наводняли белорусские села и города и не всегда словом проповеди, а чаще — посулами, шантажом и угрозами старались увеличить свою паству. Местная администрация всеми мерами «обеспечивала явку» на «проповеди» крестьян и мещан. Закрывая православные храмы, администрация зорко следила, чтобы православные исповедывались у ксендзов или обращались в унию.
Ряд источников, в том числе и польско-католические архивные документы, неопровержимо свидетельствует о мерах понуждения православных клириков к принятию унии и к присоединению к ней своих прихожан. Скромным священникам выламывали пальцы, подвязывали их к столбам, гноили и морили голодом в сырых подземельях замков, травили свирепыми псами. Оставшимся в живых после таких пыток предоставляли некоторое время «на размышление», а если батюшка оставался непреклонным, повторяли такое же «увещевание». В лучшем случае такого страстотерпца выгоняли из его халупы, а делом чести администрации и помещиков было проследить, чтобы никто не смел дать убежище или ночлег изгнаннику и его семейству.
Православные монастыри (число которых, конечно, уменьшалось) подвергались совершенно безнаказанным разбойничьим набегам панских и епископских банд (отмечены три случая, когда католические епископы лично возглавляли набеги), разграблялись и нередко сжигались, а монахи, если не изрубались саблями, то зверски избивались.
Многие католики-помещики отбирали у крестьян здания приходских храмов со всей утварью, иконами и священными сосудами и, чтобы больше ущемить чувство верующих, передавали все это в аренду иноверцам (лютеранам, иудеям и др.), а те форменно грабили бедных прихожан субарендной разовой платой.
Подвергались всяческим преследованиям и рядовые миряне. Католицизм видел в православии белорусов политическую угрозу - симпатию и тяготение к великому соседу — братскому русскому народу.
Тот факт, что при описанных выше кошмарных условиях все же сохранились православные приходы (правда, всего 128 на всю обширную Белорусскую епархию), говорит о великой духовной стойкости православных многострадальных белорусов.
Такую епархию в таких условиях принял новохиротонисанный епископ Георгий.
Католики хотели воспользоваться смертью его предшественника епископа Иеронима. Немедленно после получения в Риме экстренного донесения полоцкого униатского епископа Ватикан начал энергичную переписку с польским канцлером графом Малаховским о передаче могилевской епархиальной кафедры униатам. В письмах папа откровенно мотивировал свое предложение агрессивными, антирусскими соображениями.
Однако Малаховскому не удалось помешать приезду святителя.
В первом своем сообщении Святейшему Синоду Преосвященный Георгии писал: «Я, к Могилеву подъехавши, прежде всего катедру познал по тому безобразию между костелами римскими и школами еврейскими, добре опрятанными и снабденными, бардзо (очень. — Н. В.) отствечует и всех иноверных не только очи, но и смех на себя оберочует». «Архиерейский дом» был жалкой лачугой.
Энергичный епископ незамедлительно произвел общий объезд епархии, впечатление было отнюдь не лучшим. Приходские храмовые здания почти без исключения оказались, как писал Георгий, «сараям паче и хлевникам скотским подобны, а не храмам христианским». С составом же духовенства и его качеством дело обстояло так, что будь на месте Георгия архиерей, менее горевший боговдохновенной страстью к величайшему религиозному поборничеству, у него бы в бессилии опустились руки. Одни священник в среднем обслуживал два прихода, а каждый приход в среднем охватывал 10—12 сел и деревень, большею частью разбросанных по лесным дебрям, с ужасными дорогами к ним. Священники были затравлены и до предела принижены и унижены. Многие из них были малограмотными; попадались и вовсе неграмотные ни по-польски, ни по-церковно-славянски, отправлявшие богослужения и требы по памяти, с голоса. «Некоторые, — говорится в одной из записей преосвященного, — не знали числа заповедей и числа таинств, а насколько нам нужен Христос, о том и спрашивать было нечего».
Святитель начал практическую деятельность с открытия в Могилеве школы для детей духовного звания; ему пришлось принять на себя и вести в течение нескольких лет преподавание почти всех предметов училищного курса. Как ни скудны источники об этой школе, но все же мы имеем возможность удостоверить, что программа школы, разработанная ее основателем, учитывала условия, обстановку и характер пастырской деятельности питомцев именно в Белоруссии, в плотном, неприязненном окружении католиков, иезуитов и униатов.
В скором времени ему удалось испросить десятитысячное ассигнование Синода на благоустройство Спасского кафедрального собора, при трудовом содействии прихожан на эти же средства, добавив и все свои собственные скромные ресурсы, оборудовать епархиальную типографию, вскоре же приобретшую значение важного фактора в истории белорусской культуры и распространении русской культуры в Белоруссии.
Первым же трудом типографии был выпуск «Катехизиса» Феофана Прокоповича. Георгием труд Феофана был отредактирован и значительно дополнен в соответствии с местными условиями и особенностями церковной жизни. Рассылая «Катехизис», святитель в сопроводительной грамоте преподал духовенству конкретные указания о лучших формах изучения «Катехизиса» и использовании его для проповеднической работы.
Мы не имеем сведений о всех случаях оскорблений, угроз и прямых покушений на жизнь святителя — о большинстве таких случаев в своих донесениях Святейшему Синоду он умалчивает. Но о многих известно из записок его современников. Так, например, в городе Орша, где он в храме Кутеинского монастыря в своей проповеди разоблачал происки иезуитов, доказавши с блеском, что «таковые миссионеры не суть посланы от Христа», католические монахи подкупили большую группу злодеев, которая устроила на святителя засаду у выхода из монастыря. По усиленной мольбе мирян и монашествующих, узнавших о готовящемся злодеянии, преосвященный архипастырь согласился выехать из города на крестьянской телеге, прикрытой сверху соломой и навозом. Дважды на него было организовано злодейское покушение в самом архиерейском доме.
В 1762 г. он был вызван в Москву для участия в коронации Екатерины II. В приветственном слове, которое ему было поручено сказать императрице после окончания церемонии коронации, он правдиво обрисовал тяжелое положение христиан-белорусов в католической Польше и от имени нескольких миллионов действительно страждущих и угнетенных поведал, что они с великой надеждой обращают свои взоры и мольбы к великой Руси. Святитель умолял императрицу спасти единоверцев от окончательной гибели.
Действительно, русское правительство, отражая (в данном, конечно, случае) единодушное мнение всех прогрессивных кругов русского общества, декларировало свое выступление в защиту братьев-украинцев и белорусов от непомерного национального и религиозного гнета.
Но все это еще больше активизировало Ватикан и его польско-магнатскую агентуру. Правда, Екатерине II удалось провести на польский королевский престол своего ставленника Станислава Понятовского. Однако в Польше слишком вкоренилось шляхетское самовластие и король имел недостаточно возможностей осуществить те мероприятия, которые противоречили интересам шляхетских верхов.
Тем не менее святитель Георгий делал все, что мог, и даже больше того. В 1765 г. он отправился на продолжительное время в Варшаву. В своей знаменитой речи, получившей вскоре общеевропейскую известность, обращенной к королю (в присутствии членов правительства), он в чрезвычайно образной и талантливой форме выяснил, что православные подвергаются ограничениям и гонениям; грубо нарушаются неоднократно даваемые Польшей заверения другим государствам и, в частности, России. Понятовский ответил репликой, которая была Екатериной понята, как благожелательная, между тем, как она была тонко издевательской в иезуитском жанре. («Много ли у вас в России таких умных людей, как Вы?» спросил король. «Я — самый последний», с достоинством парировал святитель).
В течение нескольких лет Георгию большую часть драгоценного времени приходилось проводить в Варшаве. Панством применялись всевозможные ухищрения для саботажа предложений Екатерины II и требований Георгия о восстановлении для православных тех прав, которые поляки клятвенно обещали договором 1686 г. Георгию приходилось одному пробивать стену вражеского сопротивления.
Русское правительство в конце-концов исчерпывающе поняло всю политическую подоплеку Ватикана (стоявшего за спиной Польши) в украинско-белорусском национальном и религиозном вопросе и поручило русскому послу в Варшаве князю Репнину употребить всю свою (незаурядную) энергию и даже уполномочило не останавливаться перед применением силы для того, чтобы добиться для православных прав торговли, ремесл, занятия казенных должностей, участия в сейме, возврата церковных зданий и части имуществ, восстановления четырех православных епархий и т. п.
Зарвавшийся католицизм устами польского шляхетского сейма 1766 г. завопил, что он де не допустит никаких послаблений против установившегося на практике отношения к не-католикам. Всякому терпению бывает предел: вскоре в Польшу прибыл более внушительный -аргумент — тридцатитысячный корпус русских регулярных войск. Магнаты несколько присмирели, но Георгию пришлось еще долго проявлять громадную настойчивость. В условиях нечеловеческой перегруженности он смог выпустить в свет на польском языке ценнейший (не утративший своего значения до наших дней) капитальный труд «Права и вольности жителей греческого вероисповедания в Польше и Литве». Это была (легко себе представить, с какими трудностями подготовленная к печати) обширная документальная публикация всех актов польско-литовских королевских архивов о правах православных, актов изданных в XVI и XVII веках.
Георгий деятельнейше помогал Репнину в подготовке к выступлениям на польском сейме 1767 г. Этот сейм (не без оглядки на молодцевато марширующих по Варшаве, хотя и не вмешивающихся в городскую жизнь русских воинов) постановил: возвратить неправильно отобранные церкви и монастыри, разрешить православным за счет их самих поддерживать, ремонтировать и строить церкви, церковные дома, больницы, убежища для сирот и безродных стариков. По настоянию святителя Георгия, особым постановлением было разрешено открытие школ для белорусских детей, православным иереям было разрешено совершение крестных ходов, напутствие и приобщение Св. Тайн православных на дому, православные приходы выводились из ревизионной зависимости от ксендзов. Разбор конфликтов церковно-правового характера между католиками и православными должен был производиться паритетным судом, в число членов которого был включен Белорусский епископ.
Правда, католикам удалось в этом постановлении сохранить для себя важную лазейку, точнее довольно широкие ворота: католицизм был объявлен господствующей религией и переход из нее в другие вероисповедания карался гражданскими судами. Формально ни Репнин, ни Георгий протестовать против этого пункта не могли, ибо подобный, хотя и менее суровый по карательной санкции, закон действовал в России по отношению к православию.
Для умудренного опытом святителя было ясно, что католики используют эту возможность для удержания за собой униатов, ибо они всегда старались доказать «добровольность» перехода белорусов в унию. Поэтому Георгий разослал во все углы своей обширной епархии даже не увещевание, а простой сердечный призыв к возвращению в истинное православие тех белорусов, которые сами или их родители и деды были насильственно совращены в унию. Радостным благовестом прозвучал призыв преосвященного, радостной песнью пронесся он над полями, лесами и болотами нищей, забитой, ограбленной сермяжной Белоруссии. И открылось волнующее зрелище: даже в тех медвежьих захолустьях, где по уверениям папистов уже более сотни лет тому назад угасли воспоминания о настоящем православии, где, как они уверяли, население давным-давно считало себя поляками и позабывало родной язык и прадедовские народные традиции, люди объявляли себя православными, изгоняли католических монахов и упорствующих униатских «пастырей» и посылали ходоков-ходатаев в дальний Могилев к владыке Георгию за батюшкой и освящением убогого храма. Нередко в Могилев за сотни километров приходили миряне целыми деревнями во главе с униатскими священниками, умоляя о воссоединении их с Матерью-Православной Церковью.
Используя вышеприведенный закон, враги православия всеми силами административного и помещичье-феодального крепостнического нажима обрушились на отходивших от унии крестьян и горожан, как и прежде не брезгая никакими средствами. Энергичнейше борясь за свою паству на местах, проводя около трех четвертей своего времени в архипастырских объездах епархии, Георгий снова обращается в Петербург с посланием, в котором, между прочим, писал: «...Взирайте, как взирали и доселе, с благоутробием и на нашу малую ладийку, ибо и она надлежит до Вашего великого корабля. Благодарим все мы, здешние, за сделанные нам доселе вспомоществования; но впредь без того обойтись не можем, если хотите, чтобы поставленное договором не осталось на одной бумаге, а церковь здешняя по справедливости отдохнула бы после жестоких потрясений».
Отдохнуть церковь еще долго не могла. Наиболее агрессивные из числа недовольных даже весьма умеренными решениями сейма 1767 г. магнаты и шляхтичи при поддержке с Запада созвали в городе Бар свой съезд (конфедерацию), где и решили с оружием в руках бороться против русского влияния на украинцев и белорусов и усилить вооруженное наступление на православие. Снова запылали церкви и хибары священнослужителей, загуляла плеть и сабля по головам и плечам православных белорусов и сырые подвалы замков вновь приняли на мучения иереев-православных и униатов, возвращающихся к вере отцов.
Но вот пришел и незабвенный 1773 г. В слякотные осенние дни узнали измученные люди о воссоединении восточной Белоруссии с Россией. «Ныне тяжкие узы совсем расторгнуты, — писал великий христианский ратоборец Георгий и в Петербург и в своем поздравительном послании пастве — ...у нас были времена знойные... настали времена прохладные... Укротились свирепевшие! О, десница Вышнего, кто и со стороны видит, удивляется, а мы и в восторг приходим и недоумеваем, сон ли сие сладкий нам или истинное событие, веками желанное, но никогда не чаянное».
Георгий возводится в давно более чем заслуженный им сан архиепископа. Конечно, святителю стало легче. Но к его обязанностям теперь были присоединены труды в качестве члена Святейшего Синода Православной Русской Церкви, часто отвлекавшие его в столицу. Да и в епархии он вновь развернул деятельность не менее интенсивную, чем в годы пребывания паствы под национальным и церковно-католическим ярмом.
Отныне он смог по-настоящему отдаться духовному окормлению своей паствы, уврачеванию ее столь наболевших духовных ран. Всегда предельно близкий к мирянам, хорошо изучивший их нужды, он своими очень многими высокоталантливыми и вдохновенными проповедями и посланиями откликался на каждое сколько-нибудь значительное событие в жизни паствы. Замечая недостатки и пороки, он обобщал наиболее типичные и опасные в случае их роста и обличал их в проповедях.
Любимым его детищем была духовная семинария, созданная им на базе основанной им ранее школы для детей духовного звания. С большой осмотрительностью он подбирал ученых преподавателей (состав их действительно удалось подобрать великолепный для того времени), сам назначал им жалование (добавляя наиболее способным вознаграждение из своих личных средств), составлял программы и методические указания к преподаванию, лично вел наиболее ответственные части учебных дисциплин, отечески относился к воспитанникам, растил новых ученых.
Город Могилев украсился при нем новыми зданиями кафедрального собора, архиерейского дома, духовной семинарии и нескольких светских учебных заведений, основанию которых Высокопреосвященный владыка также всемерно содействовал.
Святитель Георгий неустанно заботился о том, чтобы уровень развития пастырей шел быстрее, чем культурный рост и духовные запросы пасомых. Теперь его требования к иереям повышались. Обладая выдающейся памятью, он знал всех священников своей епархии и буквально каждого держал в поле своего зрения. Он находил среди них лиц, способных к проповеднической деятельности, и обязывал их непременно завершать богослужения проповедями. Способными же у него оказывались чуть ли не все, ибо он был несравненным наставником. Он посылал начинающим тексты своих проповедей, вызывал их в Могилев для прослушивания, а затем постепенно, в высшей степени терпеливо, приучал иереев к самостоятельному составлению проповедей на темы, наиболее остро выдвигаемые жизнью и конкретными условиями Белоруссии вообще и данного прихода в частности. При этом он указывал и приемы составления проповедей, и источники, и методы использования источников. Обучал он и семинаристов и священников и прикладной гомилетике и дикции.
Святитель успешно искоренил проникшие в ряд приходов католические обряды и обычаи (наиболее распространенным было крещение младенцев через обливание их, а не погружение). Владыка не ограничивался простыми запретами, а в специальных посланиях подробно разъяснял происхождение того или иного обряда или предрассудка, его сущность и мотивы неприемлемости его для православия.
Суровыми обличениями искоренял святитель Георгий случаи небрежного отношения к таинству исповеди, поучая, что это именно таинство, которое должно осуществляться с благоговением, с созданием соответствующей обстановки. В специальных грамотах об этом святитель оценивает исповедь, как «важнейшую часть служения пресвитерского». Неослабно он увещевает иереев в необходимости допущения к причащению Св. Таин только достойных, т. е. приготовленных.
При огромном размахе своей разносторонней, лишь вкратце описанной, архипастырской и государственной патриотической деятельности, Георгий вел и крупную научную работу. Из многих его ученых трудов особо выделяются два. Это, во-первых, его известные «Записки» — исторический труд, в котором на основе, большого фактического материала опровергается вымысел папства о том, что русские до конца XV века формально и даже фактически были униатами. Работа Георгия Конисского, не оставляя камня на камне от католической лжеаргументации, убедительно показывает, что идея соединения церквей на базе признания главенства папы и признания других католических догматов никогда в России не имела почвы, даже самой зыбкой.
Во-вторых, составленная им по поручению Святейшего Синода совместно с Парфением, епископом Смоленским, книга «О должностях пресвитеров приходских» — одно из лучших пособий по пастырской практике и церковной администрации.
Пришлось преосвященному Георгию потрудиться и против новых происков врагов православия. Видя положение унии в отошедшей к России части Белоруссии, Ватикан для укрепления в ней своей церковно- политической авантюры инспирирует (конечно, чужими руками) в 1786 г. проект под заголовком «Голоса обывателей воеводств и уездов русских». Используя тот факт, что в восточной Белоруссии помещики почти сплошь были или поляками-католиками или белорусами, но ополяченными во внешне-культурном отношении, проект декларировал, что «цель унии — постепенное сближение с католичеством» якобы уже достигнута. «Почти все дворяне с великою охотою отказались от греческого обряда и готовы к полному единению» с католичеством. Положим, что в этом «проект» был близок к истине. Но далее следовало коварное предложение: так как в унии с «греческим обрядом» остается, де, только грубое и бедное духовенство и поселяне — «крепостное быдло» помещиков-католиков или готовых к католичеству — отныне русских подданных и, принимая во внимание, что «в греческом обряде слишком много праздников и постов, снижающих производительность крепостного труда, то русское правительство в интересах своих новых подданных, лиц благородного дворянского сословия, не должно препятствовать помещикам «побудить своих крепостных людей — униатов оставить греческий обряд».
«Проект» бил в чувствительную мишень: Екатерина II, как известно, была ревностным апологетом совершенного помещичьего полновластия по отношению к крестьянству и решительной противницей государственного регулирования крепостных повинностей.
Однако преосвященному Георгию удалось не допустить принятие этого проекта и даже убедить в его неприемлемости Екатерину II во время ее проезда через Мстиславль в январе 1787 г.
Неимоверно напряженные труды надломили здоровье святителя и с 1788 г. он еле-еле мог двигаться. Задолго до смерти он составил завещание, обширное письмо своему будущему преемнику, написал даже для себя надгробную эпитафию, в которой провидел год своей кончины. Работал он почти до последнего дня и 15 февраля 1795 г. почил от своих земных дел и христианских подвигов.
Вполне можно приложить к нему слова поэта Некрасова:
Какой светильник разума угас.
Какое сердце биться перестало!
Огромнейшие изменения в обстановке и условиях пастырской деятельности произошли за полтора века, отделяющие нас от времени деятельности Георгия Конисского. И все же... как отчетливо перекликается его деятельность с нашими днями!
Да, условия безмерно изменились. Украинский и белорусский народы отныне полностью и навсегда воссоединены под стягом Украинской и Белорусской ССР в великой братской равноправной семье народов Союза Советских Социалистических Республик. В нашем Союзе обеспечена и гарантирована полнейшая свобода религии.
Православная Русская Церковь в годы Великой Отечественной войны вместе со всем народом ковала победу над врагами всего передового и прогрессивного человечества.
Вооруженный фашизм повержен впрах, но ядовитые его микробы еще не все умерщвлены. Враги мировой демократии ещё пытаются и будут пытаться отравить этими микробами здоровое тело демократии.
Известно, что Ватикан является одним из центров притяжения антидемократических сил.
Нет сомнения, что его агентура под самой разнообразной вуалировкой попытается внести отраву в униатскую, а через нее и в православную паству Западной Белоруссии, Западной Украины, Закарпатской Украины.
«Семнадцать лет боролся я с волками» — написал для своей надгробной эпитафии Георгий Конисский. Задача, священный долг духовного распознавания и духовного разоблачения современных ряженых «волков» лежит на православных и архипастырях Украины и Белоруссии. Священный их долг — научить и паству распознавать происки врагов народа и истинной Церкви Христовой.
Трудно это? Да, трудно. Но Георгию Конисскому было еще труднее.
НИКИТА ВОЛНЯНСКИЙ
