МОСКОВСКИЕ ХРАМЫ

ТИХВИНСКАЯ, ЧТО В СЕЛЕ АЛЕКСЕЕВСКОМ, ЦЕРКОВЬ

Трамвайная остановка «село Алексеевское». Перейдя широкое асфальтированное шоссе, по которому снуют троллейбусы и автомобили, вы спускаетесь к оврагу. Узенькая речка Копытовка быстро несет воды по извилистому руслу. От маленького мостика песчаная дорога ведет между низенькими деревянными домами и, наконец, перед путником предстает массивное здание храма, заметное на большое расстояние вокруг. За храмом, словно в почтительном отдалении, темнозеленой стеной выстроились столетние деревья Сокольнического леса.

Вокруг церкви — небольшое кладбище, открытое около 50 лет назад. Мы не встретим здесь того разнообразия растительности и надгробий, как на других московских кладбищах, и солнечные лучи скользят по могилам совершенно свободно. Некоторые могилы вышли за черту кладбища: похоже на то, что люди, любившие при жизни уединение, пожелали и по смерти покоиться вдали от остальных.

Внешний вид храма величественен и прост. Толстые стены из красного кирпича с чуть заметными белыми наличниками окон. Пятью набухшими темнозелеными бутонами устремились в небо стройные купола. По обеим сторонам невысокой колокольни (пристроена в прошлом веке) расположены две башни. Их полуцилиндрическая поверхность и узкие окна характерны для средневекового замка. По длинной каменной лестнице под железной полукруглой крышей богомольцы поднимаются в притвор. Отсюда двое застекленных дверей ведут на широкую открытую террасу, опоясывающую весь храм.

В престольные праздники по ней шествует крестный ход, а в дни больших служб, когда храм переполняется народом, многие верующие, расположившись поближе к растворенным окнам, молятся здесь под открытым небом.

Возникновение Тихвинской церкви относится к далеким от нас временам, к концу XVII века. По народному преданию, благочестивейший из московских царей, Алексей Михайлович, охотившийся обычно в Сокольниках, остановился в этом месте для отдыха. Высокие холмы, окруженные зарослями деревьев, действительно располагали к молитве и отдыху. Алексей Михайлович приказал построить здесь деревянный дворец и большую каменную церковь. Дворец был сооружен раньше храма, с восточной стороны его, к Сокольникам. Обычно Алексей Михайлович с семьей часто посещал свои загородные резиденции. Так, в Дворцовых Разрядах за 1674 г. можно прочесть: «Декабря в 7 день ходил великий государь из села Преображенского с государынею царицею и с государи царевичи и с государыни царевны в село Измайлово тешиться и всякого строения смотреть: и кушанье раннее было у великого государя в селе Измайлове». На другой день, 8 декабря, царь также со всей семьею выезжал «тешиться» (охотиться) в село Алексеевское, где также было «раннее кушанье» [1].

Годом освящения храма может быть назван предположительно 1680-й, когда правил уже очень напоминавший отца кротостью и благочестием Феодор Алексеевич.

Сооружение дворца было весьма обосновано практически. Дело в том, что село Алексеевское — ближайшее от Москвы по Троицкой дороге, по которой цари ездили на поклонение святыням Троице-Сергиевой лавры. На обратном пути в Алексеевском дворце Алексей Михайлович (или Феодор) приготовлялся к торжественному въезду в Москву, которая встречала царя колокольным звоном, нарядными одеждами горожан и приветливыми улыбками на лицах. К сожалению, дворец просуществовал недолго, В 1803 г. известный историк Н. М. Карамзин нашел его столь ветхим, что в него небезопасно было входить, а в 1817 г. дворца уже не существовало: вероятно, он был разрушен и сожжен французами.

По преданию церковь была освящена Патриархом в присутствии царя, который преподнес храму в этот день Тихвинскую икону Божией Матери.

С течением времени храм подвергался внутри некоторым переделкам. Так, трапезная была первоначально разделена на два этажа и в верхний этаж слева от входа вела лестница (параллельная нынешней). Там существовал придел во имя преподобного Сергия Радонежского. В четырех углах трапезы, прилегающих к главному храму, были устроены (одна над другой) маленькие комнаты — моленные. Вход в нижние моленные был с террасы. Одна из нижних моленных (южная), как гласит предание, была царской. Представьте себе нишу, тесно заставленную иконами древнего письма, слабо освященную разноцветными огоньками лампад и язычками немногих свечей. Перед аналоем с раскрытым часословом — коленопреклоненная фигура царя, болезненного 18-летнего юноши Феодора, на щеках которого только что начинает пробиваться растительность. На террасе, у входной двери, запиравшейся железным замком оригинальной формы, терпеливо ждут, опершись на аллебарды, царские телохранители. Часто недомогавший Федор любил тепло, и к царскому приезду в прохладные дни жарко натапливалась круглая изразцовая печь. Печь прекрасно сохранилась доселе и составляет предмет восхищения ученых, простаивающих перед ней часами и любовно разглаживающих руками ее причудливые узоры.

К началу XIX века храм пришел в такой же упадок, как и дворец, и на его крыше и террасе выросли березки и трава. Осенью 1812 г. в Москве расположилась наполеоновская грабь-армия. В числе прочих святынь осквернили французы и Тихвинскую церковь: они превратили главный храм в склад провианта, а трапезная служила им конюшней. В 1824 г. по распоряжению императора Александра I церковь была возобновлена на отпущенные казной 18 тысяч рублей. Только в 1836 г. стены храма были впервые покрыты живописью.

В конце 40-х годов прошлого века было решено разобрать потолок трапезной и она стала одноярусной. От верхнего этажа до наших дней уцелели хоры, идущие вдоль южной, западной и северной стен. На хорах, огороженных точеными столбиками перил, сохранились старинные люстры. Тогда же внизу в трапезной были устроены два придела: правый — во имя преподобного Сергия Радонежского и левый — во имя св. Николая Чудотворца. В настоящее время в храме пять приделов. Позднейший из них (правый, внешний, т. е. граничащий с южной стеной, — во имя Св. Алексия человека Божия и левый, внешний, — во имя св. муч. Трифона) сооружены соответственно в 1884 и 1917 гг.

Храм производит большое впечатление своими размерами, прочностью кладки, выдержанностью стиля. Одна длина его (от притвора до стены горнего места) составляет почти 37 метров. Два яруса окон византийского стиля прорезают стены храма почти до свода. Алтарь главного храма во имя Тихвинской иконы Божией Матери необычайно высок и вместителен. Его восточную сторону образуют три глубоких ниши, через окна которых тремя параллельными потоками падает свет. Темная окраска стен и сводов в сочетании с его высотой и объемом придает святилищу несколько мрачный колорит. Можно полагать, что после капитального внутреннего ремонта, который сейчас производится в церкви под бдительным приcмотром настоятеля о. Владимира Подобедова, алтарь сделается значительно уютнее и светлее.

Главная святыня храма — чудотворная икона Божией Матери «Тихвинская» помещена в иконостасе рядом с местным образом Спасителя. Можно по одному убранству образа судить, сколь глубоко он почитается верующими. Под увенчивающим икону резным навесом — полотняные драпировки с вышивкой и кружевами. По бокам — вазы с гортензиями и флексом. Пять лампад в оправе самой разнообразной формы теплятся в отдалении и одна перед самым Ликом Богоматери. Перед иконой на ступеньку ниже амвона — пятилампадный же тяжелый подсвечник со множеством гнезд, украшенный по стойке голубыми звездочками. В день празднования (26 июня) икона извлекается из обычного места для торжественного служения перед нею и обнесения ее вокруг храма. Другая икона Б. М. «Тихвинская» является местной богородичной иконой.

Красивы легкие висячие подсвечники перед иконостасом с лампадами-бокалами розового стекла, подвесками в форме мечей и свисающими на цепочках крестиками. Стены храма украшены картинами из Ветхого и Нового завета, житий преп. Сергия и Святителя Николая. На одной картине великому молитвеннику земли Русской является Божия Матерь; на другой подвижник с немалым трудом валит кряжистые деревья, окружавшие обитель.

Из старинных икон примечателен образ Св. Алексия человека Божия. Святой, в рубище и с босыми ногами, воздел молитвенно руки и сподобился увидеть в небесах самого Господа Иисуса. Фон иконы, к сожалению, неразличим.

Боковые приделы (по два с каждой стороны трапезной) скомпанованы весьма оригинально. Например, крайний левый (примыкающий к северной стене трапезы) не имеет вовсе северных дверей, а его южные двери являются одновременно северными дверьми соседнего придела (т. е. левого внутреннего во имя Св. Николая). Вместе с тем их иконостасы не являются продолжением один другого и заметно отличаются по оформлению. Алтари внутренних приделов увенчаны красивыми резными куполами и распятиями, а их запрестольными стенами служат стеклянные перегородки, соприкасающиеся с нишами моленных в главном храме. Шесть круглых столбов трапезы, поддерживающих хоры, украшены медальонами — изображениями пророков и евангелистов.

Жаркий воскресный день в середине августа. Служба окончилась, и богомольцы постепенно разошлись по домам. Теперь можно выйти на террасу, неторопливо оглядеть окрестности и поразмыслить о минувшем. Да, за 265 лет существования храма жизнь далеко ушла вперед. Неузнаваемо изменилась местность. Исчез лес, тянувшийся по обоим сторонам Троицкой дороги от Крестовской заставы (ныне Ржевский вокзал) до Алексеевского. Железнодорожное полотно и мосты, — акведук, доставляющий москвичам мытищинскую воду, — многоэтажные каменные дома, школы — новостройки, — высокие мачты, несущие на себе провода — все эти элементы нового завоевали площадь и объем, сделались необходимостью. Село Алексеевское, от которого царский поезд двигался некогда до Кремля несколько часов, стало сейчас органической частью города, «большой Москвы». Звенят трамваи, катят приземистые троллейбусы, да и сами люди наших дней — быстрые, энергичные, целеустремленные — не чета их медлительным и степенным предкам. Иные заботы и иные побуждения движут ими.

И вот среди всех компонентов необычайно интенсивной жизни XX столетия стоит храм. Не «уголок старой Москвы», как Лобное место или Дом боярина XVII века, — не храм-музей, куда заглядывают только любознательные экскурсанты. Действующий, переполняемый верующими храм. Этот факт является убедительнейшим аргументом против тех поспешных заключений, будто бы в сознании современного человека не осталось места для Бога и религии.

Пройдут века, люди будут одеваться в иные одежды и иметь в своем распоряжении неведомые нам силы природы. Но внутреннее «я» наших потомков будет все также тяготеть к Провидению, и если облик родной Москвы изменится коренным образом, попрежнему в конгломерате ее зданий будут красоваться храмы, как те места, где человек полнее всего ощущает себя частицей Божества.

ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВ

[1] Академик М. М. Богословский, Петр I, том I, стр. 24.