СТРАШНЫЙ СУД В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ МИРОВОЙ ЖИВОПИСИ

I

«Приидите, благословеннии Отца Моего и наследуйте уготованное вам царствие.

Идите от Мене, проклятии, в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его!»

Вот конечный пункт жизненного пути человечества. Страшный момент для одних и блаженный для других.

Полную картину этого момента Страшного Суда мы имеем со слов Христа.

Кажется, какой бы простор творческой фантазии художника! Но мы к своему удивлению видим, что в мировой живописи только очень небольшое количество художников занималось разработкой темы «Страшного Суда», из которых лишь три мастера — Микель-Анджело и Рубенс в западной живописи, а В. Васнецов — в русской — дали картины Страшного суда мирового значения.

Несмотря на единство темы, они глубоко по-разному подошли к ней по способу трактовки и выражения.

Микель Анджело — этот величайший художник, мастер одинаково гениальный в архитектуре (собор Святого Петра в Риме), в скульптуре (Давид и гробница папы Юлия II) и в живописи (своды и стены Сикстинской капеллы), родом итальянец, по религии католик, был нелюдим и суров по характеру. Эта замкнутость и суровость натуры художника, естественно, накладывала свой отпечаток и на его произведения. Кондиви передает такой факт из жизни художника. Вскоре после очередного примирения Микель-Анджело с папой Юлием II последний заказал ему свою статую. В 16 месяце Микель Анджело закончил ее, несмотря на грандиозные размеры (в 3 раза выше нормального человеческого роста), и вот папа как-то зашел к нему в мастерскую. Тут как раз скульптор думал о том, что вложить в левую руку папской статуи, и поэтому счел нужным спросить своего заказчика, не прикажет ли святой отец вложить ему в левую руку книгу. — Как, книгу? — воскликнул удивленный этим вопросом святейший заказчик. — Разве я книжник? Меч дай мне!» — воскликнул он. Но, оглядев статую, он в недоумении спросил М. Анджело:

— А что даю я в своей статуе народу — благословение или проклятие?

— Святой отец! Вы грозите народу, если он будет неблагоразумен, — ответил находчивый художник.

Кроме этой суровости, в его произведениях нужно отметить еще одну его черту, которую Клеман определяет так: «Микель Анджело стремится достигнуть в своих произведениях недосягаемой высоты, упрямо борется с недоступным и, не достигая желанной цели, каждое падение свое ознаменовывает чудом искусства». Все это имеет наилучшее подтверждение в его картине «Страшного суда» на стене Сикстинской капеллы в Ватиканском дворце в Риме. Она принадлежит именно к числу таких «падений» великого живописца.

Если в изображениях русских художников (Васнецова, Рублева и т. д.) Страшный суд, несмотря на его торжественность и строгость, обнаруживает какие-то смягчающие эту строгость черты, как вера в благость Божию, надежда на прощение, — то фрески Микель Анджело, изображающие Страшный суд, поражают зрителя суровостью трактовки и вместе с тем гениальностью выполнения.

На переднем плане в центре — видна гигантская фигура. Это не евангельский, кроткий всепрощающий Иисус. Не Бог Отец справедливый и благостный. Это подлинный Грозный Судья, карающий, непоколебимый и ничего не прощающий. Он величественно и гневно поднял Свою десницу, как бы низвергая в адскую бездну грешников. Его лик, жесты, весь образ Его настолько грозен, что даже праведники не осмеливаются поднять очей своих, а жалкое их лепетание о помиловании заглушено громкими воплями посылаемых в ад грешников.

Справа от Судьи еле видна маленькая женская фигурка — это Его Мать. Но и Она в ужасе молчит. Чем более вглядываться в эту картину, тем яснее будет проникать в сознание мысль, что это не просто день Страшного суда — Суда Божия, но день беспощадного мщения, день гнева, тот страшный «Dies irae», который так гениально воплотил в звуках своего «Requiem» великий Моцарт. С художественной стороны произведение это выполнено так же блестяще, как и все его остальные произведения.

Особого совершенства достиг великий мастер в изображении человеческого тела. Большинство фигур на этой картине полуобнажены. Написаны они изумительно. Необычайно мастерски переданы форма каждой отдельной фигуры. Так же гениально разрешает художник самые сложные позы. Эту картину, действительно, можно назвать чудом искусства.

Но вместе с Клеманом можно утверждать, что это скорей работа скульптора, а не живописца. Настолько объемны и ощутимы здесь данные образы.

Критики указывают на два существенных недостатка в этом произведении: 1) отсутствие связи между отдельными фигурами и 2) отсутствие перспективы. Они считают, что М. Анджело, владеющий в совершенстве передачей формы, анатомии и обладающий удивительным мастерством колорита, более велик в произведениях с небольшим количеством фигур, и поэтому ставят сикстинские своды гораздо выше «Страшного суда». С этим мнением авторитетных критиков нельзя не согласиться. Но если рассматривать эту картину как гениальную попытку человеческого духа разрешить наитруднейшую задачу изображения Страшного суда, то надо признать, что она разрешена художником с такой силой и чувством, что, несмотря на недостатки, покоряет зрителя, наполняя его чувством ужаса и восхищения пред искусством художника. В этом произведении М. Анджело особенно свободен в своем творчестве и потому наиболее характерен; быть может, нигде более не выразил он так ярко своих индивидуальных свойств, нигде не заботился так мало, как здесь, о том, чтобы удивить и восхитить зрителя, нигде им не разрешено столько труднейших задач (неестественность поз, чрезвычайность движений), и поэтому можно с уверенностью сказать, что «Страшный суд» М. Анджело является одним из самых гениальных памятников искусства эпохи Возрождения. Считаю нужным дать краткую историю этой вещи.

После возвращения в Рим в 1532 г. Микель Анджело получил от папы Климента VII заказ на дополнительную живопись в Сикстинской капелле (своды в это время были им уже закончены. К 1 ноября 1509 г. оставалась часть пустых стен). Папа предложил художнику написать на стенах «Страшный суд» и «Падение мятежных ангелов». По мысли святейшего заказчика «Падение мятежных ангелов» должно было быть началом ряда картин на стенах капеллы, а «Страшный суд» — последней картиной этого цикла. Взятые вместе они должны были являться прологом и эпилогом всей драмы человечества. Впоследствии от такой задачи отказались, и дело ограничилось только «Страшным судом», хотя для второй композиции М. Анджело написал картон, который был потом скопирован его растирателем красок в церкви «Trinita dei Monti». «Страшный суд» был начат в 1533 г., а окончен в 1541 г., так что публика могла уже восхищаться картиной в день Рождества того года.

Как всякое выдающееся произведение «Страшный суд» вызвал массу противоположных суждений. Эта ужасная катастрофа мира с ее наготой, с неестественными позами, с могущественным развитием мускулов и форм, где все человеческое представлено в гигантских размерах, с забытой идеей христианства была осуждена многими современниками и даже друзьями М. Анджело. Но папа смотрел на дело веселей. Однажды он посетил сикстинские работы в сопровождении своего церемониймейстера Биаджио де Чезено и при этом спросил у него, какого он мнения о живописи капеллы? Биаджио ответил, что ему уж очень прискорбно видеть в таком священном месте столько бесстыдных, голых фигур и что им место скорей в бане или кабаке, чем в папской капелле.

Микель Анджело в отместку изобразил придворного в аду в виде Миноса. В Риме заговорили об этом. Тогда Биаджио пошел с жалобой к папе.

Папа спросил его:

— Где тебя поместил М. Анджело?

— В аду! — ответил тот.

— Увы! — сказал папа,— если бы он тебя поместил в чистилище, я бы мог тебя оттуда вытащить. Но если в аду, то дело твое плохо, потому что власть моя до ада не доходит. И я ничего тут не могу сделать.

Nulla est redemptio!

Но как бы то ни было папы Юлий III и Марцел II уважали к ценили творения великого художника. Но при Павле IV «Страшный суд» едва не погиб. Павел с самого начала своего владычества решил уничтожить картину. Насилу уговорили его взять обратно уже подписанный им указ об уничтожении «Страшного суда». Но Микель Анджело в долгу тоже не остался и велел передать папе: «Скажите святому отцу, чтобы он не беспокоился о такой безделице, а пусть занимается своим делом — исправляет человечество, что для него гораздо труднее, чем исправить мою живопись». Но Павел все-таки поручил своему любимому Даниилу Волтерре одеть наиболее нескромные фигуры на картине М. Анджело, что и было сделано и за что он получил прозвание «braghettone», что в переводе означает — «торгующий штанами».

II

Из русских художников наиболее разработанное и законченное изображение Страшного суда дал В. Васнецов. Эту тему Васнецов разрабатывал дважды. В первый раз он написал «Страшный суд» для Киевского Владимирского собора, а во второй раз писал по заказу Нечаева-Мальцева. Во Владимирском соборе Васнецовский «Страшный суд» находится на западной стене храма, над выходными дверями. В верхней части картины — грозный Господь Вседержитель «на облацех небесных». В правой руке Его — крест, в левой — св. Евангелие. Поза и одежда Господа Вседержителя напоминают образ Бога в другой Васнецовской картине в том же соборе «Слово плоть бысть». У В. М. Васнецова на нас глядит прекрасный лик Господа нашего Иисуса Христа — строгий, но полный любви и сострадания. По сторонам Иисуса Христа стоят Пречистая Его Матерь, коленопреклоненный Предтеча Господень и многочисленный сонм святых апостолов, пророков и т. д. Богоматерь на картине здесь более активна, чем у Микель Анджело. Она так же безмолвна, но глава Ее склонена на плечо возлюбленного Сына. Прекрасное лицо Ее скорбно, в слезах. Она, «Заступница усердная рода христианского», одним Своим присутствием хочет умолить Свое Чадо возлюбленное, которое Сама принесла в мир для искупления греха людского, быть милостивым к людям. Предтеча Господень в благовейном ужасе склонил главу и всей своей позой, как бы говорит: «Агнец Божий! Пощади тех, чьи грехи Ты взял на Себя». Престол Господа окружают четыре Евангельских существа: слева—человек и орел и справа — лев и телец.

Центр картины занимает гигантская фигура грозного Архангела в черных одеждах. В левой руке у него весы — символ правосудия, а в правой — свиток. Тут же видны фигуры трубящих ангелов, призывающих все человечество на суд. Нижняя часть картины делится на две части. В левой от зрителя части, видны праведники, идущие в Рай для вечной блаженной жизни. Среди них наши праотцы: Адам и Ева; далее учителя церкви, подвижники земли русской и т. д. Внизу видна часть земли и из недр ее выходящие люди. Здесь же стоят опустевшие гробы, лишившиеся своих обитателей. Рядом с ними видны обломки каких-то античных колонн, как символ преходящей красоты и славы мира! Sic transit gloria mundi — невольно вспоминается при взгляде на них. Справа от зрителя художником дано несколько стилизованное море. Оно отдает свои жертвы в виде женских фигур, идущих на суд. Правей их видна группа грешников, падающих вниз, в геену огненную. Позы и лица их полны безграничного ужаса и отчаяния.

Тут же Васнецов дает интересную группу трех подружек. Одна из них, безвозвратно погибшая, падает в ад, две другие идут в рай. Но средней жаль оставить в такой беде свою подружку, и она протягивает ей руку помощи, а левая, схватив ее за руку, тянет скорей в сторону, как бы говоря: «Оставь! ее ты не спасешь, а сама можешь погибнуть». На фоне этой группы виден змей, впившийся зубами в свое собственное тело. Тут надо отметить, что верхняя часть картины выполнена прекрасно как по замыслу, так и по художественному исполнению. Но нижняя часть — несколько слабей, не так динамична, не так выразительна; но тут надо учесть огромные трудности, которые надо было преодолеть художнику.

Если Виктор Васнецов и допустил ошибки в своем произведении

«Страшный суд» для Киевского собора, то как большой мастер и самый строгий свой судья, он их и заметил, и во втором варианте на ту же тему, который он сделал для Нечаева-Мальцева, старался избежать этих ошибок.

Какие же ошибки допустил Васнецов в картине «Страшный Суд» Владимирского собора?

Критики считают следующие:

1) центром картины является не Господь Иисус Христос с окружающими Его фигурами, а громадный черный Архангел. Он прежде всего бросается в глаза зрителю и останавливает на себе его внимание;

2) вечность композиции и стилизация нижней части картины, в особенности правой от зрителя с изображением условного моря и выходящими из пучин человеческими фигурами.

Васнецов, учтя эти недостатки, решил написать второй вариант «Страшного суда», тем более, что ему представился удобный случай в виде заказа от Нечаева-Мальцева. И он создал свой новый «Страшный суд», замечательный по драматизму трактовки сюжета, по композиции и по художественному исполнению. При взгляде на это произведение глаз зрителя прежде всего привлекает изображение Иисуса Христа, сидящего на троне.

По правую руку от Него стоит Пречистая Его Матерь, действительная Заступница усердная рода христианского. По левую сторону Господа стоит Предтеча Его; он не коленопреклоненный, как на картине Владимирского собора, а изображен стоящим рядом с Иисусом Христом. Вся его поза и выражение лица показывают, что и он здесь является защитником и ходатаем за род людской. Под этой центральной группой находится изображение Ангела в белых одеждах с весами и свитком добрых дел в руках. Здесь Васнецов решил заменить грозного Архангела Владимирского собора кротким Ангелом, постоянным хранителем людей. Впереди него изображена трепещущая от страха фигура человека, стоящая в гробу.

Ужас, выраженный на лице этой фигуры, невольно передается зрителю. Рядом с Ангелом-хранителем стоит сам владыка преисподней — сатана. Левой рукой он судорожно прижимает к груди свитки с записями грехов людских, а правой рукой кладет один из свитков на чашу весов. Его руки и вообще вся его поза здесь очень выразительны. В них чувствуется страх, злорадство и чувство своей слабости по сравнению с Ангелом Господним. Но лицо сатаны здесь довольно неудачно. Ведь сатана — денница — Люцифер (светоносец) был прекрасен, и если бы Васнецов изобразил его менее уродливым и вложил бы все сатанинское в одни глаза, — то было бы лучше. Боковые же части картины изумительны во всех отношениях. Правая часть изображает тех, кто услышал божественный голос: «Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира». И вот они легко «на облацех» идут в это уготованное им царство. Тут мы видим полное очарования изображение святой матери Софьи с ее тремя дочерьми. У ног Господа видны распростертые на земле наши праотцы Адам и Ева. Тут же праведные князья, епископы, иноки, миряне, исполнившие заповеди Господни. Один из епископов держит раскрытое св. Евангелие со словами: «Аз есть пастырь добрый, Пастырь добрый душу свою полагает за овцы». (Иоан. гл. 10, ст. 11).

Среди подвижников земли Русской виднеется изображение великого угодника Божия Сергия Радонежского, далее видны св. равноапостольные князь Владимир и княгиня Ольга и т. д. При взгляде на эту счастливую толпу невольно бросается в глаза отсутствие страха на их лицах. И опять нельзя не подивиться продуманности темы художником. Какой же у них может быть страх, когда их «ни скорбь, ни теснота, ни глад, ни гонение, ни беда, ни ярость зверей, ни меч, ниже огнь претяй, разлучити от Бога возмогоша; любовию же паче к нему, яко в чуждих подвизавшеся телесах, естество забысте, смерть презревше. Тем же и по достоянию болезней ваших, мзду приясте, Небесного Царствия наследники бысте». Эти люди, стремившиеся в течение всей своей жизни к Богу, к общению с Ним, видят Его тут «ни зерцалом яко же в гадании, а лицом к лицу». Вся группа освещена божественным райским светом (подобно тому, как в картине «Преддверие Рая»).

Полную противоположность этой группе праведников представляет собой левая часть картины — это грешники. Среди них мы видим лиц в священной одежде, женщин, царей, старых и юных. Но какая разница по сравнению с правой группой: чувство ужаса, невыразимого отчаяния и тоски написано на их лицах. Вот мы видим скрягу, который держит в руках золото, приведшее его сюда. Выше него видна фигура ханжи, лицемера, который в земной жизни прикрывал все свои «скаредные» дела изречениями из Священного Писания. Он и тут пытается прикрыться книгой св. Евангелия. Но напрасно! Это ему не поможет обмануть грозного и всеведущего Судью. Левей его еще две фигуры. Он — повидимому, какой-то библейский царь, вроде Ахава, а его спутница вроде библейской Иезавели. Выше их видно несколько фигур в монашеских одеждах. Глядя на толстое, круглое лицо одного из них, зрителю становится понятным, почему и он попал сюда и за что страдает теперь.

Описать с достаточной полнотой все лица, изображенные здесь художником, невозможно — их надо видеть, и только тогда можно получить полное представление о совершенстве этой картины. Вся эта группа так же освещена светом, но свет этот — ужасный отблеск огня геенского, языки которого видны в левом нижнем углу картины. Далее я считаю нужным обратить внимание на композицию этих двух картин В. М. Васнецова. Сам он по этому вопросу писал в описании «Изображения Страшного суда», что «исполнена картина согласно древним русским иконописным подлинникам», и влияние этих прекрасных подлинников особенно сильно чувствуется во втором варианте (Нечаевском). Если мы сравним эти две картины с изображением «Страшного суда» в древнерусской живописи, то увидим, что художник многое заимствовал. Например: «три подружки», или «человек, смотрящий одним глазом в ад, другим в рай» — как аллегорическое изображение человека, имеющего добрые дела при довольно большом количестве злых. Католические богословы отправляли его в чистилище «дондеже отсидится там», Васнецов же помещает его среди праведников, но изображает его привязанным к столбу. Делает это он на основании древних изображений Страшного суда, принятых нашей Православной Церковью. Но все эти заимствования не мешают этим картинам быть вполне оригинальными произведениями Виктора Васнецова с сохранением всех свойств и особенностей его таланта.

В заключение можно сказать вообще о религиозном искусстве Васнецова и о его важности для нас. Если мы назовем иконопись Васнецова глубоко национальной, то это будет слабое обозначение ее сути. Иконопись его по существу, своими внутренними настроениями и исторической преемственностью примыкает к искусству древней Руси, являясь в то же время русским искусством XIX века. Лики святых на его картинах, в частности в обоих вариантах «Страшного Суда», написанные в византийском стиле, под его вдохновенной кистью прониклись неизгладимыми русскими народными особенностями. Греко- византийское стало славяно-русским, не противореча в то же время своей духовной сущности. Все, что было чужого, наносного и ненужного в религиозном русском доваснецовском искусстве, — потускнело и почти исчезло под обновляющим дыханием таланта Васнецова.

Тайна обаяния и убедительности васнецовской живописи заключается в подлинности русской стихии в его картинах и в той необычайной искренности и простоте, с какими художник подходит к разработке самых сложных религиозных сюжетов. Вот одна из громадных заслуг Виктора Васнецова перед русским религиозным искусством. И все его произведения этого рода, в особенности Страшный суд, для нас будут всегда одним из лучших памятников его вдохновенного религиозного творчества.

В заключение этой статьи сделаю краткий исторический обзор о древнерусских изображениях Страшного суда. Одним из древнейших изображений Страшного суда является фреска на стене храма Спаса Неретицы. Время ее написания определяется XII веком, автор ее неизвестен. Фреска эта, да и вообще вся живопись этого храма, написаны в византийском стиле. Но стиль здесь более беден по сравнению со стилем на фресках Софийского собора и Старой Ладоги. Затем в Русском музее, в Ленинграде, имеется фрагмент изображения Богоматери, сидящей на троне в окружении двух ангелов. Эта картина относится уже к XV веку Новгородской школы, автор точно так же неизвестен. В Дмитровском соборе, во Владимире, имеется изображение Страшного суда, написанное в XII веке.

Известный художник Андрей Рублев тоже написал «Страшный суд» для Успенского собора во Владимире в 1408 г. Эта его картина была испорчена и уже в наше время реставрирована. После него известный Дионисий также написал картину на эту тему для Ферапонтова монастыря, где необычайно красивы и нарядны и отдельные фигуры и группы. Такова, например, «группа праведников, идущих в рай». Время написания 1500—1502 гг. Вообще нужно заметить, что XV век был эпохой величайшего расцвета русской иконописи.

Кроме того, в Русском музее, в Ленинграде есть «Страшный суд» начала XVI века. Эта картина восхищает зрителя своим тонким цветным богатством. Автор ее точно неизвестен. Но, принимая во внимание совершенную технику картины, напоминающую манеру работы Дионисия, считают возможным допустить, что он сам и является автором этой картины. Из более поздних работ нужно отметить икону XVII века Ив. Паисеина с товарищи на стене Московского Успенского Собора. Но при взгляде на эту картину чувствуется уже упадок русского религиозного искусства, как в рисунке, так и в колорите, по сравнению с полными изящества и красоты фресками Рублева и Дионисия.

С. М. АЛФЕЕВ