МОИ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ЖИЗНИ

Что видел в Советской России? «Какие впечатления вы выносите из посещения родины?» — спрашивают меня русские люди.

Отвечаю: на эти вопросы нужно бы написать целую книгу о моих наблюдениях в течение месячного пребывания на родной земле, в Москве, Ленинграде, Калуге, Петергофе и других местах.

Сейчас, уезжая обратно в Америку, я ограничусь лишь самыми существенными впечатлениями. После напишу больше.

I. Церковный Собор

Он созван был для избрания патриарха всея Руси. Когда я приехал в Воскресенский храм в Сокольниках и вошел в середину его, мне представилось величественное зрелище. Под куполом заседали торжественно святители Русской Церкви по обе стороны храма. И я ощутил, что Церковь Божия стоит на «столпах» уже твердо. Дом Божий создан. Осталось покрыть его сверху святейшим патриархом, для чего и собрались святители. Не знаю душевных настроений их, — ибо я впервые узрел архиереев, но, однако, не укрылось от меня, что в их душах был устойчивый мир, спокойная твердость. Позади первого святительского ряда сидений поместились священнослужители тех же епархий, а за ними — и миряне. К сожалению, мне пришлось познакомиться лично лишь с несколькими из них. И среди них запечатлелись в моем сердце некоторые отцы и братия.

Еще меньше я ознакомился с мирянами. Но общее впечатление от них — было смиренное и согласное с пастырями и архипастырями единство веры, дисциплины и послушания. И при голосовании о кандидате в патриарха единодушно вставали от каждой епархии архиерей, за ним иерей, а сзади — мирянин церковный.

Сел я на свое место... Через некоторое время появился и Патриарший Местоблюститель, Митрополит Алексий. А после —и Святейшие Патриархи восточные пли их представители, сербский митрополит Иосиф... А после прибыл и румынский представитель Патриарха, епископ Иосиф. Так была представлена почти вся Вселенская Православная Церковь.

«Почти Вселенский Собор», — как говорили многие из нас. Не буду говорить, насколько торжественно встречали все восточных представителей Православия. Но невольно напрашивалась мысль: не перенес ли Глава Церкви, Господь Иисус Христос центр ее в Москву? Не суждено ли первопрестольной исполнить давнее пророчество инока Филофея: «Москва — третий Рим»? Конечно, это еще более и сильнее обязывает Русскую Церковь быть на деле достойной такого высочайшего положения в данный и ближайший момент истории. Но факт остается фактом: подобное собрание всей Церкви теперь могло быть лишь в белокаменной Москве. Радовало и единение в любви и согласии всех Церквей. Как давно мы, православные народы, отдалились друг от друга! Как мало было общения между нами! И вот теперь мы явились свидетелями объединения.

Конечно, мы не желаем и не примем панистического единодержавного властительства в Православной Церкви. Мы останемся навеки на принципе соборности, под единою Главою — Господом Иисусом Христом. Мы будем братьями, а Церкви — сестрами. Мы не заразимся мирским началом властолюбия. Не соблазнимся мнимым единством церковного аппарата, как католики. Мы пребудем в братской любви и взаимном почитании, ь— как говорит ап. Павел: «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью. В почтительности друг друга предупреждайте». (Рим. 12, 10). Но все же как не радоваться, когда мы, исторически отдалившиеся, теперь сближаемся снова? Велика милость Пресвятыя Троицы — Единицы.

А может быть, скоро будет создан и некий объединительный совещательный центральный орган из представителей всех Православных Церквей, о чем перед своею смертью предрекал великий усопший Патриарх Сергий в своей замечательной статье о том, что папа римский не есть «наместник» Христа на земле. Дай Бог этого!

Наконец, осталось еще одно значительное лицо на Соборе. Это — представитель советской власти по делам Православной Церкви, Георгий Григорьевич Карпов. Это верный представитель государственной власти, как и подобает ему быть таковым. Но сверх сего и лично это — человек совершенно искренний, откровенный, прямой, твердый, ясный, почему он сразу внушает всем нам доверие к себе, а через себя и к советской власти. Но и это еще не все. Он, как и вообще правительство, открыто желает помочь Церкви в устроении ее на началах Советской Конституции и в согласии с нуждами и желаниями церковного народа. Горячо верю и желаю ему полного успеха. И убежден: так и будет.

Сзади и кругом нас стояли тысячные толпы верующих. Но о них после.

Начались разные доклады. На втором заседании собора были выборы Патриарха. Каждый святитель с клириком и мирянином заявлял, что его епархия избирает в Патриарха Московского, и всея Руси митрополита Алексия. Заявления были твердыми. И совершенно понятно: Патриарший Местоблюститель был несомненным кандидатом. И был избран единогласно.

А я иногда осторожно обращал свой взор на него. Нарекаемый в Патриархи Святитель сидел спокойно и твердо. И лишь иногда лицо его становилось несколько бледнее, а ресницы краснели от подступавших слез.

Конечно, высока и ответственна кафедра Патриарха всея Руси.

Но потом лицо его снова успокаивалось. А я думал и думаю: так вот спокойно и мирно будет его патриаршее правление. Церковный корабль под его руководством поплывет мирно, благонадежно.

Не буду описывать других деяний собора: о них скажут иные. Я же обращусь к второму предмету — к народу.

II. Русский народ

За месяц общения с ним — на Соборе, в храмах, в вагонах, в метро, в трамваях, в частных посещениях, в беседах, в случайных встречах — я достаточно мог наблюдать родной народ и понять его. И скажу прямо: впечатления от народа — самое сильное, самое важное, что я увожу с собою с родины за границу. И прежде всего, скажу о верующих. Боже, какая горячая вера в них! И эта вера передается и к нам, служащим.

Я давно, давно не молился так усердно, с такой «зрячей верой», как здесь, среди этого духоносного «дома Божия», Церкви Христовой, «Тела» Его. Иногда слезы набегали на очи, а дыхание сжималось от приступавших рыданий радости и веры. Всякое слово богослужения оживало, точно огонь, в сердце и уме.

А когда читалась молитва о победе армии нашей, то просьба была дерзновенна пред Господом. Слова же о том, чтобы Он призрел в милосердии и щедротах на смиренные рабы «Своя», на этих исстрадавшихся в войне чад Своих, — то слезы снова, катились по щекам, и снова было трудно воздержаться от подступавших рыданий.

Да, воистину сзади нас стояли «смиренные рабы» Божии. И на кого жалостью наполнялось сердце к ним. И как сильно молилось о «милости и щедротах». И верилось, что они и будут. А когда я пришел в храм, где имел состояться Собор, и увидел «стены» народа, то без сомнения ощутил и понял: вот он — оплот веры и Церкви.

А что было, когда говорились им слова живой проповеди. Какое внимание. Какая жажда духовная. А нередко — и слезы, текшие по щекам и мужчин, и женщин. Горяча вера у русского православного народа. А благословение после литургий! Ведь по часу, чуть не по два, приходилось благословлять и благословлять этих чад Божиих. В давке, в тесноте, мокрые от поту, шли за благословением эти благочестивые люди Божии. Да, и теперь не только можно, но и должно сказать:

— Русь и теперь Святая. Да, и теперь я могу без всяких сомнений утверждать: жива православная вера в русском народе.

И не только в «простом» народе. Я десятки и десятки интеллигентных людей встречал за этот короткий четырехнедельный срок, сознательно и глубоко верующих христиан. Я почти повсюду видел их. И вообще пришел к несомненному убеждению, что не только в отдельных личностях, но и в широчайших толщах народа — вера жива и растет.

Но если даже обратиться вообще к русской душе, — независимо от вопроса веры, — то она захватила мой ум и еще больше мое сердце своей духовной красотою. Тысячи и тысячи примеров наблюдал я решительно везде эту «русскую душу». Сердечность, простота, скромность, дружественность светились почти везде. Стоило сказать где-нибудь ласковое слово приветствия, как в ответ на это почти мгновенно раскрывались уста сердечные, как лепестки розы навстречу теплому солнышку, и обливали вас дыханием и ароматом любви. И какой пламенной любви!

За границей мы ничего подобного давно не видали... Разве лишь в Патриаршей церкви в Париже, в подвальном нашем храме.

Какая жертвенность в русском народе. Только он мог отдать на фронт своих мужей, сыновей, братьев, отцов за дорогое отечество. Вместо же них везде женщины и женщины: в поездах, в трамваях, метро, в гостиницах, в чистке снега, в разборке дров, в плотницких работах, на проводке электричества, телефонов, на фабриках и заводах... Везде, везде. Как нигде в мире.

Это поразительное явление.

А какая сила терпения нужна для того, чтобы перенести неимоверные страдания во время войны. Не раз я слышал здесь от иностранцев, что они не смогли бы долго выдержать такого перенапряжения.

Советский народ стоял и стоит мужественно и достоит до конца. Велика сила в нем.

О, конечно, они устали... Сильно устали. У иных нервы натянуты сильно. Но и опять терпят твердо... И ждут конца войны. Он совсем уже близок, и народ верит в это... И как он радуется, когда ему подтвердишь близость конца войны. И в этой общей работе «на армию», «на победу» слились и Церковь, и государство, и верующие, и маловерующие, и неверующие.

Любовь к отечеству, борьба за свободу от немецкого ига, которое грозило России и всему миру, сплотило здесь всех в единый, могучий, несокрушимый фронт.

А Ленинград, «город-герой». Я видел его... И был поражен, как русские люди, окруженные отовсюду врагами, запертые в голодной блокаде, вынесли все беды и муки, но не дали врагу взять этот «город-герой». Мало того, они без перерыва готовили вооружение к тому моменту, когда сочли возможным разгромить армии людоедов-немцев... И разгромили... А какой был голод. Слушать было тяжко... И все вынесли.

Но кажется мне: не будет конца моим впечатлениям... Скажу опять, какой прекрасный народ на нашей родине. Поразительный. А дети, милые дети. Их везде множество. Новая молоденькая Русь уже явно растет. И какие у них жизнерадостные личики, умненькие глазки, живые движения, часто и красивые лица. И везде тепло одеты. Это будущее поколение растет не унылым, а радостным. Их отцы и матери страдали, а они, деточки, будут зато жить в мире и светлой радости. Как много хотелось бы рассказать о встречах с этим веселым молодым «народом». И многое я записал для памяти. Еще больше осталось незаписанным. Да, замечательные дети. А какие умные! Вот на-днях услышал рассказ одной матери. Четырехлетний ребенок спрашивает:

— Мама, а скажи мне, что такое «сознание»?

И мать созналась, что не сумела ему толково ответить на этот философский вопрос.

А попросите вы их провести к какому-нибудь жильцу во дворе: с такой милой охотностью они помогут вам.

Веселое, жизнерадостное растет молодое, новое племя.

...Вот каковы мои немногие впечатления... И уезжаю я в Америку спокойный и радостный за веру и Церковь. Горячо любящий русский народ. Благодарный советскому правительству. Убежденный еще больше в мощи народов Советского Союза и Красной Армии. Ждущий близкого конца войны и победоносного мира.

МИТРОПОЛИТ АЛЕУТСКИЙ И СЕВЕРО-АМЕРИКАНСКИЙ ВЕНИАМИН