КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Человек, обладающий тонким, музыкальным слухом, услыша фальшивую ноту, вздрагивает, как от физической боли. Истинный христианин, услыхав слова «кровавое воскресение», испытывает подобное же чувство. Светлые, радостные, пасхальные песнопения, ликующее «Христос Воскресе», сияющие белоснежные одежды Воскресшего Спасителя, чувство несказанного блаженства, охватывающее душу, вот что мгновенно вспоминает верующий человек, лишь только слуха его коснется святое слово «воскресение». И эти воспоминания дружным хором протестуют против слияния воедино божественного слова с полным мрачного сатанинского ужаса термином «кровавый».
Однако это «кровавое воскресение» было 9 января 1905 года, когда число это пришлось в воскресение. Ровно сорок лет назад. Не так уж давно, еще живы очевидцы этого трагического дня, а кажется, что целые века прошли с тех пор, так невероятно, так ужасно свершившееся. Выстрелы по безоружным. Со святыми иконами, с хоругвями, осеняя себя крестным знамением, шли эти безоружные, мирные, трудящиеся люди просить у царя правого суда и облегчения своей тяжкой участи. Но Зимний дворец встретил их... выстрелами. Белый, сверкающий на солнце радостными искрами снег дворцовой площади обагрился невинною кровию. Чистое, священное для всех христиан слово «воскресение» кощунственно осквернилось добавлением «кровавое».
«Свершилось нечто ни с чем несообразное, всем прискорбное и отвратительное, нечто ужасное», — так воскликнул современник страшного дня, очевидец его, недавно почивший Святейший Патриарх СЕРГИЙ в статье «9-е января 1905 года», напечатанной в журнале «Церковный вестник» в конце 1905 года. Этот великий человек, которому предстояло в недалеком будущем стать у кормила церковного корабля в ответственнейшее для нашей Русской Православной Церкви время, сразу же оценил по достоинству свершившееся и преисполнился священного гнева. Ему одному из высших иерархов тех времен, когда Церковь, подобно чистой горлице в когтях свирепого коршуна, страдала под «опекой» самодержавия, когда ряд высших иерархов охотно шел на поводу царского синодального обер-прокурора, надо было иметь большое гражданское мужество, чтобы одному выступить в печати с осуждением свершившегося. Но Святейшему всегда было чуждо чувство страха. Не трепетал он перед сильными мира сего, не страшился ни клеветы, ни осуждения. Совершая тот или иной поступок, обращаясь с тем или иным призывом, он радел лишь о том, чтобы этот поступок или призыв служил на пользу Матери Церкви и родному народу, которым всецело посвятил он свою светлую долголетнюю жизнь. И на этот раз, вынужденный несколько смягчить некоторыми туманными выражениями грозно обличающий смысл своей статьи, чтобы донести огненное слово до подлинного народа, он осудил кровавый день, не думая о последствиях своего выступления для себя лично. Его мужество дало возможность Церкви Христовой высказать свой истинный взгляд на Девятое января, дабы никто не смел считать Ее сочувствующей кровавому делу. И за это мы, современные православные русские люди, отвешиваем великому старцу низкий, земной поклон. Сколько сочувствия к народу, в те времена так жестоко обездоленному, в словах его статьи: «Виноват ли доверчивый народ, в жизни которого всегда есть много неустройства, лишений и обид, и которому всегда есть с чем пойти и просить себе милости и защиты, виноват ли он, что и на этот раз собрался и пошел просить о своих нуждах?» Сколько глубокой, благородной скорби в восклицании: «О, если бы не было этого дня в нашей истории!» Сколько священного негодования в выборе эпиграфа к статье: «День этот да будет тьмою... и ночь та — да обладает ею мрак, да не сочтется она во днях года, да не войдет в число месяцев». (Ио. III, 46). Объединим же в одной заупокойной молитве имена невинных жертв и Великого Святителя, не убоявшегося поднять свой голос в их защиту и в осуждение преступников.
«Со святыми упокой, Христе, души усопших раб Твоих»... Вечная память, вечная память, вечная память!
СВЯЩ. М. ЗЕРНОВ
